М. Кэри - Новая эра Z
36
Учитывая, насколько плохо все началось, их вторая ночь на дороге куда лучше первой, по крайней мере, по мнению Хелен Джустин.
Для начала, у них есть еда. Но еще удивительней то, что они могут приготовить ее, потому что в крошечной кухне имеются газовые баллоны. Тот, который подключен к плите, уже пуст, но рядом стоят два полных, и они за долгие годы не дали утечку.
Трое из них – Джустин, Паркс и Галлахер – нашли консервный клад в кухонных шкафах при свете фонариков и почти полной луны. Они с удивлением и отвращением перебирали новые позиции в неожиданно обновленном меню. Джустин начала проверять сроки годности, которые все истекли уже более десяти лет назад, но Паркс настаивает, что с консервами все в порядке. Если не со всеми, то с некоторыми точно, по закону золотой середины. Те банки, что будут действительно плохо пахнуть, можно выбросить и продолжать открывать все подряд, пока не найдут что-нибудь съедобное.
Джустин взвешивает риски, сравнивая их с абсолютной уверенностью в белково-углеводной смеси номер 3. Взяв консервный нож, найденный в ящике, она начинает открывать банки.
Не считая нескольких ужасных моментов, теория Паркса сработала. Спустя тридцать или сорок банок они нашли съедобную говядину в соусе с молодым картофелем, запеченные бобы и мягкий горох. Паркс зажигает огонь от искры из трутницы – спасибо тебе, господи, ведь ей уже, наверное, лет сто. Галлахер готовит, а Джустин в это время протирает от пыли тарелки и столовые приборы и моет их под чистой водой из консервной банки.
Мелани и Колдуэлл не принимают в этом участия. Колдуэлл сидит на стуле в комнате отдыха, кропотливо снимая повязки с рук. Она занимается этим с яростью, не утруждая себя отвечать, когда кто-то с ней заговаривает. Можно было бы поверить, будто она обиделась, но, по мнению Джустин, так выглядит чистая задумчивость. В которую погружена доктор.
Мелани в соседней комнате, которая раньше была игровой для детей, где они коротали время, пока родители находились здесь в качестве гостей или заключенных. С того момента, как они зашли в госпиталь, она вела себя тихо и немного скованно. Каждое слово приходилось выдавливать из нее. Паркс наотрез отказался снимать с нее наручники, но в комнате, по крайней мере, висели плакаты на стенах, которые можно разглядывать, и остатки ярко-красного пуфика (кресло-мешок), на котором можно сидеть. Ее лодыжки опять привязаны к батарее при помощи относительно короткой цепи, дающей ей свободу передвижения в пределах круга с диаметром около семи футов.
Когда еда готова, Джустин приносит тарелку Мелани. Девочка сидит на пуфике, скрестив ноги, ее ярко-голубые глаза внимательно разглядывают плакат, на котором изображены полевки, землеройки, барсуки и другие представители дикой природы Британии. На макушке у нее появился светло-желтый пушок. Из-за него она стала похожа на только что вылупившегося птенца.
Пока Мелани ест, Джустин сидит рядом. Колдуэлл считает, что голодные усваивают только белок, поэтому несколько кубиков говядины пришлось очистить от соуса и прямо так положить в тарелку.
Мелани немного волнуется из-за того, что мясо горячее. Джустин дует на каждый кусочек, прежде чем скормить его девочке, просунув вилку через стальную решетку на лице. Мелани не выглядит очень довольной, но вежливо благодарит Джу-стин.
– Долгий день, – отмечает Джустин.
Мелани кивает, но ничего не говорит.
Теперь, когда с едой покончено, Джустин показывает Мелани, что ей еще удалось найти. В некоторых комнатах осталась одежда в гардеробе или в ящиках. В одной из палат, видимо, лежала девочка – вероятно, немного младше Мелани, но размер примерно совпадает.
Мелани молча смотрит на одежду, что ей протягивает Джустин. Мрачность и отрешенность никуда не исчезли, но вещи, очевидно, завораживают ее. Розовые джинсы с единорогом на заднем кармане. Голубая футболка с девизом РОЖДЕННЫЙ ТАНЦЕВАТЬ. Куртка летчика, тоже почему-то розовая, с застежками на плечах и карманами повсюду. Белые трусы и радужно-полосатые носки. Спортивные штаны с блестками.
– Тебе нравится? – спрашивает Джустин. Мелани не отвечает, но ее взгляд прыгает с одной странной вещи на другую, изучая или сравнивая их.
– Да, – говорит она. – Вроде да. Но… – она начинает колебаться.
– Что?
– Я не знаю, как их надеть.
Конечно. Мелани никогда не носила одежду с кнопками или на молнии. Да и в наручниках это невозможно сделать.
– Я помогу тебе, – обещает Джустин. – Сейчас уже поздно, но утром, перед тем как мы отправимся в дорогу, я попрошу сержанта Паркса развязать тебя на несколько минут. Мы вытащим тебя из этого заплесневелого старого свитера и наденем эту красоту.
– Спасибо вам, мисс Джустин. – Лицо девочки сияет. – Но нам нужен будет еще один солдат.
Джустин немного смущена этим.
– Они не должны смотреть на то, как ты переодеваешься, – говорит она. – Я попрошу их подождать нас в соседней комнате, хорошо?
Мелани качает головой.
– Нет.
– Нет?
– Пока один будет снимать наручники, другой должен целиться в меня из пистолета. Их должно быть двое.
37
Они еще немного говорят о случившемся сегодня, бережно обернув насилие в нежные слова, чтобы не чувствовать себя так ужасно. Мелани это нравится – возможность использовать слова, чтобы скрыть вещи, или не трогать их, или делать вид, что они другие, не такие, как на самом деле. Она хотела бы провернуть подобное со своей большой тайной.
Похоже, мисс Джустин считает, что Мелани должно быть грустно из-за всех убитых голодных сегодня, и старается утешить ее. Мелани действительно переживает по этому поводу, немного. Но сейчас она достаточно знает, чтобы быть уверенной в том, что они больше не были людьми, даже до того, как их застрелили. Они были похожи на пустые дома, где люди раньше жили.
Мелани пытается успокоить мисс Джустин – показать, что она не так опечалена судьбой голодных. Даже того человека, который пел песню, хотя ей казалось, что сержанту Парксу вполне можно было и не стрелять в него. Он просто сидел на кровати, и не похоже, чтобы он мог подняться. Все, что он мог делать, – петь и смотреть на фотографии.
Но дама в городе тоже выглядела безобидной, пока доктор Колдуэлл не прокричала. Казалось, голодные могут измениться очень быстро, и нужно быть осторожным всегда, когда вы находитесь рядом с ними.
– Я позабочусь о тебе, – мисс Джустин говорит сейчас Мелани. – Ты ведь знаешь это, верно? Я никому не дам тебя в обиду.
Мелани кивает. Она знает, что мисс Джустин любит ее и сделает все возможное.
Но как кто-нибудь может спасти ее от самой себя?
38
– Я нашел это, – говорит Галлахер, когда Хелен Джустин возвращается к столу. Ее еда давно остыла, все остальные почти закончили есть, но из-за найденной им вещи они продолжали оставаться за столом. Галахеру кажется, что у Хелен Джустин сексуальная улыбка для ее лет, и он надеется, что однажды она одарит его ей.
Он ставит на стол бутылку, которую нашел в шкафу, когда они обходили второй этаж. Она лежала на полу, под грудой трухлявых полотенец, и он не увидел бы ее ни за что, если бы случайно не задел ногой и не услышал звон.
Взглянув вниз, он увидел часть этикетки в горах голубого тряпья. Метакса, трехзвездочный коньяк. Полный и закрытый. По своему опыту он отшатнулся от нее, как от бутылки с ядом, и снова забросал одеждой.
Но выбросить коньяк из головы ему не удалось. Мысли о возвращении в Маяк, о том, что случилось с базой, тяготили его. Он чувствовал, как что находится между молотом и наковальней. Может, подумалось ему, отчаянные ситуации требуют отчаянных средств защиты.
Остальные смотрят сейчас на бутылку, их незаконченный разговор моментально испарился.
– Черт! – бормочет сержант Паркс с нотками благоговения в голосе.
– Это хороший коньяк, да? – спрашивает Галлахер, чувствуя, как краснеет.
– Нет, – сержант медленно качает головой. – Нет, не особо хороший, зато вполне себе реальный. Это не ядовитое самодельное пойло. – Он переворачивает бутылку в руках, рассматривает акцизную марку и принюхивается. – Пахнет многообещающе, – комментирует он. – Обычно я поднимался с постели только ради французского коньяка, но черт с ним. Раздобудь стаканы, рядовой.
Галлахер исполняет приказ.
Но не получает желаемую улыбку от Джустин. Она почти в отключке, как и доктор Колдуэлл, после всех событий сегодняшнего дня их нервы перестали реагировать на маленькие житейские радости.
Но вот, что еще круче, чем улыбка, это то, что сержант наливает ему первым.
– Устроитель праздника, рядовой, – говорит он, когда наполнил все бокалы. – Тебе нужно произнести тост.
Горячее лицо Галлахера становится еще жарче. Он поднимает стакан.
– Одна бутылка на четверых нас, хорошо же, что не больше нас! – отчеканивает он. Эти слова он слышал от одного из папиных друзей, кутивших за тонкими половицами на первом этаже, когда еще подросток Киран Галлахер лежал под одеялом и пытался заснуть.
