Виталий Полищук - Частная (честная) жизнь, или Что выросло, то… увы!
В самом начале разговора я узнал, что все его родственники постепенно уехали кто в Израиль, кто в США, а старшая внучка, выйдя недавно замуж, перебралась с мужем аж в Австралию… А Яков Моисеевич все тянул с переездом, хотя его и звали все родные – никак не мог решиться…
– Я ведь, Витя, последний Бридих в этом городе. Из живых, конечно… А на кладбищах нас лежит ого-таки сколько… И я считаю, память жива до тех пор, пока могилы охраняет хотя один живой. Ви так не считаете?
Ах, милейший Яков Моисеевич! Только такой старый умный еврей мог найти именно ту больную тему, которая настолько близка собеседнику, что обязательно разговорит его и заставит выложить о себе все, без утайки…
Я и рассказал ему все. Как работал под землей, как в результате ежегодно растет кладбище в городе Славограде…
А когда мы выпили по паре рюмок, под вишневую наливочку я рассказал и свою жизнь за последние шесть лет.
Я рассказал ему все – про Ваню и Женю, про их дядю и брата Юрия Борисыча, про то, как и почему оказался изуродованным в этой квартире в Барнауле…
Конечно, я не назвал ему настоящей фамилии и должности Кудрявцева. «Могущественнейший и богатейший человек России» – так отрекомендовал я его.
Бридих, слушая меня, то изумлялся, поднимая и складывая домиком густые черные брови, то в расстройстве за меня сводил их в линию… При этом он то и дело поправлял пальцем сползающие на кончик носа очки и, качая головой, все подливал наливку, приговаривал:
– Это же надо…
Закончил рассказ я, когда уже стемнело. Мы включили свет, Яков Моисеевич заварил свежего чая, и, разлив по чашкам, сказал:
– Да-а, Витя… А как же мальчик, с ним что?
– Не знаю, Яков Моисеевич. Вот Ваню мне забыть трудно, но это нужно сделать обязательно. Если я хотя бы как-то свяжусь с ним, немедленно всплывет история с гаражем и то, что со мной сделали. Представляете, что произойдет после этого в семье?
– Да-а, не позавидуешь вам… Но ви правы – вам предстоит как бы начать жизнь заново, с чистого листа… А иначе – как? Из прошлого у вас лишь только живые и мертвые из давних времен, но прошлым жить нельзя – поверьте мне, старику…
Вам сейчас нужно много думать, Витя. Думать и пытаться найти себя. Найти какое-то дело, заняться чем-то… Это и отвлечет вас от воспоминаний и угрызений совести – как-никак, а мальчика ви бросили… Хотя и правы – только так и можно было поступить – исчезнуть! Сколько лет ребенку?
– Да уже в шестой класс пойдет…
– Ну, как бивший врач-психиатр, правда – не детский, а вполне даже взрослый, я вам ответственно заявляю – с психикой мальчика все будет в порядке. А вот-таки эмоциональная сфера… Ну тут уж должна будет действовать мама!
А посему – с чистой совестью начинайти жить сначала, Виктор! Ви-таки заслужили нормальной спокойной жизни, уж поверьте мне!
Так началась наша с Яковом Моисеевичем дружба. В дальнейшем я не раз пользовался советами, да и помощью этого старого мудрого человека…
Что касается квартиры, именуемой коммунальной… то фактически мы жили, можно сказать, одной семьей.
Глава 24-я
Нет в нашем городе летом красивее места, чем Ленинский проспект!
Он разделен посередине аллеей, окаймленной с обеих сторон газонами с ярко-зеленой травой. Тротуары слева и справа затеняют линии могучих тополей, а на обоих газонах высажены рядами березки.
Метут дворники проспект затемно, так что к восходу солнца он чист, его покрытие полито водой, а воздух наполнен ароматом листьев.
Но это – часов с 4-х до примерно 8-ми утра, пока потоки автомашин не насытят свежий утренний воздух выхлопными газами.
Каждое утро меня должен был будить автоматически включающий программу вещания телевизор, но он почти всегда опаздывал. Деликатнейшим стуком в мою дверь меня будил Яков Моисеевич, который вставал около пяти утра, собирал свои дачно-огородные принадлежности и в половине шестого уже стоял у моей двери.
Пора было идти на утреннюю прогулку, которую я осуществлял до завтрака, а завтракал я примерно в половине девятого утра.
Все уже поняли, что задачей прогулки было осуществить ее до того, как проспектом завладеют автомашины.
Я быстро одевался и помогал Якову Моисеевичу дойти до остановки. При этом у меня на левом плече был его рюкзак, правая же моя рука была занята тростью.
Яков Моисеевич нес все остальное.
На остановке, что напротив краевого управления милиции, я сажал старика в первый автобус номер 55, и он ехал на нем на Гору – когда-то так называли зону отдыха на берегу Оби. Здесь были расположены многочисленные садоводства, в одном из которых был сад Бридиха.
После отхода автобуса я переходил проспект до середины и неторопливым прогулочным шагом, размышляя, шел по центральной аллее проспекта в сторону площади Советов и ниже, примерно до здания городской администрации.
Здесь я садился на лавочку возле памятника героям гражданской войны, и размышлял. О себе, о других, строил планы.
Когда шум проходящих мимо автомобилей напоминал, что пришло время завтрака, то есть – пора возвращаться, я садился на автобус и ехал вверх по проспекту несколько остановок до дома.
Обычно у себя я оказывался сразу после восьми часов, завтракал, потом занимался домашними делами – ходил на рынок и в магазины, готовил обед для себя и ужин – на двоих.
Вечерняя прогулка начиналась после ужина, часов в восемь вечера, и завершалось на автобусной остановке возле дома, где в оговоренное время я встречал Якова Моисеевича. С поклажей – овощи, ягоды, ближе к осени – фрукты.
Распределив тяжести, мы шли домой.
Затем Яков Моисеевич ужинал на кухне, попутно рассказывая мне новости, почерпнутые им за день в ходе общения с соседями по саду, а я сидел напротив него, пил чай и слушал. Обычно думая о своем.
После этого мы расходились по комнатам до следующего утра.
Телевизор я смотрел мало, а новости не смотрел по телевизору и не слушал по радио вообще.
Слишком часто упоминался в новостях Кудрявцев. А это вызывало у меня… ну, вы сами понимаете, какие чувства.
Так что я перед сном перечитывал старые книги.
Так проходило лето. Я почти забыл Ваню, но все никак не мог придумать, чем бы заняться.
Решение пришло внезапно, когда однажды за ужином Яков Моисеевич, рассказывая, что он собирается делать вишневую наливку по новому рецепту, упомянул, что рецепт дал ему старик – сосед, бывший писатель.
«А почему бы мне не попробовать писать? – подумал я. – Я с десяток лет назад уже написал несколько научных и научно-популярных книжек и мне говорили, что у меня – хороший литературный язык!
Так почему бы мне не попробовать писать прозу? Скажем, романы?
Наутро во время прогулки у меня уже возникла сюжетная идея, и чем больше я над ней думал, тем сильнее верил, что роман обязательно получится!
Вернувшись после прогулки, я не мог не поделиться своей идеей, и позвонил в Новосибирск Паше Гуриянову. Павел мою идею одобрил и сказал, что я просто-напросто попал в яблочко.
Потому что именно в данный момент «группа товарищей», как он выразился, решила возрождать культуру Западной Сибири и начинать хочет именно с организации издательской деятельности.
– Приезжай в Новосибирск, немедленно! – кричал в трубку Павел. – Я тебя с ними познакомлю!
– Рано, Паша, – приходилось громко говорить в трубку и мне, чтобы он мог меня услышать. – Давай договоримся так. Я подумаю над сюжетами пары-тройки романов и начну писать первый. А вот когда напишу хотя бы десяток глав и пойму, что у меня получается и не стыдно встретиться с будущим издателем, вот тогда ты меня со всеми и познакомишь.
– Давай я приеду к тебе! – принялся уговаривать меня Паша. Чувствовалось, ему хотелось представить меня своим знакомым прямо сейчас…
Но я отказался наотрез.
– Договоримся так, – подвел я черту разговору. – Писать я буду по утрам, примерно до 12-ти часов. Во время прогулки буду обдумывать очередную главу, заметочки на ходу черкать в блокноте, так что жду тебя примерно через три недели часов в двенадцать, короче – к обеду.
Думаю, через три недели у меня будет, что показать тебе. Тогда же решим и с временем встречи с твоими товарищами…
На том и порешили.
Мою затею горячо одобрил Яков Моисеевич.
– Это то, что как раз для вас, Витя, – говорил он. – Опыт работы над текстами у вас есть, жизненный опыт – потрясающий, кому же пробовать писать, как не вам?
И я начал писать свой первый роман. Назывался он – «Подземная непогода», и был посвящен будням моих коллег, работавших на предприятиях Минсредмаша.
Конечно, это вовсе не был так называемый «производственный роман», какие были модными еще четверть века назад, в советское время.
