Елена Леонова - Подземное царство
– Вы понимаете, что здесь написано? – спросил Мукеш.
– Да, конечно! – сказал Фёдор, делая несколько шагов вперед к стене. – Эта надпись сделана на древнем индусском языке, – пар клубился вокруг историка, когда он говорил. – «Здесь находится великий Путь в Швета-Двина, вблизи Млечного океана, где обитают великие, могучие люди», – начал читать Стёпин.
– Швета-Двина? – переспросил Мукеш.
– Это Белый Остров, место, где по легенде находится Агарти и Шамбала, – сказал Филипп.
– Совершенно верно, мой друг! – сказал Фёдор Стёпин, глаза которого горели восторгом. – «Чудесная дорога насыщена столь ослепительным светом, что взор обычного человека не в силах его вынести. Пройди через озеро Шила, но каждый, кто приблизится к нему, превращается в камень. Только избранным существам удается переправиться через нее».
– Все? – спросил Мукеш.
– Да, это все.
– И где же эта дорога?
– Я так понимаю, что вон там, – Филипп указал на заснеженный коридор, уходящий во мрак ледяного царства.
– Мы, сами того не зная, нашли дорогу в Агарти! Пошли! – Стёпин пошел по коридору, освещая дорогу горящим факелом.
«Направление подскажет Шива», – вспомнил Филипп слова монаха в Храме Суккура.
– Подождите! – крикнул журналист. Стёпин и Мукеш обернулись.
– Вот так просто и пойдем?
– А в чем дело? – недовольно спросил Фёдор.
– А как же предостережения, о которых написано на стене? Мы их просто проигнорируем?!
Фёдор и Мукеш переглянулись.
– Ты прав! – Стёпин улыбнулся. – Это для нас опасно. Поэтому ты пойдешь первым.
В руке Мукеша показался револьвер, направленный на журналиста.
– Давай, иди вперед, живее!
Филипп вздохнул, покачал головой и пошел по каменному коридору. Стёпин и Мукеш последовали за ним.
– Хотел спросить, – Филипп обернулся, – как вы меня нашли?
– Мы тебя не искали, – недовольно отозвался Мукеш.
– В самом деле, Филипп, мы не искали. Честно говоря, это вышло случайно. Мой дар позволил нам идти по следу за монахом, где мы и наткнулись на тебя.
– Ваш дар? – хмыкнул Филипп.
– Разве тебе не показался он убедительным? – спросил Стёпин.
– О, более чем. В Голконде было весело. Жаль только, я не увидел, как вы жонглируете и показываете фокусы. И жаль, что так вышло с вашей дочерью, – сказал Филипп, но не успел договорить, как сзади на него налетел Мукеш, с силой прижимая к обледенелой стене. Парень выкрутил журналисту руку, и острая боль пронзила плечо Филиппа.
– Не смей говорить о ней! – прошипел он на ухо Филиппу. – Никогда не смей говорить о ней!
– О-о-о-о, – простонал Филипп, – какие… сантименты…
– Замолчи!
– Так… у нас… тут… любовь, что ли? – Боль усилилась, так как Мукеш навалился на журналиста с новой силой. – А ничего, что она убила нескольких людей… включая Даршана?
– Даршана убил я, – с гордостью сказал Мукеш, – потому что я ее любил, а она меня попросила!
Филипп хмыкнул.
– Вы – сборище сумасшедших!
– Заткнись, говорю тебе!!!
– Ну, хватит! – крикнул Стёпин.
Мукеш отскочил от журналиста.
– Не желаю ничего слушать о Диане ни от тебя, – он посмотрел на Филиппа, который пытался размять травмированную руку и плечо, – ни от тебя, Мукеш! Иначе, предупреждаю вас – я и один смогу найти Агарти! – Стёпин рывком вручил факел Мукешу и направился дальше, однако вскоре остановился.
– Посмотрите, – тихо сказал он, – что это?
Филипп, забыв о боли, подбежал к историку и выглянул из-за его плеча. Впереди, во мраке холода коридора что-то светилось, мягко и плавно, двигаясь прямо на них.
– Это движется в нашу сторону! – прошептал Мукеш. – Свет идет откуда-то изнутри ледника!
«Направление подскажет Шива и твое сердце, если свет идет изнутри, а не снаружи. Глаза твои не должны жаждать прекрасного, но видеть, будучи закрытыми», – слова монаха опять странным образом всплыли в памяти Филиппа.
Свет, белый и слепящий, двигался стремительно.
– Это свет, о котором было написано на стене! – крикнул Филипп, он сделал шаг назад, натолкнувшись на Мукеша, который продолжал держать факел.
– Нам надо куда-то спрятаться! – сказал Стёпин.
– Мы не успеем! И нам некуда! – прокричал Мукеш.
– Брось факел! – неожиданно сказал Филипп.
– Что?
– Брось факел, говорю тебе! – журналист отскочил от Мукеша.
– Что происходит?! – закричал Мукеш.
– Делай, как он говорит, – послышался голос Фёдора.
– Что за бред, я не собираюсь слушать какого-то… а-а-а-а… что это?! – неожиданно голос Мукеша изменился. В нем послышался испуг. – Боже мой!
Филипп увидел, как свет залил все пространство вокруг них, как стало светлее и теплее в холодной каменной пещере. И когда ему стало казаться, что светло настолько, что он может ослепнуть, а вокруг все исчезло в сиянии, он услышал безумный крик боли, отчаянья и страха. Кричал Мукеш, но журналист понимал, что помочь парню он не может. Он даже не видел, где находится парень. Свет идет изнутри, а не снаружи. Слова монаха гудели в его голове. Нельзя было держать факел, когда свечение двигалось на них. Неожиданно крик стих, и Филипп почувствовал, что мрак вновь наполняет пещеру. Он заморгал, привыкая к темноте. Забрезжил свет фонарика. Рядом с ним стоял Фёдор, глядя куда-то за спину журналисту. На его лице читалось удивление и непонимание, словно он обрел некое знание, ранее не известное ему. Филипп обернулся. На каменном холодном полу догорал факел.
– Где Мукеш? – спросил Филипп.
– Не знаю, – покачал головой историк. – Я слышал, как он кричал, и думал увидеть ужасную картину, но его нет. Ничего не осталось.
Несколько секунд они молчали, глядя на тлеющий факел.
– Надо двигаться дальше, – сказал Фёдор. – Давай, живее, иди вперед, – он извлек из кармана миниатюрный пистолет из алюминиевого сплава со стальным стволом и затвором, – а то получишь этой штукой!
– Beretta 950?
– Разбираешься еще и в оружии?
– А вы, видимо, нет. Аккуратнее, не покалечьте себя.
– Иди давай, – со злостью сказал Фёдор. – А то как бы я тебя не покалечил.
Филипп прошел мимо Стёпина и, достав из рюкзака маленький фонарик, направился дальше, вглубь пещеры.
Туннель обдавал могильным холодом, петляя в разные стороны, и вскоре Филипп начал ощущать, что у него заложило уши. Дорога пошла на подъем, а затем появились широкие ступени, вытесанные прямо в скале, внутри которой они двигались.
Фёдор шел молча, не пытаясь говорить с журналистом, что второго вполне устраивало, так как он начал ощущать нечто странное. С каждым шагом волнение и трепет нарастали в душе Филиппа. Необъяснимое предчувствие охватило его, и он ускорил шаг. С каждым новым движением журналист чувствовал, что меняется воздух. Он словно становился свежее и теплее, но второе было практически невозможно ввиду того, что они находились предположительно на очень большой высоте над уровнем моря, в снегах и вечных ледниках. Ступени стали выше, туннель начал сужаться, а впереди показалось яркое пятно света. Выход был близок.
Сощурившись от яркого резкого света, Филипп вынырнул на поверхность. Фёдор за ним. Несколько секунд, в течение которых глаза вновь привыкали к солнцу, показались журналисту часами. Но как только зрение нормализовалось и Филипп увидел, куда они вышли, он ахнул.
Перед ними была восхитительной красоты горная долина, залитая ярким солнцем и обрамленная со всех сторон голубым ледником, сверкающим в лучах, словно кристаллы. На крутых склонах расположились зеленые террасы, а внизу, на самом дне, заключенном между склонами в серебристой дымке, зеркальной гладью блестело глубокое синее озеро, в центре которого возвышался многоярусными башнями храм.
– Агарти, – тихо сказал Филипп.
– Пока не уверен, – отозвался Стёпин.
– Что? – Филипп обернулся.
– Иди давай! Вон там лестница, – Стёпин указал пистолетом на спуск, и Филипп, подчиняясь ему, направился вниз, в объятья долины.
21
Лестница серпантином спускалась по склону, на дно долины, к заболоченным берегам озера, где виднелись белые крупные цветки магнолии среди буйно разросшихся зеленых папоротников.
Спустившись, Филипп и Стёпин обнаружили, что лестница заканчивается у широкой каменной дороги, переходящей в узкий мостик, ведущий прямо на остров к Храму. Многоуровневое сооружение, называемое в Азии пагодой, состояло из одиннадцати ярусов, расположенных конусом от самого широкого уровня и к самому узкому. Основание Храма было выложено из желтого кирпича, украшено барельефом с изображением мифических животных и обнесено невысоким забором. В целом Храм не производил шикарного впечатления, а скорее наоборот, создавалось ощущение заброшенности и глубокой древности.
В воздухе чувствовалась неописуемая свежесть, хотелось глубоко и часто вдыхать дивный аромат, что пропитывал всю долину. Слышалось пение каких-то птиц и шелест листвы.
