Мастер Чэнь - Шпион из Калькутты. Амалия и Белое видение (с иллюстрациями)
Я начинала подозревать, что не создана для опасной жизни.
И зря я так спешила избавиться от Элистера, признала я с некоторым запозданием. А сейчас некому пожаловаться: мой мальчик, что с нами происходит? За что нам такой ужас? Этого – немножко поныть – я с ним не успела, как не успела и многое другое – не сказала, не спросила, к некоторым восхитительным частям тела не успела прикоснуться. Польза от Элистера, оказывается, есть – с ним было не так страшно. А когда страх приходил, то доставлял острое удовольствие: и что это я такое делаю, странное и опасное, куда лечу, зажмурившись?
Что такое настоящая истерика, известно. Это когда женщина (и не только женщина), в ужасе от того, что заигралась, создает себе и окружающим еще одну, новую и совсем уже невыносимую проблему по принципу «вы, кто-нибудь, посмотрите, что тут творится, и сделайте хоть что-нибудь».
Я этого хотела – и я это получила, сказала я себе, вспомнив пригвоздивший меня к полу взгляд знаменитого писателя. Но вот разговор с ним закончен, и лучше не стало. Потому что «кто-нибудь» – это снова я, Элистер остается пока там, куда я его поместила, а если выйдет – нас убьют обоих. И вот я сижу в своем маленьком замке с колоннами, с колышущимися веерами пальм у входа – счастливая женщина, достаточно молодая, чтобы быть красивой, и не настолько молодая, чтобы быть полной идиоткой. Я богата, напомнила я себе. Я богаче любого англичанина в городе и не беднее многих очень серьезных китайцев. Я понятия не имею, что мне с этим богатством делать, но стоит только захотеть – что, дворец на Нортхэм-роуд? Построю за полгода, рядом с резиденцией сиамского короля. Билет обратно в Америку? Хоть завтра… хотя нет, еще долго я буду содрогаться после того, что произошло в Лос-Анджелесе. Но если захочу…
То вернусь в Америку, снова – как тогда – сниму половину этажа в отличнейшем отеле, а потом пойду по лучшим клубам города, где на мою легкую, чуть кружащуюся голову должны – обязаны – падать звезды с неба.
И снова появится юноша с детской улыбкой и легким испанским акцентом, который в какой-то момент – вот удивительно – вдруг окажется рядом со мной у алтаря. Неужели я не только богата, но еще и вышла каким-то мистическим образом замуж за самого красивого парня на всем побережье? А с другой стороны, что может быть естественнее, чем влюбиться – и выйти замуж?
«Жизнь – это лишь миска черешни, – пропел в моей голове голос Руди Вэлли и добавил со смехом: – Не принимайте ее всерьез – она для этого слишком загадочна».
Все, хватит о Лос-Анджелесе. Я теперь хорошо знаю, что деньги иногда лишь создают проблемы.
И не всегда решают те проблемы, что надо. Например, как использовать свои богатства в этой динамитной истории, я пока не имела понятия.
Тот самый лист с именами подозреваемых, взятыми в кружочки и соединенными загадочными линиями, я все-таки начала составлять, бумагу затем отправила в корзину и стала размышлять: может, ее лучше сжечь? Постеснялась устраивать костры в пепельнице, хватит ей моих окурков.
В голове в итоге сложилась безрадостная картина.
Что я, собственно, узнала нового от Эшендена? И что мне это новое дает?
Картина получается такая: специальное подразделение местной полиции, состоявшее на тот момент из одного Уайтмена, получило просьбу от коллег из Калькутты, по глупости поддержанную Сингапуром – то есть губернатором Стрейтс-Сеттльментс и всей прочей Британской Малайи. Уайтмен начал действовать, причем так, что коллеги в пенангской полиции, понятное дело, не знали об этих действиях ничего. Кроме начальника полиции, напомнила я себе – он что-то знал, но и только. Уайтмен, видимо, начал доставлять с каменоломни на полуострове, в районе Алор-Стара, небольшими порциями динамит и складировать его рядом с «Одеоном», где он же – позже – собирался через своих агентов подсказать каким-то лидерам индийской общины устроить выступление великого Ганди. Насколько я знала, серьезных индийских организаций в Пенанге попросту не было, поэтому создать таковую силами полиции было предельно просто и естественно.
Сделать так, чтобы Ганди выступал именно в «Одеоне», не так уж сложно, синема в городе всего шесть или семь, других достаточно больших залов и того меньше – не в китайский же храм ему идти? Если же агенты Уайтмена в индийской общине попытались бы найти для выступления другое место, то… он что-нибудь придумал бы, перетащил бы динамит на новое место и так далее.
Взрыв на складе, который обрушил бы сам склад и стену соседнего синема прямо на головы собравшихся? Никто бы и не удивился такому событию после нескольких пожаров этого года и газетных публикаций о том, что торговцы складируют у себя что угодно – а вот сейчас, значит, еще и динамит.
Взрыв, пожар – к этому приложили бы руку приехавшие из Калькутты, особенно тот, кто разбирался в динамите, артиллерии и так далее. Элистеру досталась бы роль, допустим, переводчика, участвующего в разговорах полиции с рыдающими индийцами. Или вообще никакой роли – он, помнится, говорил, что планировалась стажировка, а значит, вполне возможно, его взяли на всякий случай. Корки начал бы вести расследование, которое никуда бы не пришло. Остальные… А может быть, все замышлялось не так, и они вообще уехали бы домой накануне взрыва – кто теперь скажет мне, как в точности оно было спланировано? Возможно, Уайтмен затребовал себе помощников по ту сторону Бенгальского залива, чтобы никто из нашей полиции не знал ничего. Или то было условие калькуттцев. Это уже неважно.
В общем, подробностей операции я не знаю, зато знаю ситуацию в целом. И это очень хорошо – избавляет меня от ненужной траты времени.
Ну, хорошо, а что же произошло дальше?
А дальше местная полиция, через ничего не подозревавшего информатора, так и продолжавшего отлавливать китайцев с их складами, узнала об очередном скоплении пожароопасных товаров на одной из двух главных улиц города и, понятное дело, обезвредила склад. Возможно, с конфискацией запрещенного имущества.
Что же произошло потом? Вот тут начинались вещи, сегодня столь же необъяснимые для меня, как и вчера.
Сорванная динамитная операция никоим образом не объясняла серию мгновенно и беспощадно исполненных убийств почти всех ее будущих участников. Ведь об операции, напомню, и знать-то никто не знал, кроме разве что…
Начальника полиции (как подтвердил мне Эшенден) и, возможно, резидент-советника.
И что – подозревать их в каких-то связях с бандой пуллеров, которых я видела своими глазами?
Но тут мои мысли пошли неожиданно в совершенно новом направлении: я начала не столько вспоминать мой разговор с Эшенденом, сколько задумываться о том, чего в этом разговоре не было. То есть всерьез разбираться, чего же этот человек от меня хочет на самом деле. И здесь тоже все оказалось непросто.
Просто было у Лайонелла Стайна: включить, как электролампу, эту неотразимую улыбку с десятками мелких морщин и уговорить упрямую идиотку выдать человека, которого местная полиция просто обязана найти. Может быть, в итоге ему это даже бы удалось.
Но Эшенден хотел нечто иное. А что именно? Да очень просто: он как-то без лишних слов сделал из меня своего личного агента и ясно подтвердил, что мне надо работать полностью автономно от полиции. Почему? Ведь, вне всякого сомнения, люди из Сингапура, из специального отдела полиции всех Стрейтс-Сеттльментс, уже давно разбираются не только в истории с убийствами, но и в том, что не так в самой полиции Пенанга. И кто из этой полиции мог обронить неосторожное слово человеку, связанному с пуллерами и их невидимым покровителем. А то и сделал свое дело вполне намеренно. Есть же в Сингапуре люди, которые умеют выяснять такие вещи.
Но отправлять частное лицо – евразийку, владелицу кабаре! – расследовать поведение полиции острова Пенанг? Такого просто быть не могло. Все, что сделал, по его же словам, Эшенден в отношении меня – добился, чтобы до его возвращения из Сингапура наша полиция перестала давить на меня, требуя выдачи Элистера «или его тела». Он даже не обещал, что официально расследование моего «дела» прекращено, я просто получила несколько дней передышки.
От меня, получается, Эшенден хотел чего-то такого, что было бы не под силу даже самому гениальному инспектору из Сингапура. Что-то, допустим, дополняющее усилия такого человека без его ведома. Такое, что могла сделать только я.
И что это может быть? Я снова представила себе его глаза, оценивающие меня. И как-то отчетливо поняла, что этот человек приехал сюда не совсем для того, чтобы спасать пропавшего Элистера Макларена. Эшенден – это дела гораздо более серьезные, типа британского миноносца, прибывшего к нашему городу и даже направившего на него орудия (а может, тут уже я преувеличиваю?).
Отдам ли я Элистера? Да, это Эшенден уже понял – но только когда убийца будет найден.
