Хэрри Грей - Однажды в Америке

— Ну ладно, давайте вначале решим с Химмельфарбами. У них свои собственные проблемы, и их не интересуют наши дела.

Представитель Химмельфарбов сказал:

— Мы можем подождать. Занимайтесь своим делом, мистер Макс. Это очень интересно. Вы обсуждаете замечательное дело. — Он обратился ко мне: — Пожалуйста, продолжайте, мы не хотим мешать вашему разговору, мистер Башка.

Я вежливо улыбнулся:

— Нет-нет. Мы и так заставили вас долго ждать. В чем заключается ваш вопрос?

— Ну, значит, так, — начал Химмельфарб. — Наши дела идут вяло, очень вяло. — Он откашлялся. — И наши доходы — это совсем не доходы. Поэтому, зная, что у вас, ребята, есть множество способов сделать деньги, мы подумали, что, может быть, вы согласитесь предложить нам какое-нибудь новое дело. Что-нибудь такое, что приносит хорошую прибыль. Какое-нибудь дело, до которого у вас самих из-за занятости не доходят руки. У нас есть деньги, которые мы можем вложить в настоящее, хорошее предприятие. Ведь верно?

Он посмотрел на своих братьев. Те энергично кивнули и льстиво улыбнулись. Мне даже стало немного жаль их. Уж слишком они были доверчивы.

Макс вынул изо рта сигару и, задумчиво потирая подбородок, произнес:

— Вот что я вам скажу, Химмельфарбы. Дайте мне подумать денек-другой. Может быть, я что-нибудь соображу. Загляните на всякий случай завтра, ладно?

Макс, подобно хорошему рыболову, старался не перегрузить леску. Он их уже подсек и теперь потихоньку раскручивал катушку.

Химмельфарбы согласно кивнули в ответ и сгрудились тесной кучкой, оживленно перешептываясь и размахивая руками. Не глядя на них, мы продолжили разговор о возможной недельной прибыли, которую может дать печатная машина. При этом мы громко оперировали астрономическими цифрами, и братья становились все более и более возбужденными. Наконец они не выдержали.

— Извините меня, мистер Макс, — произнес один из Химмельфарбов. — Может быть, вы позволите нам взять некоторые из этих десятидолларовых бумажек, лежащих на полу?

Макс щедро махнул рукой:

— Конечно! Угощайтесь. Их изготовление обходится всего в двадцать пять центов за штуку.

— И все? — спросил Химмельфарб. — Боже всемогущий! Вот это прибыль!

Тут вмешался я:

— Вообще-то, правительству Соединенных Штатов изготовление таких бумажек обходится в один цент. Это потому, что у них более мощные печатные станки и они больше производят. Вы ведь понимаете, да? Вы же сами производители. Чем больше производишь, тем дешевле обходится — правило любого производства, верно?

Все трое энергично кивнули.

— Кстати, Макс, — добавил я, — насколько я понимаю, Профессор использует более качественную бумагу, чем правительство. Поэтому и стоимость производства у него выше.

Я тут же подумал, не перегнул ли палку, и внимательно посмотрел на братьев. Нет, по их виду можно было уверенно сказать, что они заглотили не только крючок и грузило, но и всю леску до самого удилища. Самый молодой из братьев отважно выступил вперед.

— Мы слышали, как вы разговаривали о производственном помещении. У нас есть помещение, идеально подходящее для производства денег, мистер Макс.

— Ну, я не знаю… — неуверенным тоном произнес Макс. — Нам не нужны партнеры. Но, с другой стороны, мы очень загружены другими делами. — Макс вопросительно посмотрел на нас.

— Прибыли хватит на всех, Макс, — ответил я. — Мне братья представляются достаточно надежными людьми.

Старший из Химмельфарбов поддержал меня энергичным кивком:

— Да, мы можем представить множество рекомендаций.

— Ну, я не знаю… — протянул Макс и замолчал, с задумчивым видом потирая подбородок и делая вид, что занят напряженными поисками верного решения. Выдержав паузу, он продолжил: — Хорошо. Вот что я вам скажу. Я беру вас в дело, прибыль пополам. Машина стоит тридцать пять тысяч. Я вношу двадцать, а вы, парни, только пятнадцать, поскольку мы будем использовать ваше помещение. Согласны?

Макс видел, что эта рыба уже не уйдет, и стал энергично подтягивать ее к берегу. Он извлек пачку денег из кармана и, отсчитав двадцать тысяч на глазах у изумленных братьев, небрежно сунул их старшему Химмельфарбу со словами:

— Все деньги будут у тебя. Будешь нашим казначеем, ладно? Давайте обмоем наше сотрудничество.

Макс не давал им опомниться. Он уже посадил рыбу в садок и теперь закрывал крышку.

Косой вышел в зал, чтобы распорядиться, и вскоре появился Толстый Мои с подносом. Мы дружно выпили за успех. Младший из братьев начал суетливо сновать по комнате и, приговаривая: «Это ведь только образцы, верно?», собирать разбросанные по полу купюры…

Я заметил, что у Макса это вызвало легкую тревогу. Он подхватил младшего брата под руку и начал произносить речь, одновременно оттесняя Химмельфарбов к выходу:

— Я вам вот что скажу: пройдитесь по магазинам и зайдите в Паблик Нэйшнл Банк, проверьте там эти образцы. Не забывайте, что сегодня суббота и банк открыт только до обеда. Где-нибудь через час возвращайтесь, а я пока договорюсь с Профессором о доставке печатной машины прямо к вам, на место. Хорошо, партнеры?

При слове «партнеры» их лица расплылись в улыбках. Могу себе представить, как они возгордились: быть партнерами легендарного Большого Макса, человека, которого все боятся и уважают. Да, Большой Макс, миллионер-бутлегер и владелец игровых автоматов, человек, у которого денег как грязи и который с этими деньгами соответственно и обращается, человек, к которому с почтением относятся политики и полиция, профсоюзные боссы и бандиты, этот человек — их партнер! Лица братьев раскраснелись от гордости. Возможно, они думали, что теперь им никто не страшен, что они могут послать к черту кого угодно — они партнеры Большого Макса. Я видел, что они с трудом справляются с охватившим их радостным возбуждением. Старший Химмельфарб встал в позу оратора.

— Это великая честь — быть вашими друзьями и партнерами, мистер…

Макс не дал ему договорить и скромно произнес:

— Называй меня просто Максом.

Химмельфарб неуверенно хихикнул и сказал:

— Хорошо, друг мой Макс. Мы через час вернемся. До свидания, мистер Башка. До свидания, партнеры.

Я наслаждался комизмом ситуации, наблюдая, как Макс, дружелюбно похлопывая братьев по спинам, этим же самым движением выпихивает их за дверь.

Они ушли, пересмеиваясь и оживленно размахивая руками. Как только дверь за ними закрылась, Макс щелкнул пальцами, подзывая Косого:

— Быстро за ними. И не спускай с них глаз. В кармане у этих уродов лежат мои двадцать тысяч.

Косой устремился вслед за братьями. Макс подошел к телефону и связался с Профессором, который, к счастью, оказался на месте, у себя в магазине. Макс сказал, что у него есть деловое предложение, и Профессор пообещал прибыть минут через двадцать. Макс сунул нам с Простаком по сигаре, подождал, пока мы их раскурим, и спросил:

— Ну, что скажете?

— Похоже, что все хорошо, — ответил я. — Они — типичные бизнесмены. Готовы пойти на что угодно, лишь бы честно заработать немного денег.

— Эти тупицы уже не переиграют, они полностью наши, — добавил Простак.

Профессор был точен. Он явился ровно через двадцать минут. Мы все по очереди обменялись с ним вежливыми рукопожатиями. Это отвечало его характеру. С годами он сильно изменился, в основном — к лучшему. В его манерах появилась утонченность, хотя внешне он оставался все тем же низеньким, коренастым, самоуверенным итальянцем средних лет с отвислыми усами. Его окружала атмосфера преуспевания, уверенного спокойствия и здоровья. Он стал настоящим космополитом: мы знали, что он много путешествует, продавая свои печатные станки и жульнические игры простофилям и корыстолюбцам всего мира. По слухам, у него были связи практически со всеми крупными преступными организациями и братствами в Италии, Англии, Франции. Был он знаком и с некоторыми из наиболее известных членов нашей организации.

— Выпьете, Профессор? — спросил Макс.

Сделав изящный жест рукой, Профессор произнес:

— Немного сухого вина.

Он выдерживал роль, забыв, что мы отлично знали его по прошлым временам.

Макс озадаченно взглянул на Простака. Тот пожал плечами и спросил:

— Вы имеете в виду простое красное вино, Профессор?

Профессор утвердительно кивнул и сверкнул белозубой улыбкой.

— Вообще-то мы до сих пор называем его красным гвинейским, — сказал Макс. Профессор рассмеялся.

— Мне приходится заново привыкать к вашей американской терминологии. Красное гвинейское — это было нечто экстравагантное. Вообще-то я, как правило, предпочитаю не одурманивать себя алкоголем, а уж если выпиваю, то мои вкусы не выходят за рамки общепринятых, поскольку я вырос в простой крестьянской семье, но, — тут он придал голосу подобающий эмоциональный оттенок, — наибольшее наслаждение в своей жизни я получаю, облапошивая аристократов любыми доступными мне способами.