Марсель Монтечино - Убийца с крестом
Реджина снова закивала головой.
— Да, этот героин — дьявольское зелье!
— А теперь малыш Бобби вырос. Он все понимает. И он посмотрит однажды на отца — отца, которого едва знает, — и что? Жалкий наркоман, и все тут. Преступник. А кто тогда я? Жена наркомана. Нет, я не хочу, чтобы мой сын так обо мне думал, Реджина! Клянусь Богом, не хочу!
Голос Эстер превратился в хриплый шепот. В глазах блестели слезы. Реджина вышла из-за стойки и ласково обняла ее.
— Ну, ну, успокойся, — бормотала она, похлопывая Эстер по плечу. Малыш Бобби на секунду прервал игру с Багирой, взглянул на обнимавшихся женщин, затем его внимание снова переключилось на котенка.
— И знаешь, Ри, — продолжала шептать Эстер подруге в воротник, — я тут пошла навестить его. И когда увидела, такого чистого и аккуратного, с такими ясными глазами, как тогда, когда я выходила за него замуж, знаешь, у меня сердце чуть не разорвалось от любви. Мне так хотелось дотронуться до него, просто коснуться рукой. Ты понимаешь, Ри?
Реджина не ответила, лишь еще крепче прижала ее к себе.
— Я не представляю себе жизни без Бобби! И в то же время знаю: так дальше продолжаться не может. О. Ри, я так страшно боюсь!
— Ну, тихо, тихо... — Реджина продолжала похлопывать подругу по спине. — Может, на этот раз Бобби исправился. Может, все будет хорошо...
Наконец женщины оторвались друг от друга. Эстер вытерла глаза ладонью.
— На это я и надеюсь, Ри. Молюсь об этом каждую ночь.
— Ну, вот вам, пожалуйста! — Реджи на широко улыбнулась, обнажив ярко-белые ровные зубы. В помещение вошел отец с сыновьями в сопровождении щенка эрде-ля-полукровки. Собака, почуяв Багиру, рванулась вперед. Мужчина дернул за пластиковый поводок, и пес, неуклюже осев на пол, залился звонким лаем. Нахмурившись, Бобби подхватил Багиру на руки и крепко прижал к груди.
— Отойди, псина! — сказал малыш Бобби и сделал вид, что хочет пнуть щенка ногой. — Заткнись!
Пока Реджина выписывала на эрделя документы, Эстер подошла к сыну и присела рядом на корточки.
— Эта противная злая собака пугает Багиру! — пожаловался малыш Бобби.
Эстер бросила окурок на пол и раздавила каблуком. Бобби поднял на нее глаза.
— Ты в порядке, мам?
Эстер улыбнулась и кивнула:
— Конечно, детка. Я в порядке.
— Я видел, ты плакала.
Эстер рассмеялась.
— О! Это ничего не значит! Женщины вообще любят поплакать. После этого они себя лучше чувствуют. Вот подрастешь — сам убедишься.
Бобби не сводил глаз с эрделя, тот в свою очередь — с Багиры.
— Ты плакала из-за папы?
Эстер провела пальцами по бедру, обтянутому синими джинсами.
— Я плакала из-за жизни, детка. Вот так... — Она снова улыбнулась. — Такое с женщинами тоже часто случается.
Эрдель потерял интерес к Багире и теперь подобострастно обнюхивал ноги своего нового владельца. Один из его сыновей посмотрел на Бобби с Багирой, потом обнял щенка за шею. Щенок радостно завилял хвостом и облизал ребенку лицо.
— А мне моя Багира гораздо больше нравится, чем этот противный старый пес! — шепнул Бобби матери.
— Мне тоже, — шепнула Эстер в ответ.
Малыш Бобби помолчал немного, затем вдруг добавил:
— Надеюсь, папе он тоже понравится...
Эстер испытующе взглянула на сына.
— Не беспокойся, детка! Папа будет от Багиры просто в восторге, вот увидишь!
8.15 вечера
Уолкер тихо крался по вымощенной плитами дорожке, что вилась между двумя рядами жилых домов. В распахнутые окна струилась вечерняя прохлада, из окон нижних этажей, где находились кухни, тянулись пряные ароматы готовящейся пищи. Светились и бормотали экраны телевизоров, а там, где окна были закрыты, работали кондиционеры. Дорожка, густо поросшая сорняками и травой, круто обрывалась у насыпи футов пятнадцать высотой. Уолкер осмотрелся, проверяя, не следит ли кто-нибудь за ним, затем нарвал две полные пригоршни сорняков и вскарабкался вверх по насыпи. Она заканчивалась узкой грязной площадкой не более семи футов в ширину; от самого ее края отвесно уходили вниз стены каньона глубиной этажа в три, где надавно устроили стоянку для машин. Сразу за стоянкой начинался Пико-бульвар, а на противоположной его стороне возвышалось новое ультрасовременное здание из стали и грубо обработанного камня, вход в которое украшала футуристическая скульптура в виде звезды Давида из металлических конструкций. У входа сверкали огромные буквы из стали, гласившие, что здесь располагается Центр западного побережья по исследованию массового уничтожения евреев.
Уолкер залег в высокой траве на краю обрыва и уставился на здание. К красному ковру, разложенному на тротуаре, подкатывали лимузины — «роллс-ройсы», «мерседесы». Из них выходили мужчины в смокингах и дамы, сверкающие драгоценностями. Затем машины отъезжали и припарковывались на стоянке, мигая фарами. Расторопные служители в коротких зеленых пиджаках помогали столь же элегантным гостям выбраться из таких же роскошных автомобилей, затем прыгали за руль и, взвизгивая тормозами и давя на газ, объезжали здание по Пико и отгоняли машины на стоянку, расположенную прямо под тем местом, где лежал Уолкер. Сквозь затемненные стеклянные панели фасада нового здания Уолкер видел этих господ — они смеялись, пили, хватали закуски с подносов, которые разносили молоденькие девушки латиноамериканского типа в черно-белых униформах.
Уолкер пролежал в траве, наверное, целый час, пока не закончился съезд гостей. Двое служащих в зеленых пиджаках лениво бродили у входа в здание, перебрасываясь шутками и посмеиваясь. До Уолкера доносились обрывки речи на испанском — мексиканцы слушали трансляцию матча с участием «Доджерз» по портативному приемнику, который они поставили на ступеньки у входа. Стемнело, и стоянка, где еще не успели установить прожекторы, погрузилась во мрак. Уолкер поднялся. Прошел по узкому гребню вдоль обрыва, пока не нашел более пологий спуск, и снова залег, приподняв голову, чтоб видеть служителей у входа. Несколько минут спустя игрок из команды «Доджерз» прорвал оборону противника, и мексиканцы, радостно рассмеявшись, обменялись дружескими пинками. Уолкер выскользнул из травы и начал спускаться вниз по склону, то притормаживая на каблуках, то помогая себе руками. Под тонкую футболку забилась пыль. Наконец, сопровождаемый тонкими струйками земли и мелких камешков, он приземлился на дне обрыва и торопливо присел на корточки за капотом сверкающего лаком серого «корниша». Оттуда было слышно, как пересмеиваются и поздравляют друг друга и «Доджерз» служители.
Уолкер приподнялся и высунул голову из-за капота «SL-450». Увидел, как по ступенькам сбежала девушка-официантка с двумя бумажными тарелками, наполненными едой. Мексиканцы поблагодарили ее и начали с ней заигрывать. Один из них сделал вид, будто собирается шлепнуть ее по заду. Девушка увернулась и, улыбаясь, погрозила ему пальцем. Парни расхохотались, а она убежала в дом.
Мексиканцы уселись на раскладные стулья и начали есть прямо руками. Отстегнув от пояса баллончик с краской, Уолкер встряхнул его и начал с помощью распылителя выводить на лакированном сером боку машины слово «жид». Затем подкрался к черному «биарицу» и огромными красными буквами вывел на дверце слово «еврей». Потом подобрался к коричневому «мерседесу» и написал на одном крыле «любитель ниггеров», а на другом — «лживый еврей». Так он ползал между автомобилями минут десять, тяжело пыхтя, и практически вслепую выводил на автомобилях надписи. Он был окрылен своим успехом, кровь, казалось, так и кипела в жилах, разливаясь приятным теплом по рукам и ногам. Обработав двадцатую по счету машину, он откинулся на хромированный бампер немного отдышаться. Дыхание было учащенное, сердце бешено билось, и он вдруг с удивлением обнаружил, что у него эрекция. Он дотронулся до члена. Какое приятное ощущение... Потом развернувшись лицом к машине, винного цвета «ягуару», уже начал было выводить на капоте «Бей жидов!», как вдруг через улицу до него донесся крик:
— Эй, ты! Какого черта ты там делаешь?!
На ступеньках стоял высокий худощавый мужчина с длинными седыми волосами и указывал в его сторону пальцем.
— Я заметил его со второго этажа! Это ваша обязанность — охранять стоянку! — кричал он служащим. — Схватите его!
Парни перебежали через Пико и направились к стоянке. Но вместо того, чтобы разделиться, они держались вместе. Уолкер побежал между рядами автомобилей, увлекая преследователей за собой, затем метнулся в сторону, запетлял как заяц, приближаясь к улице.
— Он там! Держите его, не позволяйте уйти! — кричал мужчина. Теперь к нему присоединилось еще несколько человек из приглашенных, и все они бросились вдогонку за Уолкером.
Уолкер перепрыгнул через низкую металлическую цепь, огораживающую стоянку, и, свернув направо, помчался по Пико к ближайшему перекрестку. Еще раз свернул направо. Дорога плавно поднималась на холм, вокруг расстилались лужайки частных владений. Он бежал легко, неспешно, время от времени оборачиваясь. Два мексиканца отстали от него примерно на полквартала. Мужчины в смокингах и кожаных вечерних туфлях, выбежавшие из здания, отстали еще больше и постепенно выдыхались. Уолкер пробежал еще несколько кварталов, затем свернул налево, промчался по аккуратно подстриженному газону и повернул направо, на боковую улицу. Здесь подъем кончился, и он позволил себе остановиться и осмотреться. Парни все еще пытались догнать его. Уолкер побежал дальше, все время сворачивая направо. Потом нырнул в темную аллею, обсаженную кустарником, бегущую вдоль задних изгородей между двумя плохо освещенными улицами. Примерно посредине обернулся, потом распластался на животе и стал следить за входом в аллею. Несколько секунд спустя в нее вбежали мексиканцы — головы опушены, ноги заплетаются. Они проскочили мимо. Тогда Уолкер поднялся, развернулся и затрусил в обратном направлении. Его голубой фургончик был припаркован в нескольких ярдах от входа. Он отпер дверцу и сел за руль. Сорвал с себя пропыленную футболку, завел мотор и выехал на дорогу. Сунул майку под сиденье, туда же кинул баллончик с краской. Давя на газ, он мчался среди закругленных холмов, одновременно натягивая на себя ярко-красную ветровку, затем натянул на потную голову желтое бейсбольное кепи с надписью «Шины фирмы Мишлен». У подножия холма он свернул на восток, по направлению к Пико-бульвару, и немного сбавил скорость. Впереди стояло несколько полицейских автомобилей, сверкая мигалками. Полисмен в униформе регулировал движение. На тротуаре и ступеньках у входа толпились люди с мрачными, расстроенными лицами. Напротив, на стоянке, вдоль рядов изгаженных автомобилей, чертыхаясь и размахивая руками, двигались люди с фонариками.
