Джон Адамс - Когда мертвые оживут
Она уж точно пересмотрела ужастиков, особенно про психов и кухонную утварь. Сейчас по кабельному все это дерьмо показывают, смотри сколько влезет. Она рубила и рубила, точно сумасшедший дровосек, но Ренни задела всего разок, случайно.
Неотвязный резиновый Виктор развалился под ее ударами, как глиняный горшок под дисковой пилой. Отодрав удушающее кожаное щупальце от рта, Ренни приподнялся, сел и втянул воздух.
— Барб, мать твою, ты ж меня располосовала!
— Милый, прости, я промазала, эта тварь по всему тебе расползлась!
Барб помогла ему встать на ноги. Ренни покачивался, чувствуя растерянность, — как-то не привык, чтобы его спасали, да еще и били перед этим. Оба стояли по щиколотку в рубленом мясе, Ренни дрожал. Потом в искреннем порыве прижал к себе Барб:
— Знаю, малышка, знаю. Узнаешь нашего старинного друга?
— Нет, не может быть. — Она уткнулась лицом в шею Ренни, не желая смотреть.
Он поднял кусок теперь уже неподвижной мертвой плоти, повернул, чтобы Барб могла рассмотреть его в слабом свете ночника. На коже виднелся рисунок: смешной младенчик-дьяволенок выглядывает из вьющихся языков пламени.
— Ренни, это же… Вот дерьмо!
— А то как же! — отозвался он.
И подумал, что чертовы комиксы проникли во все головы, сколько их есть.
Виктор Джекс наколол дьяволенка на Сансет-бульваре, в тату-студии «Скин Ильос». Подбила его на это прежняя подружка Никки. Барб слышала, что татуировки можно вывести лазером, но так и не собралась с духом предложить Виктору это сделать. Не успела.
— Ренни, милый… не хочу тебя злить, ну, в общем, надо…
— Чего надо?
— Если Виктор, ну, понимаешь, будет являться всякий раз, когда мы, ну, в общем, вместе…
— Виктор больше не вернется!
— И что ты с ним сделаешь?
— Что с самого начала хотел: в канализацию сброшу все его гребаные останки. Пусть крысы повеселятся.
— Чувствую, нам сумка новая скоро понадобится. — Барб поморщилась, глядя на разбросанные по полу искромсанные обрубки.
Они уже не шевелились, лежали тихо, слегка поблескивая. Тяжело дышащий Ренни тоже смотрел на них дикими глазами. С его подбородка капал пот.
— Детка, сперва дай-ка мне этот секач!
Крышка канализационного люка весила девяносто пять фунтов, ни больше ни меньше, но на стороне Ренни были фомка и хорошо накачанный торс. В итоге расчлененные, выпотрошенные, раздробленные, рассеченные и размозженные останки Виктора Джекса отправились в обширную систему сбора отходов округа Лос-Анджелес.
Как же приятно было превращать Виктора в кучу обрубков, каждый не более кулака размером. Почти так же здорово, как делать из него фарш при помощи биты.
Заслужил же, гад, на все сто заслужил. Но надо отдать должное: поразительно упорный сукин сын.
«Если явится в третий раз, опять повеселимся», — подумал Ренни. Ему уже начало все это нравиться.
Он также прикинул, что можно сделать с Барб, если у нее опять крышу сорвет и она примется верещать во всю глотку.
«He-а. Что за дурацкая мысль проскочила! Лезет в голову всякое…»
Ренни выдернул пальцы, и крышка с лязгом легла на место. Тут осторожно надо. Один старый приятель не успел руку убрать и трех пальцев лишился. Фрисби ему достать из канализации захотелось. Неприятное воспоминание снова привело к мысли о Барб. «Может, уже пора от нее сваливать? Конечно, она здорово помогла и вообще нынче ночью показала себя молодцом, но что, если Виктор — это вроде ее проклятия и все завязано на нее?»
Тут как с крышкой: не убрал пальцы вовремя — и хрясь! А в Барб он запускал вовсе не пальцы…
Но сейчас ее хотелось, тело так и ныло. Домой, скорей домой! Она сейчас после ванной свеженькая, пахучая, вкусненькая. Так здорово ее оседлать и скакать, пока не заорет по-настоящему…
— Ты не слышал? Вроде шуршит что-то, — неуверенно произнесла Барб.
— Господи, детка, ну ты и…
— Я серьезно. Прекрати!
Чувствуя себя последним придурком, Ренни отпрянул. Сердце бешено стучало — ну, еще бы минуточку ей подождать! Барб замерла, вся внимание, будто старшеклассница, отчаянно пытающаяся собраться с мыслями на экзамене. Вся в ожидании скребущихся, подползающих монстров. А стояла-то раком, попой кверху. Сама игриво так попросила оприходовать ее рачком. В матрас вцепилась, точно великую страшную правду оттуда выдрать захотела.
— Малышка, я ничего не слышу. Может, это паранойя твоя от стен отскакивает?
В раздражении Ренни схватил с тумбочки сигареты. Что за черт! Час назад оживший мертвец давил ему глотку, теперь Барб со своими идиотскими глюками!
— Кажется, я слышала, как в ванной упала крышка унитаза.
— Я виноват, забыл опустить круг.
Если Ренни хотел произвести впечатление, то делался самым вежливым и рассудительным человеком на свете. Но стоило ему добиться своего, вежливость слетала, точно шелуха. Как нынче ночью: круг на сиденье он нарочно оставил поднятым в качестве декларации мужской власти. Барб заметит, но промолчит, он это знал. Коронным трюком Ренни была способность показываться людям с лучшей стороны и надежно прятать вторую сторону, на редкость сволочную. И трюк удавался: повсюду говорили, какой он честный, мудрый и достойный доверия. Конечно, он девушку у друга не отобьет, и не убьет никого, и даже никакой гнусной мысли у него возникнуть не может. Ну-ну.
А мертвого даже пальцем не тронет.
Ренни умел принять на себя вину, а затем мощно отфутболить обратно, — так опытный теннисист отшибает подачу наглого выскочки. С этим туалетным сиденьем круто вышло.
— Ну, извини уже. Каюсь, оставил, хотя не следовало. Здесь твой дом и твои правила. Но от этого мохнатого покрывальца на бачке круг сам падает и…
— Тихо!
Ренни удовлетворенно затянулся. Плюс один в его пользу. Барб вытащила сигарету из его рта, пару раз быстренько затянулась и торопливо вставила на место, будто это улика и нужно ее вернуть, пока копы не заметили.
Ренни сдался и пошел в ванную. А сделав свое дело, снова оставил круг поднятым.
— Барб, тут вода по всему полу! — крикнул он. — Похоже, из трубы поперло.
— О нет! Что, там очень… грязно?
— Да нет, просто вода наружу выплеснулась. И на стены попало.
— Ренни! — завопила Барб из спальни.
Он тут же поспешил на помощь — прямо герой!
Пришлепав мокрыми ногами, Ренни увидел, что Барб, сжавшись в комок, показывает пальцем на стену. Там что-то ползло по стыку между стеной и потолком, прямо над столиком с косметикой. Ренни прищурился: нечто похожее на ящерицу пробиралось, плотно прижавшись к потолку. Вот замерло, нагло глядя с семифутовой высоты.
— Что это за херня? — осведомился Ренни. — Крыса, что ли?
— Ты когда-нибудь видел белую крысу без шерсти и с такими здоровенными глазищами? Господи, Ренни!
Оказывается, она умеет видеть в темноте.
— Где твоя бита?!
— Сейчас я чертову тварь достану, — пообещал Ренни, едва не рассмеявшись. — И мне плевать, что это такое.
Но Барб его остановила.
— Нет, Ренни, не надо, — сказала она, положив ладонь ему на грудь. — Ты отличный парень, сильный мужчина, настоящий защитник и всякое такое, но я подумала, это все же мой дом и мои правила, как ты сам сказал. Короче, дай я сама этим займусь. Ты уже пробовал, теперь моя очередь поразвлечься.
Выслушав эту тираду, Ренни застыл точно громом пораженный. И как только ему пришло в голову, что можно бросить такую классную бабу?
Она смотрела, как у двери в ванную мерцает вишневый огонек его сигареты.
— Ты просто стой там, а когда я скажу, включи свет, хорошо?
— Да, мэм!
— Включай!
Стоваттная лампа под потолком спальни на секунду ослепила их. Тварь на стене сорвалась и упала за зеркало. Слышно было, как она стукнулась об пол и заскреблась, уползая в тень.
— Видишь ее?
— Вижу, — солгала Барб, затем прикрыла глаза и шарила под кроватью, пока не отыскала биту.
— Я не вижу! — сказал Ренни.
Видел он только хвост кота Барб, торчащий из-под шкафа. Жалкая трехцветная скотина! С тех пор как Ренни связался с его хозяйкой, от него не отставала аллергия и жуткий чих, все из-за этой твари. Кошак или бродил по кухне, пытаясь утащить и сожрать что ни попадя, или целенаправленно сбрасывал фунты шерсти, или пытался разодрать мебель в клочья. Барб его звала идиотским сюсюкающим имечком, которое Ренни и не пытался запомнить. Впрочем, скотина тоже, кажется, своего имечка знать не желала и никогда запретов не слушала.
Кошак, наверное, и круг откинул, мелкая юркая сволочь.
Хвост хаотически дергался — скотина готовилась к любимой кошачьей игре «закогти-выпотроши». Барб громко приказала коту уняться, тот, как всегда, и ухом не повел.
Барб пыталась перекрыть дорогу ногой, но кот ловко увернулся и шмыгнул под шкаф. Судя по звукам, там немедленно произошла короткая и страшная драка.
