Джон Гришэм - Адвокат

— Тем лучше. Кто ваш адвокат?

Он промолчал, и я направился к двери. Четверка неохотно потопала за мной.

Похоже, видеокамера присмирила их. Блоуэр пробормотал что-то про чертовых юристов, и на том инцидент был исчерпан.

Захлопнув дверь, я взял постановление на обыск. Клер сидела у кухонного стола с чашкой кофе и следила за мной.

Отвратительная процедура явно изнурила ее. Однако показывать, что мало-мальски нуждается в моем присутствии, она не собиралась.

— О каком досье шла речь?

Вряд ли мои дела ее интересуют.

— Долгая история.

Другими словами, не суйся. Клер поняла.

— Ты вправду обратишься в суд?

— Нет. У меня нет никаких оснований. Просто хотел их выгнать.

— Удалось. Поздравляю. Они вернутся?

— Нет.

— Приятно слышать.

Я сунул ордер в карман. Искать предписывалось только один предмет: папку с делом «Ривер оукс/ТАГ». Досье вместе с копией было надежно спрятано у меня на чердаке.

— Ты сказала им, где я живу?

— Я не знаю, где ты живешь.

Воцарившейся паузы вполне хватило бы на выяснение моего нового адреса. Клер ею не воспользовалась.

— Мне очень жаль, что так получилось.

— Ничего страшного. Лишь бы не повторилось.

— Обещаю.

Расстались мы без объятий и поцелуев, даже не прикоснулись друг к другу. Я пожелал ей спокойной ночи и убыл.

Именно этого она и ждала от меня.

Глава 20

Во вторник мы с Мордехаем должны были вести прием в организации «Братство активных сторонников ненасилия», сокращенно БАСН, едва ли не самом большом приюте столицы. За рулем опять сидел Мордехай. Он решил в течение первой недели сопровождать меня повсюду, дабы потом избавить от опеки навсегда.

Барри Нуццо остался глух к моим угрозам и предупреждениям. В «Дрейк энд Суини» предпочли жесткие правила игры, чему я не удивился. Похоже, ночной налет явился прологом моего светлого будущего. Я посчитал себя обязанным рассказать Мордехаю правду.

— Я уехал от жены, — начал я, когда машина тронулась с места.

В столь ранний час — восемь утра — печальная весть застала Мордехая врасплох.

— Мне искренне жаль, — ответил он, едва не сбив мужчину, совершавшего пробежку по обочине.

— Жалеть не о чем. Сегодня ночью в нашу квартиру ввалилась полиция с обыском. Хотели видеть меня, но больше всего — досье, которое я прихватил, уходя из фирмы.

— Что за досье?

— Дело Девона Харди и Лонти Бертон.

— Рассказывай.

— Как ты знаешь, Харди захватил заложников, потому что юристы «Дрейк энд Суини» лишили его крыши над головой. Заодно с ним на улицу было вышвырнуто еще шестнадцать человек, не считая детей. В том числе и Лонти Бертон.

— Мир тесен, — вздохнул Мордехай.

— Склад, где они жили, стоит на участке, который «Ривер оукс» приобрела для строительства почтамта. Проект оценивается в двадцать миллионов долларов.

— Склад знаю. Там постоянно живут захватчики.

— Отнюдь не захватчики. Во всяком случае, мне они таковыми не кажутся.

— У тебя есть факты?

— Пока только предположения. Документы в папке подтасованы: кое-что изъято, кое-что добавлено. Самую грязную работу проделали руками ассистента из отдела недвижимости Гектора Палмы, он выезжал для инспекции и руководил процедурой выселения. Похоже, впоследствии его стала мучить совесть. Он прислал мне анонимную записку, где утверждал, что выселение было юридически небезупречным, и дал ключи от стеллажа, где хранилась папка. В вашингтонском отделении фирмы Палма со вчерашнего дня не работает.

— А где он?

— Хотел бы я знать.

— Он дал тебе ключи?

— Косвенно: оставил на столе вместе с запиской.

— И ты воспользовался ими?

— Да.

— Выкрал досье.

— Я не собирался совершать кражу, хотел снять копию. Но по дороге в контору какой-то идиот врезался в мою машину, и я оказался на больничной койке.

— Это та самая папка, за которой мы ездили в отстойник?

— Совершенно верно. Я хотел без шума вернуть ее на место. Никто бы ничего не узнал.

— Весьма сомнительное предприятие. — Мордехай вознамерился обозвать меня ослом, да повременил до более близкого знакомства. — Что, говоришь, пропало из папки?

Я коротко изложил суть сделки.

— Главным для «Ривер оукс» было как можно быстрее стать владельцем участка. Когда Палма впервые появился на складе, его избили. Он подшил в дело докладную записку и поехал во второй раз, с охраной. Но отчет об этой инспекции отсутствует. Запись в регистрационной карточке есть, а отчета — нет. Думаю, его вытащил Брэйден Ченс.

— Что было в отчете?

Я пожал плечами:

— Кажется, Гектор прошелся по складу, поговорил с жильцами, узнал, что они исправно платят за клетушки Тилману Гэнтри. Понял, что эти люди вовсе не захватчики, а квартиросъемщики, находящиеся под защитой закона, регулирующего отношения между домовладельцем и нанимателем жилья. Но к тому моменту маховик уже набрал обороты, нужно было либо подписывать акт купли-продажи, либо расторгать сделку. Этого Гэнтри допустить не мог, отчет Палмы благополучно исчез из папки, выселение состоялось.

— Семнадцать человек.

— Без детей.

— Имена выселенных известны?

— Да. Кто-то — подозреваю, Палма — подсунул мне перечень. Если мы найдем этих людей, у нас будут свидетели.

— Возможно. Но Гэнтри скорее всего удалось запугать их. Он личность известная, для него пощекотать человеку ребра пистолетом — удовольствие. Мнит себя крестным отцом и не без оснований. Если он приказывает держать рот а замке, то так и происходит, в противном случае тело вытаскивают из реки.

— Но ты его не боишься, а, Мордехай? Давай прижмем Гэнтри. Он расколется и расскажет все, что знает.

— Нахватался уличного духа, да? Мне повезло, я принял на работу осла. — Шаг к сближению сделан. — Сколько Гэнтри получил за склад?

— Двести тысяч. Приобрел за полгода до сделки. О цене в досье ни слова.

— Кто продавец?

— Город. Здание считалось брошенным.

— В таком случае он заплатил тысяч пять, максимум десять.

— Получив маленькую прибыль.

С чувством юмора у Мордехая было плохо, как, впрочем, и с отоплением в машине. Я дрожал от холода.

— Огромную. Для Гэнтри это прорыв. Раньше он промышлял мелочью типа моек для машин и овощных магазинчиков.

— Зачем ему понадобилось покупать склад и оборудовать площади под дешевое жилье?

— Наличные деньги. Он затратил пять тысяч на покупку, вложил тысчонку, чтобы установить фанерные перегородки и сортиры, дал дешевенькую рекламу. Новость быстро облетела улицы, и к складу потянулись бездомные. Гэнтри брал с каждого по сотне в месяц, исключительно наличными. Вряд ли его квартиросъемщики были искушены в бухгалтерии. Здание намеренно поддерживалось в самом неприглядном виде, чтобы городским властям, вздумай они наведаться, можно было заявить: склад захвачен самовольно. Чиновникам пообещать выгнать бродяг и, конечно, пальцем не пошевелить. Такое здесь творится сплошь и рядом.

Неузаконенное предоставление жилья.

Я хотел спросить, почему город не вмешивается, но вовремя спохватился. Ответ ясен: если выбоин на дорогах ни сосчитать, ни объехать, если треть полицейских машин — катафалки, если в школах протекают потолки, а в больницах пациенты лежат в коридорах, значит, городской механизм разрушается на глазах.

Кого волнует ловкач, помогавший, пусть сомнительными методами, убирать с уродливых улиц их безобразных обитателей!

— Где думаешь искать Палму?

— Предполагаю, фирма не столь глупа, чтобы уволить Гектора. Полно филиалов, куда его могли запихнуть. Я найду его.

Мы въехали в деловую часть города.

— Видишь трейлеры вон там? — Мордехай махнул в сторону. — Это площадь Маунт-Вернон.

Из-за высокого забора вокруг территории примерно в полквартала виднелись облезлые, покореженные фургоны, поставленные друг на друга.

— Самая паршивая ночлежка в округе, — пояснил Мордехай. — Раньше в трейлерах перевозили почту, потом списали и отдали городу, а уж он догадался осчастливить бездомных. Спят они там, как сардины в банке.

Миновав перекресток, мы припарковались у длинного трехэтажного сооружения, которое тринадцать сотен человек считали своим домом.

БАСН было создано в начале семидесятых годов группой противников войны во Вьетнаме, поставивших себе цель действовать на нервы правительству до тех пор, пока оно не прекратит бойню. Члены братства сняли дом в северо-западном пригороде Вашингтона и организовали нечто вроде коммуны. Во время маршей протеста вокруг Капитолийского холма они частенько заговаривали с бездомными ветеранами, привлекали их в свои ряды. Братство росло. По окончании войны активные сторонники ненасилия деятельность не свернули, как можно было ожидать, а направили в новое русло: занялись практической помощью бездомным. Где-то в восьмидесятых лидером братства стал Митчел Снайдер, страстный защитник всех, кого общество отвергло.