Крис Симмс - Убить зверя
— Так?
Поза была слишком напряженной, но Джордж прошептал:
— Да, — и принялся щелкать камерой. После пары минут фотографирования в разных ракурсах он произнес: — Замечательно. Теперь склоните голову набок. Еще несколько снимков. Чудесно.
Она открыла глаза.
Джордж достал из кейса кусок ткани, которую он использовал как фон, когда снимал Джули. Он расстелил ее на полу рядом с кроватью.
— Не могли бы вы лечь на эту синюю ткань, пожалуйста?
— На пол?
— Да. Предположим, у вас больная спина и вы предпочитаете отдыхать на полу. Понятно?
Она легла на синий квадрат, сложив руки на груди и сжав лодыжки. И снова закрыла глаза.
— Нужно расслабиться, — уговаривал ее Джордж, стоя над ней. — Раскиньте руки в стороны. Чудно. — Он снова принялся фотографировать. — Немного откиньте голову и раздвиньте ноги. — Опять защелкала камера. Его сердце готово было выскочить из груди. — И не могли бы вы приоткрыть рот?
Почти не двигая губами и не меняя позы, женщина еле слышно прошептала:
— Будто я мертвая?
Джордж, забывший об осторожности и не услышавший сарказма в ее голосе, ответил:
— Да.
— Барри!
Дверь открылась, и мужчина почти впрыгнул в комнату. Джордж попятился, а женщина встала.
— Что случилось? Он до тебя дотронулся? — Мужчина переводил взгляд с женщины на Джорджа и обратно..
— Нет, он просто…
— Почему ты лежала на полу?
— Он хотел, чтобы я раскинула руки и сделала вид, будто я… — В ее голосе звучал страх, но когда она взглянула на Джорджа, в глазах светилось презрение.
— Он настоящий урод. Выгони его.
Мужчина повернулся к Джорджу, но тот уже скользил вдоль стены к двери, бормоча, что ему очень жаль, он огорчил леди, одновременно представляя, как женщина будет выглядеть на компьютерном экране, когда он выбелит ее кожу и сделает похожей на труп.
Он вошел через дверь черного хода и сразу услышал голос:
— Это ты, Джордж?
И он ответил так, как отвечал всегда, с детства:
— Да, мама.
Пиджак и галстук он снял заранее, поставил кейс на нижнюю ступеньку лестницы и заглянул в гостиную. Она сидела на своем обычном месте, вязала что-то для богадельни, в углу играло радио. За тридцать лет не изменилось ничего: те же кружевные салфеточки на спинках кресел, тот же ковер из овечьей шкуры перед уродливым газовым камином, перед ним грубые плитки на полу.
— Тебе там посылка, лежит в прихожей. На ней мексиканские штампы.
Джорджа охватило волнение.
— От кого? — спросила она.
— Это по работе, — произнес он, подходя к столику и беря пакет. Таможенных штампов на нем Джордж не обнаружил. Он повернулся и поспешил в свою комнату.
Она с трудом вышла из комнаты, повторяя тот же вопрос, который задавала много лет:
— Когда я смогу пропылесосить у тебя в комнате? Этого не делалось уже много недель.
Он никогда не впустит ее в свою комнату.
— Я все сделаю в выходные, мама.
Она безнадежно махнула рукой и вернулась в гостиную. Джордж достал из кармана ключ и открыл замок, запирающий дверь снаружи. Войдя внутрь, он закрыл дверь на щеколду, сел у письменного стола и включил настольную лампу. Лампа немного разогнала тени, но недостаточно, чтобы хорошо осветить фотографии женщин, которыми были увешаны стены комнаты. Джордж взял скальпель из ящика с инструментами, разрезал пакет и вытянул оттуда пластинку с таблетками. Он не верил, что когда-нибудь их получит. Веб-сайт был американским, но там имелось предупреждение, что в связи с американскими законами против торговли наркотиками таблетки пошлют через Мексику, чьи правила относительно данного успокоительного средства значительно мягче.
Он смотрел на них так, словно они были чем-то священным. Да, по сути, так оно и было: они обладали властью осуществить его мечты.
Слай посмотрел на неподвижного паука, скорчившегося в углу своего стеклянного дома. Согнутые лапки, возвышающиеся над телом, напомнили ему восемь распорок крыши, окружающих только что построенный стадион, который после окончания Игр станет новым спортивным центром Манчестера, особенно когда эту идиотскую беговую дорожку сроют и добавят еще несколько рядов мест для зрителей. Слай поднял сжатый кулак в знак победы — наконец-то «Синие» получат стадион, соответствующий их статусу в городе. Нечто поновее и грандиознее, чем есть у этих поганцев «Красных».
Он захлопнул за собой дверь и осмотрел двор. Эта мерзкая парочка сидела на солнышке на скамейке около сада. У них на коленях лежали развернутые воскресные газеты. Рядом стояли две чашки и чайник со свежим кофе. На солнце хорошо был виден пар, идущий из носика.
Чтобы нарушить мирную атмосферу, Слай громко зевнул, фыркнул и направился к ним. Они пытались не обращать на него внимания, но он зашел им за спину и, наклонившись над плечом женщины, проговорил:
— Грязная шлюха. — Слай специально усилил свой манчестерский акцент.
Она резко повернула голову:
— Простите…
— Эта пташка. — Он показал на фотографию телевизионной ведущей в газете на ее коленях. — По одному виду можно определить. — Он взглянул на мужчину, сидящего рядом: — Готов поспорить, ты бы с удовольствием ей засадил, хотя никогда в этом не признаешься. Во всяком случае, пока твоя мадам тут сидит. Я прав? — Слай громко рассмеялся и продолжил свой путь, воображая, как парочка трясется от злости.
Он сел в машину, надел солнцезащитные очки, опустил стекла и нажал кнопку магнитофона. Загрохотали «Стоун роузез», и он улыбнулся, вспомнив о ночах, когда был в таком улете, что и говорить не мог.
Добираться до маленького террасного дома бабушки было всего ничего. Выйдя из автомобиля, Слай сразу увидел ее в окне: она ждала его, даже пальто уже надела. Он подвел ее к дверце машины и помог сесть на пассажирское сиденье, затем поехал назад в центр и поставил автомобиль на парковку.
Она взяла его под руку, и они направились вверх по Маркет-стрит, причем старушка притормозила, чтобы полюбоваться парком Пиккадилли.
— Все так переменилось, — заметила она больше с удивлением, чем с сожалением. — Заведения «У Льюиса» нет. — Бабушка уставилась на противоположную сторону улицы, на богато украшенный фасад универсального магазина. Над дверями сияли яркие неоновые вывески. — Когда ты был маленький, мы тебя сюда с собой брали. Мы с твоим дедушкой ходили на танцы, на верхний этаж.
— Какие танцы?
— Бальные. Ты, наверное, не знаешь, но там, наверху, были прекрасные деревянные полы.
Слай покачал головой:
— Действительно не знаю, ба.
— Что это за дурацкая громадина? — спросила она, указывая на серую бетонную стену за парком.
— Какой-то дизайнер придумал, — небрежно ответил Слай. — Считается, что это выполнено в китайском стиле — ее поставили, чтобы заглушить шум и вонь от автобусного депо, которое находится за ней.
— По мне, вы глядит чертовски скверно, — промолвила она. — Больше похожа на Берлинскую стену, чем на Китайскую.
Он усмехнулся, направляя ее по пешеходной улице к новому магазину «Маркс энд Спенсер».
— Но мне очень нравятся эти свисающие корзины, — произнесла она, с удовольствием глядя на множество цветов, обрамляющих путь вперед. — И флаги красочные. Почему бы им не оставить все в таком красивом виде навсегда? Даже мусора нет, — добавила она, глядя под ноги. — А плиты когда уложили? — спросила она, кивком показывая на ржавого цвета плиты под ногами.
— Недавно.
— По этой улице раньше ходил трамвай. Прямо там, где мы сейчас идем.
— Ну что же, все меняется, так ведь?
— Совершенно точно, — ответила она, глядя на многочисленные магазины, торгующие мобильными телефонами и одеждой для отдыха и кафе.
На другом конце улицы высился «Маркс энд Спенсер», соединенный наверху галереей с прозрачной крышей с центром «Арндейл».
— Мы вон там с тобой пообедаем, ба.
Он провел ее по ровной брусчатке, затем через площадь к торговому центру «Треугольник». Когда они проходили мимо гигантского экрана, установленного к Играм Содружества, из динамиков раздался громкий комментарий. Рассказывалось о спортсменах, повторялось, где будут происходить различные события. Она слегка съежилась от шума, и они двинулись дальше, к столикам напротив «Цинка».
— Что это за штука? — Она смотрела на музей «Урбис», который поднимался вверх из бетона, подобно подводной лодке, всплывающей на поверхность.
— Не знаю. — Он закурил сигарету. — Наверное, какая-нибудь художественная галерея.
Выбрав столик, откуда им было видно всех проходящих и всем видно было их, Слай протянул старушке меню. Она читала его, шевеля губами в попытке произнести незнакомые названия: брушетта, паппарделле, антирасто, арансини.
Появилась официантка. Слай подозвал ее и внимательно следил за ней, по мере того как она приближалась к их столику. Он хотел, чтобы она обратила внимание, что он привел обедать бабушку, приняла его за приличного человека. Заботливого. Может, даже привлекательного.
