Томас Харрис - Черное воскресенье
— Я не имею права покидать пост, леди. Этот выход сейчас закрыт.
— В таком случае позвольте мне самой погулять с ней поблизости. Я опасаюсь, что здесь ей станет совсем плохо.
Беременная пуэрториканка вновь закрыла лицо руками; меж ее толстых коричневых пальцев потекли слезы. Полисмен, раздираемый долгом и состраданием, ладонью вытер сзади потную шею. На крупном, прорезанном морщинами лице отражалась тяжелая работа мысли. Подопечная Далии покачнулась и навалилась на нее всей своей тяжестью. Террористка едва устояла на ногах.
— Уф-ф! Как вас зовут?
— Доктор Виццини.
— Ладно, доктор, валяйте. — И полицейский толкнул дверь мощным плечом.
В лицо Далии пахнуло зимним холодом. Мигалка на легковом автомобиле освещала улицу красными вспышками. Бежать некуда — кругом полиция.
— Дышите глубже, — сказала Далиа. Пуэрториканка мало-помалу успокаивалась.
Перед ними остановилось желтое такси; из него вылез молодой парень — видимо студент или врач-стажер. Далиа помахала рукой таксисту, чтобы не уезжал, и обратилась к парню:
— Вы ведь идете в госпиталь, да?
— Точно.
— Будьте любезны, проводите туда вот эту даму, ладно? Заранее спасибо.
Кажется, проскочила! Теперь все зависит от таксиста и сообразительности легавых. Далиа попросила поднажать и откинулась на заднем сиденье, прикрыв глаза. А ведь благодаря моей заботе ей действительно стало легче, усмехнулась она про себя.
* * *Полицейский офицер Джон Салливэн не был мертв — пока. Но жизнь в могучем теле чуть теплилась. Став на колени, напарник прижался ухом к его груди — сердце Салливэна еще билось, хотя и редко, неровно, чуть слышно. Полицейский сдвинул корпус раненого, аккуратно уложив его на пол, одновременно блокируя ботинком начавшие закрываться двери лифта.
Эмма Райан недаром работала старшей медицинской сестрой. В доли секунды оценив ситуацию, она молниеносно нажала на кнопку «Стоп» и крикнула дежурной, чтобы та вызвала бригаду реаниматоров, сама же опустилась перед пострадавшим и, бегло скользнув взглядом по его лицу, не мешкая, скинула халат, ловко свернула из него валик и подсунула под шею Салливэна, так, чтобы его голова была слегка запрокинута. После этого старшая сестра положила ему на грудь свои руки, покрытые с тыльной стороны ладоней коричневыми родимыми пятнышками, и ее круглая спина задвигалась вверх-вниз. Она проводила наружный массаж сердца, а полицейский, тоже обученный приемам оказания первой помощи, начал делать искусственное дыхание рот в рот.
Драгоценные секунды спасли человеку жизнь, но были потеряны для поимки преступницы.
Прибежала сиделка, толкая впереди себя каталку на колесиках. Вчетвером они подняли на нее грузного Салливэна; при этом Эмма проявила недюжинную силу и сноровку. Каталку покатили вперед, к грузовому лифту; старшая сестра уже на ходу выдернула шприц из шеи бесчувственного полицейского и вручила сиделке, сопроводив указанием найти доктора Филда и передать ему остатки жидкости на анализ. Дежурной сестре она велела взять у пациента пробу крови.
Смертоносная игла впилась в кожу Салливэна с левой стороны пониже уха, но не пошла вглубь, а снова проткнула кожу в сантиметре от первого прокола и вышла наружу. Теперь в этом месте краснели два пятнышка, как после змеиного укуса. Позже, когда полиция осмотрела место преступления, она обнаружила в лифте подсохшие белые потеки. Видимо, большая часть раствора не попала по назначению, а брызнула в стенку и стекла по ней, образовав на полу крошечную лужицу.
Через считанные минуты Салливэна подключили к аппарату искусственного дыхания и электростимуляции сердечной деятельности в отделении интенсивной терапии. Рядом стоял доктор Филд, вооруженный результатами анализов крови, раздумывая, какие препараты из богатого, всегда бывшего под рукой набора сильнодействующих средств окажутся наиболее эффективными в этом экстраординарном случае.
Салливэн останется жив — Филд просто заставит его жить.
Глава 13
Покушение на жизнь нью-йоркского полисмена — рискованное развлечение, которое можно сравнить разве что с попыткой загасить сигарету о дремлющую анаконду. Тронь кого-нибудь из копов и можешь не сомневаться, что против тебя встанут, как один, все лучшие силы городской полиции. Их рвение будет отнюдь не показным, а ярость непритворной. Стражи порядка никогда не прощают нападение на своего коллегу.
Если бы террористы ограничились только Кабаковым, реакция властей свелась бы в основном к традиционной форме: шумиха в газетах, грозные заявления министерства юстиции и пресс-конференция, на которой мэр города и начальник полиции пообещали бы приложить все возможные усилия для розыска преступников. А на практике несколько агентов, и без того обремененных грудой нераскрытых дел, получили бы дополнительное задание. Но игла, воткнутая в шею Джона Салливэна, в корне изменила ситуацию. Теперь каждый из тридцати тысяч полицейских во всех пяти районах Нью-Йорка готов был расшибиться в лепешку, лишь бы найти и наказать бандитов.
Невзирая на энергичные протесты Рэйчел, Кабаков очень скоро покинул больничную койку, установленную для него в гостевой комнате. Уже на следующий день он отправился в госпиталь навестить Салливэна. Тот видел террористку и к тому же, будучи детективом-профессионалом, мог составить ее портрет на фотороботе. Ярость, душившая Кабакова, была слишком сильна, чтобы спокойно отлеживаться и даром терять время.
Призвав на помощь в качестве консультантов охранника госпиталя и художника из полицейского управления, они с Салливэном быстро смонтировали портрет. Лицо на экране действительно весьма напоминало Далию Айад. В три часа дня, когда в полицейских участках заступила на дежурство очередная смена, каждый патрульный получил фотографию разыскиваемой. Этот же снимок был опубликован на второй странице дневного выпуска «Дейли Ньюс».
Полдюжины детективов из отдела идентификации вкупе с четырьмя сотрудниками иммиграционной службы тщательнейшим образом изучали картотеку арабов, проживающих в США. Но о связи между происшествием в госпитале и Дэвидом Кабаковым знали только высшие чины нью-йоркской полиции, несколько агентов ФБР, непосредственно занятых расследованием этого дела, да еще старшая медсестра Эмма Райан, которая умела держать язык за зубами.
Секретность соблюдалась по требованию вашингтонского начальства, опасавшегося возникновения паники и дипломатических осложнений. Быстрое обнаружение виновников казалось весьма проблематичным, а весть о террористах, безнаказанно разгуливающих по Нью-Йорку, вызовет бурю в прессе и только добавит трудностей. Поэтому полиция сообщила репортерам, что самозванка явилась в госпиталь, рассчитывая украсть хранившиеся там наркотики. Такая версия, хотя и не выглядела особо убедительной, все же позволяла отвязаться от газетчиков на два-три дня. Но этого было вполне достаточно: бурная жизнь гигантского города волей-неволей заставит средства массовой информации переключиться на другие события.
Далиа также возлагала немалые надежды на исцеляющее действие времени. Но ее держали в страхе не журналисты, а гнев Лэндера. Узнав об инциденте в госпитале и увидев фото в «Дейли Ньюс», американец пришел в бешенство, и был момент, когда она решила, что ей пришел конец. Но Лэндер не убил ее, а лишь запретил любые дальнейшие попытки устранить Кабакова. Побледневшая Далиа молча кивнула. Фазиль не вмешивался в разговор и с тех пор уже два дня почти не выходил из своей комнаты.
А для доктора Рэйчел Боумен потянулись удивительные дни, похожие на сон, — дни, когда в ее квартире выздоравливал раненый майор Моссад. Жилище Рэйчел всегда было опрятным и светлым, все здесь носило отпечаток педантичного, пожалуй, даже угнетающе неукоснительного порядка. И вдруг в этот стабильный, ухоженный мирок внезапно явился Кабаков — свирепый и окровавленный, словно ободранный кот после диких ночных драк на блестящей от дождя крыше. Казалось, будто с приходом Кабакова и Мошевского комнаты как-то съежились, а все вещи стали маленькими и хрупкими. К тому же оба израильтянина — крупные, массивные — двигались почти бесшумно. Последнее обстоятельство сперва обрадовало Рэйчел, но потом начало действовать ей на нервы. Так уж повелось, что в природе беззвучность и большие размеры — весьма зловещая комбинация; чаще всего они — верный признак смертельной угрозы.
Мошевский старался не докучать хозяйке, но приспособиться к ее вкусам так и не сумел. Несколько раз он совершенно неумышленно напугал Рэйчел до полусмерти, неожиданно возникая на кухне с подносом в руках. Тогда во избежание новых конфузов он стал покашливать, издалека оповещая о своем приближении. Но, кроме того, Мошевский разрывал ночную тишину громоподобным храпом. Это решило его участь. Не в силах терпеть круглосуточные невзгоды, Рэйчел выдворила Мошевского в соседнюю квартиру — тамошние жильцы были ее друзьями и, отправляясь в отпуск на Багамы, оставили ей ключи.
