Альфредо Конде - Тайна апостола Иакова
Даже теперь, вступив в весьма преклонный возраст, фанатки дона Салустиано по-прежнему сладострастно улыбались, когда произносили сие прозвище, устойчиво закрепившееся за святым отцом. Он же, осознавая свою власть над слабым полом, предавался захватывающей охоте за юными красотками, не забывая при этом по-дружески заботиться о по-прежнему воздыхающих по нему верных старых поклонницах.
Не воздыхала ли по нему и наша покойница, чья душа через несколько минут будет вручена Всевышнему? Комиссар задал себе этот вопрос, вспомнив слова Клары во время первого неформального допроса. Однако пока у него не было оснований говорить о сколь-либо реальной гипотезе. Он располагал лишь реальным трупом и несколькими предположениями.
Дон Салустиано был самовлюбленным павлином, его племянник — наивным простаком, бывший легионер — закоснелым мистиком, Клара — упрямым юристом, Сомоса — закоренелым бабником, Каррейра — игривым эротоманом, и все они на настоящий момент вызывали подозрения. Все они вполне годились на роль возможного убийцы доктора Эстейро. «Кстати, а где сейчас Сомоса?» — задал себе очередной вопрос комиссар, после того как составил своеобразный список подозреваемых. Они провели вместе почти все утро, в которое было совершено убийство, но с тех пор он ничего о нем не знал; а ему пока не хотелось снимать со счетов никого, даже эту реликвию шестьдесят восьмого года, которого он считал почти другом.
Салорио никак не мог свыкнуться с мыслью и принять как данность, что человеческое существо способно решать вопрос о жизни и смерти себе подобного. Всякий раз, когда он задумывался об этом, он испытывал крайнее недоумение. А ведь его опыт давно должен был приучить его к данной мысли. Он разглядывал лица собиравшихся на траурную службу, и, хотя ему пока не удавалось угадать, за каким из них скрывается то, что он ищет, он твердо знал, что убийца может спрятаться под любой личиной.
Когда он, желая избежать встречи с кем-нибудь из подчиненных, уже готов был войти в храм и направиться к первому ряду скамей, чтобы оттуда наблюдать церемонию, до его слуха долетело беззаботное щебетание женских голосов.
На нижних ступенях лестницы, ведущей в пространство храма, он увидел как всегда словоохотливого и улыбчивого профессора Томе Каррейру в обществе двух молодых женщин, взиравших на него с искренним восхищением. Одна из них, Аншос Вилаведра, была известна как Бесаме-Бесаме[32] из-за характерной позы, которую она принимала всякий раз, когда шла рядом с мужчиной, в каком-то немыслимом изгибе склоняясь к нему всем торсом. Именно в такой позе она и сопровождала сейчас доктора, к которому, судя по всему, испытывала необыкновенный пиетет, если не страсть.
«Какой же этот старый козел загорелый! — подумал Андрес Салорио. — И это в марте-то месяце!»
В этот момент вновь безжалостно припустил дождь, словно короткая пауза, которую перед началом траурной церемонии решили подарить собиравшимся на нее небеса, исчерпала себя.
«Все-таки он слишком уж загорелый!» — повторил про себя комиссар.
И тут он вспомнил об Эулохии. Он нисколько бы не удивился, если бы узнал, что она отправилась на какой-нибудь зимний курорт из тех, что еще не закрылись. Она такая. У нее для этого есть деньги. Когда Эулохия злилась на кого-нибудь или на самое себя, она отправлялась в ближайший аэропорт, покупала билет в первое пришедшее ей на ум место, чтобы вернуться оттуда, когда ей заблагорассудится.
— Нет ничего лучше, как родиться миллионером, — промолвил Андрес тоном, показавшимся ему самому слишком кротким.
Потом он вспомнил Сальвадора и его восторженное лицо, которое он наблюдал несколько минут назад. Ну и в сумасбродную же семейку довелось ему угодить! И какого черта он с ними спутался? Но тут он подумал об Эулохии и о том, что его с ней связывало. С этой минуты и на протяжении довольно длительного времени комиссара уже занимал совсем другой вопрос, не имевший никакого отношения к убийству.
«Что все-таки заставляет такую необыкновенную женщину жить со мной?» — вновь и вновь спрашивал он себя.
Пришедшие ему на ум ответы вселили в него тревожное беспокойство. Они одновременно огорчали и радовали, но при этом вполне могли и с ума свести.
3
Компостела, понедельник, 3 марта 2008 г., 13:15
Церковь Сан-Франциско расположена в непосредственной близости от площади Обрадойро, на которую на рассвете отбрасывают тень величественные каменные кипарисы — барочные башни соборного фасада. Между церковью и собором всего каких-то полторы сотни метров.
Небольшое расстояние между двумя храмами, расстояние, которое в дождливые дни с сильными порывами ветра кажется гораздо длиннее, занимают по правую сторону (если идти от храма Святого Франциска Ассизского к обители Сына Грома) здание медицинского факультета и боковая часть бывшей больницы Католических Королей, ныне преобразованной в шикарный пятизвездочный отель.
Именно в этом отеле, как уже был сказано, проживает сейчас Клара Айан, переселившаяся туда после прискорбного события, которое только что заставило ее присутствовать на траурной службе в святой обители францисканского ордена.
После завершения панихиды по душе безвременно усопшей Софии Эстейро эти неполные двести метров наводнили разделившиеся на группы участники похоронной церемонии. Все они горели желанием услышать последние новости и комментарии относительно трагического события, взбудоражившего город в прошедшую субботу.
Похороны в Галисии, как правило, проходят в приятной обстановке, гораздо более приятной, чем во многих других местах. Контакт с миром мертвых до недавнего времени считался здесь явлением привычным и обыденным. Даже в наше время приходские праздники нередко отмечаются в церковных двориках, где гости пляшут прямо на надгробных плитах, и никто не воспринимает это как надругательство над покойниками.
По воскресеньям, во время проведения службы в деревенских церквах, мужчины часто не заходят внутрь, а усаживаются на каменную ограду, отделяющую кладбище от близлежащих домов, курят и болтают возле могил, не считая, что таким образом оскверняют их или проявляют неуважение к их обитателям. Напротив, они полагают, что мертвецы должны быть благодарны им за компанию, за исходящее от них человеческое тепло, за запах заморского табака и за пикантные анекдоты, которыми они их веселят. То же самое обычно происходит и при проведении траурного богослужения. В Галисии религия — по-прежнему женское дело. Впрочем, справедливости ради следует отметить, что и женщины посещают церковь все реже.
Вот и сегодня все было как обычно. Немало мужчин осталось стоять на небольшой площадке у входа в церковь, укрывшись от дождя под зонтами и предаваясь дружеской беседе. А некоторые даже отправились в расположенные поблизости кафе. Но теперь все они влились в людской поток, медленно перемещающийся к площади Обрадойро. К человеческому половодью не присоединились лишь представители властей. Последние поспешно удалились в своих служебных автомобилях.
Среди жителей Галисийского автономного сообщества по-прежнему очень сильна традиция устного общения. На протяжении долгих веков устная передача сведений распространяется здесь с немыслимой для других мест скоростью. Еще не так уж много лет тому назад гораздо проще, быстрее и вернее было узнать о том, что произошло в самом удаленном месте какой-нибудь богом забытой долины, придя на остановку рейсового автобуса, нежели дожидаясь, пока сие известие появится в газетах. Да и сейчас происходит нечто подобное. Проще узнать любые подробности из жизни Софии Эстейро в группах, образовавшихся на выходе с панихиды, чем доверять прессе.
Знание имеет дробный характер. Реальность похожа на разбитое зеркало, осколки которого разбросаны по каменистой, неровной земле, и каждый такой осколок отражает особое и частичное видение действительности. В каждой неспешно вышагивающей группе свое мнение, свое представление о случившемся. Если взглянуть на эти группки под зонтами с высоты птичьего полета, то они покажутся гигантскими амебами, перемещающимися по блестящей поверхности из мокрого камня с помощью своих ложноножек, которые они все время выбрасывают вперед.
А происходит так из-за того, что каждый владелец зонта стремится занять наиболее удобную позицию, дабы лучше слышать того, кто говорит в данный момент. Или для того, чтобы остальная часть амебы услышала его; то есть чтобы его услышали владельцы других зонтов, образовавшие темное пятно неправильной формы, мокрое и блестящее, которое шаг за шагом продвигается вперед по серой и влажной каменной мостовой. Насытившись информацией, это пятно под неизбежным воздействием канцерогенного процесса размножения путем деления распадется на отдельные клетки, которые, подобно метастазам, продолжат распространять слухи, пока нейрон за нейроном, дендрит за дендритом не заразят ими всю нервную ткань общества, создав причудливую наэлектризованную паутину из скажимне — ятебескажу.
