Терри Персонс - Темная зона
– Агент Сент-Клэр? – Священник оказался худеньким человечком лет шестидесяти, ростом еще ниже Бернадетт. Венчик седых волос парил вокруг его розового влажного лица. За очками в проволочной оправе мутнели глаза, которые, казалось, давным-давно созрели для операции по удалению катаракты.
Пастор протянул костлявую ручку, и она пожала ее, не снимая перчаток.
– Спасибо, что выбрали время, святой отец.
Выпустив ее руку, священник направился к боссу. Тут он, вытянувшись во весь свой малый рост, закинул руки на плечи Гарсиа. Отец Пит со стороны казался ребенком, обнимающим отца, зато голос его звучал как голос дедушки, выговаривающего своему нерадивому внуку.
– Как ваши дела, Энтони? Почему не приходите навестить меня? Я вас уже с месяц не видел в церкви.
– Простите, – сказал Гарсиа, лицо которого запылало. – Дела.
Отпустив Гарсиа, отец Пит указал на одинокий обеденный столик, стоявший между баром и дорожками:
– Я заказал нам пиццу и немного газировки.
Бернадетт с Гарсиа подошли к столику, квадрату пластика, окруженному четверкой складных металлических стульев. Они подождали, пока сядет отец Пит. Гарсиа занял место по правую руку от священника, а Бернадетт – по левую. В нескольких шагах от них не прекращали свою гулкую жизнь дорожки: катящиеся шары, удары, стук падающих кеглей, крики игроков, жужжание заново устанавливаемой пирамиды.
– Как вам игралось? – спросила Бернадетт, стягивая перчатки и засовывая их в карман куртки.
– Неплохо, – улыбнулся отец Пит. – Я все время выбивал по двести очков с гаком.
– Мне стоило бы поучиться у вас, – отозвался Гарсиа, расстегивая пальто.
– И как это вас угораздило устроить боулинг под школьным спортзалом? – поинтересовалась Бернадетт.
– Пятьдесят лет назад был у нас священник, любивший катать шары, – ответил пастор. – Школьники это обожали. Мы и пустили помещение для физкультуры под зал для боулинга.
Рядом со столиком возникла грудастая веснушчатая официантка с маслянистым кругом запекшегося сыра в руках. Она поставила пиццу посреди квадрата столешницы.
– Спрайт сгодится, сфятой офец?
– Чудесно, Элизабет, – кивнул пастор. Девушка направилась обратно к бару. – И пожалуйста, салфетки и тарелки, – попросил он.
Элизабет вернулась с тремя банками газировки и пачкой салфеток – про тарелки она забыла.
Бернадетт с Гарсиа потянулись было к пицце, но смущенно отдернули руки, когда пастор произнес:
– Вознесем благодарствие.
Все трое перекрестились, опустили головы, молитву же читать оба агента доверили священнику.
– Благослови нас, о Господи, и сии дары твои, кои предстоит нам вкусить от щедрости Твоей благодаря Господу нашему Христу. Аминь.
– Аминь, – эхом откликнулись Гарсиа и Бернадетт и снова перекрестились.
– Приступим к трапезе, – сказал отец Пит и, подцепив кусок пиццы, свернул его пополам и отправил в рот.
Бернадетт взглянула на часы над баром, несоразмерно большие, видимо, взятые из школьного спортзала. Это дело надо подтолкнуть. Сделав глоток спрайта, она поставила банку на стол и ринулась вперед.
– Из вашего с Тони… с Энтони телефонного разговора я поняла, что этого отца Куэйда вы знаете только по слухам, никогда не сидели с ним рядом и не вели бесед.
– Беседовать мы никогда не беседовали, но пару раз я попадал на его… представления. Очень хорошо помню, как первый раз пришел в его церковь. Я был одет как простой мирянин, так что он не догадался, что я священник. Если бы знал, то, возможно, убавил бы пыл.
– Убавил пыл? – переспросил Гарсиа.
Пастор кивнул и потянулся за следующим куском пиццы.
– Должен отдать ему должное: его проповедь была кратка. Без лишних слов и в точку. Никаких неясностей в том, что он хотел донести пастве. Десять заповедей – это не внушение. Поступи вопреки правилам – и кара воздастся по прегрешению. Библия – последнее слово. «Глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу, обожжение за обожжение, рану за рану, ушиб за ушиб… Я воздам вам по плодам дел ваших». Ну и так далее.
Гарсиа с Бернадетт переглянулись.
– Звучит знакомо, – заметила Бернадетт.
Отец Пит отпил газировки и продолжил:
– Потом он повторил официальный катехизис церкви: смертная казнь оправдана при определенных ограниченных обстоятельствах – если она является единственным способом надежно защитить человеческие жизни от неправедного зачинщика. Однако обстоятельства эти редки либо вовсе не существуют, поскольку государство знает, как поступать с преступниками.
– Как я понимаю, на этом он не остановился, – проговорил Гарсиа.
Пастор покачал головой.
– Потом он уведомил свою паству о фактах: современное общество породило зверей, остановить которых можно одним-единственным способом – с помощью смертной казни.
– Эта часть его проповеди, полагаю, церковному руководству не понравилась, – высказала предположение Бернадетт.
– Точно. Он даже заработал себе мерзостную кличку. – Отец Пит откусил еще кусок пиццы, прожевал, проглотил и произнес: – Падре Смертная Казнь.
– Мило, – хмыкнула Бернадетт.
– Надо отдать должное епископам: они пытались воздействовать на него. – Пастор промокнул салфеткой уголки рта. – Настояли, чтобы он высылал им по электронной почте свои проповеди перед оглашением и при необходимости их редактировали. В таких условиях прошло несколько недель, и у иерархов сложилось впечатление, будто Куэйд снова взялся за свое. Выяснилось, что он посылал им фиктивные проповеди, а с кафедры продолжал нести свой отдающий серой вздор.
– Упрямый, – заметил Гарсиа.
– Сердитый, – поправил отец Пит. – Впрочем, по-настоящему он мягким местом в кипяток попал из-за своей лоббистской кампании.
– Лоббистской? – переспросила Бернадетт.
– Прямо на Холме, в законодательном собрании. Там-то я и выдержал еще одно его представление во время законодательных слушаний.
Гарсиа взял клинышек пиццы и положил его на салфетку.
– А что были за слушания?
Отец Пит отпил газировки.
– Всякий раз с интервалом в несколько лет то один, то другой законодатель пытаются добиться восстановления смертной казни в Миннесоте. Тщетная суета, разумеется. Здесь такого никогда не случится.
– Отец Куэйд выступал на слушаниях? – спросила Бернадетт.
– В пользу высшей меры, – кивнул пастор.
– А вы сидели с противоположной стороны аудитории? – понимающе поинтересовался Гарсиа.
– Вместе с самим архиепископом.
Бернадетт изогнула брови.
– И какова же суть свидетельства отца Куэйда?
– Ну, если бы мне пришлось давать ему характеристику… – пастор сделал еще глоток, поставил банку и прикрыл рот рукой, отрыгивая, – я бы описал его выступление как основательно подкрепленное Ветхим Заветом, точь-в-точь как и его проповеди.
– Одну минуту, подождите. Я не уловила. Библия есть Библия, и это Библия. Верно? Ветхий Завет, Новый Завет – разве и там и там не одно и то же говорится про смертную казнь? – спросила Бернадетт.
Гарсиа тут же вмешался:
– Если я ошибаюсь, то поправьте меня, отец Пит…
– Я всегда так и поступаю, сын мой.
– Одна школа мысли утверждает, что высшая мера дозволяется в Ветхом, но не Новом Завете. Существует иной лагерь, утверждающий, что она дозволяется в обеих книгах.
– Не дозволяется, – возразил пастор. – Предписывается! Предписывается в обеих книгах. На такую позицию встал Дамиан Куэйд, идя вразрез с позицией его собственной церкви. Он был, если одним словом, еретик.
– А выдвигал отец Куэйд кого-либо в кандидаты на скамью смертников? Называл какие-нибудь имена? Выказывал как-то личное пристрастие? – спросила Бернадетт.
– Мне известно, что у него была в жизни какая-то трагедия, которая вдохновила его на поиски справедливого возмездия, но я опоздал на слушания и застал лишь вторую половину его выступления, когда он размахивал Праведной книгой направо и налево и разглагольствовал о библейской справедливости. – Отец Пит осушил банку спрайта до конца. Не выпуская ее из рук, он продолжил говорить: – И между прочим, нет никакого отца Куэйда. Уже больше нет.
– Уволили? – спросила Бернадетт.
– Оставил священство, прежде чем его погнали бы взашей. – Отец Пит принялся сгибать и разгибать язычок открывашки на крышке банки из-под газировки.
– Тяжко одновременно быть приходским священником и законодательным лоббистом смертной казни, – заметила Бернадетт.
– А еще и тюремным священником, – добавил пастор, отломав открывашку и кинув ее в банку.
Гарсиа откинулся на спинку стула.
– Зачем ему понадобилось заниматься этим, когда он дошел до Капитолия, стремясь снова пустить ток на электрический стул?
