Черное солнце - Джеймс Твайнинг

— Откуда вам знать?

— Потому что он лучший. И потому что у него есть стимул к действию.

— Какой еще стимул?

— Самый важный. Я. Все, что нам нужно делать, — это наблюдать и выжидать. — Ренуик достал из кармана золотые часы и взглянул на них. — Да, между прочим, а куда подевались ваши молодчики?

— Понятия не имею, — нахмурился Гехт, — должны были уже вернуться. А, вот они…

К гаражу подкатила машина; на мгновение сквозь щели в железных стенах потек желтый свет. Двери отворились, потом закрылись, послышались приглушенные голоса, звук приближающихся шагов и шуршание, будто по земле волокли что-то тяжелое. Спустя мгновение в узкую дверцу постучали, и она громко задребезжала.

Гехт открыл дверь. Вошел Конрад, за ним Карл и Флориан, тащившие по полу большой мешок, за ним тянулся грязный, пыльный след. Все трое были в штанах от пожарных костюмов, но куртки сняли, оставшись в одних майках, и усиленно потели от натуги. Ренуик увидел, что их мускулистые торсы покрыты змеящейся зловещей татуировкой.

— Были проблемы? — спросил Гехт.

— Nein, — ответил Конрад, — только вот этот визжал, как девчонка.

Карл и Флориан загоготали и поставили мешок стоймя. Конрад вытащил из-за левого голенища большой охотничий нож и перерезал веревку, которой был завязан мешок. Мешковина упала, словно плотная занавесь, и взглядам предстал консьерж из отеля. Рот его был заклеен упаковочным скотчем, лицо искажено страхом. Конрад толкнул его на деревянный стул и быстро примотал лодыжки скотчем к ножкам стула, а руки — к подлокотникам.

К пленнику подошел Гехт. Не говоря ни слова, он размахнулся и ударил его в скулу; голова мотнулась, как у игрушечного клоуна. Консьерж медленно поднял голову, его обезумевшие от ужаса глаза были широко распахнуты, губы силились что-то сказать. Гехт снова ударил его, на этот раз так сильно, что он повалился со стулом на пол, в воздух взметнулась тонкая струйка мочи.

— Обоссался, — заржал Карл, — грязная свинья.

— Поднимите его, — рявкнул Гехт.

Ухмылка Карла тут же испарилась, он вернул стул в исходное положение.

— Теперь слушай меня внимательно, — Гехт наклонился к консьержу, так что их лица отделяло всего несколько дюймов, — я собираюсь задать тебе несколько вопросов и послушать, как ты на них ответишь. Каждый раз, как мне покажется, что ты лжешь, я буду давать Конраду знак, чтобы он отрезал один из твоих пальцев. Когда пальцы закончатся, мы перейдем к более чувствительным отросткам. — Он кивнул на темное пятно между ног пленника. — Ты меня понимаешь?

Консьерж изо всех сил закивал, пытаясь сморгнуть слезы.

— Хорошо. — Гехт выпрямился и кивнул Конраду. Тот наполовину сорвал скотч со рта консьержа, так что при каждом вздохе пленка трепыхалась, словно привязанная к вееру ленточка.

— Как тебя зовут?

— Николас, — послышался невнятный ответ, — Николас Ганс.

— Так, Николас Ганс. Как эти люди нас нашли? Это ты им позвонил?

Консьерж закивал, из глаз его текли слезы.

— Простите… простите…

— Ничего, — миролюбиво произнес Гехт. — Почему ты позвонил им?

— Несколько дней назад ко мне пришли два человека, — выдавил Ганс, судорожно сотрясаясь от рыданий. — Они показали мне фотографию и сказали, что заплатят десять тысяч евро, если я позвоню им, когда появится этот человек.

— Кто были эти люди? Полиция, разведка, Интерпол?

Ганс покачал головой:

— Я… не знаю. — Он помолчал. — Они не сказали.

Гехт выпрямился, посмотрел на Конрада и едва заметно кивнул. Тот наклонился, снова заклеил рот консьержа скотчем и схватил его за руку. Отчаянно дергаясь, Ганс сжал руку в кулак, но все было напрасно. Конрад разжал ему пальцы и распластал ладонь по широкому деревянному подлокотнику. Консьерж закричал, и в этом приглушенном звуке, эхом отразившемся от стен, с трудом можно было узнать человеческий крик.

Конрад приставил лезвие к указательному пальцу чуть повыше сустава и принялся пилить. При виде крови консьерж побледнел и затрясся. На несколько секунд он потерял сознание, но потом снова пришел в себя. Конрад, с силой нажимая ладонью на лезвие, медленно водил им по пальцу, добрался до кости и, наконец, с хрустом отделил окровавленный палец.

Гехт поднял этот страшный обрубок плоти и подержал его перед налитыми кровью глазами консьержа. Плечи Ганса затряслись, и его начало рвать. Гехт оторвал скотч, и рвота хлынула Гансу на рубашку.

— Дайте ему воды, — приказал Гехт. Тут же появился стакан, и Гехт прижал его к губам Ганса. Тот благодарно принялся глотать воду.

— Полегчало, Николас? — спросил Гехт. Ганс закивал, губы у него тряслись, дыхание прерывалось. — Хорошо. Дыши глубже, это поможет. Теперь я снова задам тебе тот же вопрос. Кто были те люди?

— Они не сказали, — закричал чуть не плача Ганс. — Они только показали мне фотографию и велели позвонить. Я не спрашивал. Я не хотел ничего знать. О Господи, мой палец! Мой палец!

— А кто был на той фотографии? Я?

Консьерж замотал головой.

— Он? — Гехт кивнул на Конрада, тот по-прежнему держал в руках нож, с лезвия на пол капала кровь.

— Нет.

— Не лги! — закричал Гехт.

Конрад снова схватил консьержа за руку.

— Я не лгу! — завопил тот. — Это был он! — Окровавленная культя его указательного пальца дергалась, он силился показать, хотя не мог даже двинуть рукой. — Это был он. Герр Смит.

— Я? — насторожился Ренуик.

— Да, да, ради всего святого, да! — простонал консьерж.

Гехт подошел к Ренуику.

— Что это значит? — негромко спросил он.

— Что бы это ни значило, это касается только меня.

— Почему?

Ренуик пожал плечами:

— У меня свои проблемы. К вам они отношения не имеют.

— Имеют, раз мы чуть не засветились, — настаивал Гехт.

— Этим людям просто повезло. Они показывали несколько дней назад мое фото, и так вышло, что я там появился. Скорее всего они возят эту фотографию по всей Европе. Это лишний раз доказывает, что впредь мы должны избегать публичности.

— Что ж, хотя бы в этом мы с вами согласны.

— Эй, босс, а с этим что делать? — закричал Конрад. Ганса только что снова вырвало.

— Убейте его, — негромко сказал Ренуик.

— Убить? — По голосу Гехта было ясно, что он собирался принять другое решение. — Зачем?

— Он видел меня, он видел вас, он видел это место, — сухо и методично перечислил Ренуик, — кто знает, что у него на уме. Убейте его.

— Тогда обо всем разнюхает полиция.

— Тьфу! — Ренуик оттолкнул Гехта, выхватил у Конрада нож, схватил Ганса за волосы и закинул ему голову. Одним движением он перерезал консьержу горло, оставив на шее красный, напоминающий жуткую улыбку полукруг.

Тело несчастного выгнулось, словно через него пропустили электричество, и наконец бессильно повисло, голова свесилась набок,