Дьявол сказал "бах" (ЛП) - Кадри Ричард

Когда по лужайке разносится запах гниющего адовского мяса, то небольшое чувство вины, которое я лелеял за то, что сбегаю от этих бедолаг, испаряется. И с чего я взял, что массовое самоубийство для этих кровожадных порождений ада было плохой идеей? Чтоб им всем сгореть. Самое паршивое, что, возможно, я заслуживаю места на сковороде рядом с ними. Я волок Укобака за мотоциклом, когда мог просто свернуть ему шею. Но Люциферу нужно устроить шоу, и я никогда не устану убивать адовцев. Возможно, мне следует отправить гончих обратно на псарню, вернуться в свой номер и умереть здесь внизу вместе с этими мудаками. Возможно, это настоящая причина, по которой Самаэль бросил меня здесь. Его способ преподать мне последний урок. Тот, о котором он ничего не сказал мне, потому что мне необходимо было разобраться в этом самому. Что я не заслуживаю возвращения домой.

Я думал, что могу ускользать, жульничать и обходить стороной худшие моменты игры роли Люцифера, но я обманывал сам себя. Невозможно играть роль Дьявола, не становясь самим Дьяволом. Вот почему святоша Джеймс покинул меня. Он знал, что случится, и не хотел видеть, как это произойдет. Он также не остался помочь мне пройти через всё это, так что часть тех скальпов принадлежат ему.

Я действительно планировал вернуться, когда найду какое-нибудь худу, которое позволит мне оставаться в настоящем Лос-Анджелесе, одновременно спасая Ад от сожжения. Теперь я знаю, что никогда не смогу вернуться. Если я сделаю это, то никогда не уйду. У меня не отрастут ни рога, ни копыта, но если я вернусь, то никогда не перестану быть Люцифером, и это станет доказательством того, что я всегда втайне подозревал. Ад не сделал меня монстром. Он лишь подтвердил все мои худшие опасения насчёт меня.

Я завожу мотоцикл, выжимаю сцепление и жгу резину по подъездной дорожке, мимо ворот и на улицу. Стая адских гончих бежит позади. Через пару кварталов они догоняют и рассредоточиваются вокруг веером. Мы ведём блицкриг против дорожного движения и пешеходов. Разрываем асфальт, взрываем витрины магазинов и отрываем бамперы у стоящих грузовиков. В отличие от солдат во дворце, эти не поняли, что я бросаю их жалкие задницы. Когда мы пролетаем мимо, они кричат и стреляют в воздух, словно это Новый Год.

Я направляюсь к входу 405 на Уилшир. Осталось меньше пары километров автострады, но этого вполне достаточно. Я выкручиваю дроссель, пока двигатель мотоцикла не начинает светиться вишнёво-красным. Адские гончие не поспевают. Они начинают отставать. Сквозь шум двигателя я слышу, как они завывают и лают. С ними всё будет в порядке. Они теперь хозяйничают во дворце, и, если их никто не накормит, что ж, им просто придётся ужинать тем мясом, которое они смогут найти.

Вот и всё. Конец дороги. В ста метрах впереди город раскинулся под зарослями зазубренной арматуры, отмечающей место обрушения автострады. Я низко пригибаюсь в седле. Каждый раз, когда мы попадаем в выбоину, доспех Люцифера соударяется с бензобаком, высекая искры прямо мне в глаза. Я с обжигающим лицо фейерверком мчусь по разбитой дороге к самому сердцу полумёртвого города. Что бы ни случилось дальше, это адская поездочка.

Когда я вылетаю с края автострады, Вселенная стихает, и мою голову наполняет призрачная мелодия. Мартин Денни[91], «Подружка кружащегося дервиша». Любимая песня Карлоса в музыкальном автомате в настоящем «Бамбуковом Доме Кукол». Я представляю дом, но я всё ещё в Аду. Что я делаю не так?

Передняя часть мотоцикла клюёт носом к каменным обломкам.

Я использовал всю силу доспеха на Бримборионе?

Разве это не будет забавным чёртовым концом всему?

Земля быстро приближается. «Подружка кружащегося дервиша» смешивается с нарастающим звуком двигателя. Чего я ожидал? Проёб и есть мой настоящий дом, и я быстро туда направляюсь.

Жаль, что у меня нет сигареты.

Затем совсем ничего.

Затем кое-что есть.

Переднее колесо ударяется о мостовую. Приступ головокружения. Огни. Смазанные и дрожащие. Ничто расступается как тяжёлые шторы. Или люк.

Падает заднее колесо. Удар такой, словно сзади влетел линкор. У меня не получается удержать мотоцикл. Так что я наклоняю его в сторону. Кладу и даю скользить. Метров десять-двадцать. Асфальт обдирает мне ноги, но кожаные штаны выдерживают. Я не так уверен насчёт пальто. Я уже упоминал, что не берегу одежду?

Когда мотоцикл наконец останавливается, он прорезает глубокую борозду в дорожном полотне. Я берусь за руль, смещаюсь всем телом вниз и поднимаю байк в вертикальное положение. Он даже не поцарапан.

Добро пожаловать домой.

Приятно говорить это, и именно это иметь в виду. Откуда я знаю? Здесь не разит тухлым мясом и страданием. Небо чистое и полное звёзд. Подсказка номер три: мотоцикл остановился прямо перед кладбищем «Голливуд Навсегда». Никогда надгробия не выглядели так хорошо. Возле колумбария установлен большой экран. Люди сидят и лежат на одеялах среди покойников. Ночь кино на кладбище. Это не так странно, как может показаться. На Диа-де-лос-Муэртос[92] семьи предлагают еду и принимают пищу со своими покойниками. В Голливуде мы приходим с подношениями в виде ковбоев и мюзиклов.

Сегодня мы развлекаем наших любимых жмуриков исходной версией «Дурной крови»[93]. Малютка с косичками Патти Маккормак[94] только что подожгла подсобного рабочего Лероя, а её мама и лучшая подруга наблюдают из верхнего окна, как он горит. Покойнички, как вам кино? Мы могли бы показать «Звуки музыки»[95], но подумали, что спугнём с ваших костей последние клочки вяленого гробового мяса.

Я сажусь обратно на мотоцикл, когда замечаю у ворот кладбища ребёнка. Девочку в синем вечернем платьице с оборками. Где-то девяти-десяти лет, и совсем одну. Кто приводит своего ребёнка на фильм про убийства на кладбищенский автокинотеатр и позволяет ему бегать одному? Чёрт, кто вообще приводит своего ребёнка на подобное мероприятие? Это место наполовину заполнено торчками и хипстерами на спидах. Как только закончится сеанс, весь квартал превратится в один большой аттракцион с бамперными машинками.

Ребёнок не двигается. Просто смотрит на меня, пока не понимает, что я смотрю в ответ. Затем поворачивается и бежит через кладбищенские ворота. Я через всю улицу слышу, как она смеётся. С таким характером она вырастет и создаст умопомрачительную группу или станет серийной убийцей. Я вспоминаю Кэнди: это могла быть она много лет назад, забегающая в «Голливуд Навсегда», могильный Диснейленд для слишком хищных для каруселей и сладкой ваты детей.

Я ставлю ногу на ножной стартёр и мотоцикл заводится с первой попытки.

Первый вопрос. Где Кэнди? Никаких шансов, что она всё ещё в отеле «Бит». Какой ещё вариант? В Лос-Анджелесе есть много чем полюбоваться, когда он не горит. Не могу привыкнуть видеть небо. Мне нужно сориентироваться и собраться с мыслями.

Я начинаю чувствовать себя слегка бросающимся в глаза на этом адовском супербайке с фарой, способной ослепить космический шаттл, без водительского удостоверения, номерного знака, свидетельства о регистрации и страховки. Не то чтобы у меня когда-либо что-нибудь из этого было. Но у меня нет их сейчас, и я на нелегально импортированном иностранном мотоцикле. Тридцать секунд как вернулся на Землю, а уже уголовник. Добро пожаловать домой, говнюк. А пока я буду держаться боковых улочек.

Я пересекаю Голливудский бульвар и заезжаю на мотоцикле в переулок рядом с «Максимум Овердрайв», видеомагазином, где жили мы с Касабяном. Касабян раньше был покойником. Я знаю это, потому что отрезал ему голову. Это место, где я живу с тех пор, как в первый раз вернулся из Ада, что делает его ближе всего к понятию моего дома за последние одиннадцать лет.