Энн Райс - Царица Проклятых
Греки, как всегда, были чудесными людьми – деликатными и доверчивыми, хотя теперь из-за примеси турецкой крови их волосы и кожа стали более темными. Они не обращали внимания на его странную одежду. Он идеально имитировал их язык, лишь иногда допуская забавные ошибки, и им нравилось мягкое, успокаивающее звучание его голоса. Оставаясь один, он замечал, что его плоть постепенно восстанавливается. На ощупь она оставалась твердой как камень. И тем не менее внешность его изменялась. В конце концов, развернув однажды тряпки, он увидел очертания человеческого лица. Так вот, значит, как он когда-то выглядел!
Большие черные глаза с тонкой сеточкой едва заметных морщинок в уголках и довольно гладкими веками. Красивой формы улыбающийся рот. Аккуратный, хорошо вылепленный нос тоже пришелся ему по вкусу. Но больше всего ему понравились брови: очень черные и прямые, не изогнутые и не слишком густые, они располагались довольно-таки высоко над глазами и придавали лицу открытое и слегка удивленное выражение – такие лица внушают доверие. Словом, весьма привлекательное лицо молодого мужчины.
Теперь отпала необходимость скрывать свою внешность, и он стал одеваться в современные рубашки и брюки. Приходилось, однако, держаться в тени – слишком уж гладкой и белой была его кожа.
Знакомясь с людьми, он называл свое имя: Хайман. Однако он понятия не имел, откуда оно взялось. Когда-то, в более поздние времена, его называли Бенджамином, это он тоже помнил. Были и другие имена… Но когда? Хайман… Это его первое и тайное имя, он его никогда не забудет. Он мог нарисовать два крохотных рисунка, означавших слово «Хайман», но откуда взялись эти символы, он не знал.
Не меньше, чем все остальное, его озадачивали собственные возможности и сила. Он мог пройти сквозь пластиковую стену, поднять автомобиль и зашвырнуть его на близлежащее поле. И это при условии, что сам он обладал на удивление хрупким телосложением и весил очень мало. Он мог вонзить себе в руку тонкий длинный нож, испытывая при этом весьма странное ощущение. Крови было много. Потом рана закрывалась, и, чтобы вытащить нож, приходилось вскрывать ее заново.
Если говорить о весе, не было в мире такой высоты, на которую он не смог бы подняться. Как будто он решил не признавать существование силы притяжения, и с тех пор она перестала на него действовать. Однажды ночью он взобрался на крышу высотного здания в центре города, а потом полетел вниз и мягко приземлился прямо посреди улицы.
Как приятно сознавать все это. Он знал, что при желании может преодолевать большие расстояния. И он уверен, что когда-то именно так и поступал – поднимался к самым облакам. Но тогда… Впрочем, может быть, и нет.
У него были и другие способности. Каждый вечер, едва успев проснуться, он обнаруживал, что слышит голоса, доносящиеся со всех концов света. Лежа в темноте, он буквально купался в звуках. Он слушал разговоры на греческом, английском, румынском, хинди… Он слышал и смех, и крики боли. А если лежал совсем тихо, то мог расслышать даже мысли людей – но беспорядочный поток, исполненный неоправданных преувеличений, пугал его. Он не знал, откуда долетают до него эти голоса. Или почему один голос заглушает другой. Как будто он – Бог, внимающий молитвам.
Время от времени он слышал голоса других бессмертных, совершенно не похожие на голоса людей. Где-то там существуют другие такие же, как он, они думают, чувствуют, посылают предупреждения. Мощные серебряно чистые голоса исходили откуда-то издалека, но он без труда отличал их от бессмысленной человеческой болтовни.
Но воспринимать голоса бессмертных было мучительно больно. Они вызвали в памяти какие-то ужасные воспоминания о бесконечно долгих годах, проведенных в замкнутом темном пространстве, где такие голоса оставались его единственными спутниками. Он едва не впадал в отчаяние. Нет, он не хочет даже вспоминать об этом! Есть вещи, о которых лучше забыть навсегда. О том, как ты сгорел или попал в плен. Или о том, как воспоминания мучили тебя и заставляли безудержно плакать и душераздирающе кричать.
Да, он видел немало плохого. Он был на этой земле в другие времена и под другими именами. Но неизменно оставался благожелательным и оптимистичным, с любовью относился ко всему, что его окружало. Быть может, у него блуждающая душа? Нет, он всегда обладал именно этим телом. Вот почему оно такое легкое и сильное.
Он неизменно заставлял голоса смолкнуть. Он вспомнил старое пророчество: если не научишься отсекать голоса, они сведут тебя с ума. Но теперь это не представляло для него труда. Достаточно было встать и открыть глаза, и они мгновенно стихали. Для того чтобы расслышать хоть что-то, требовалось приложить усилия. Голоса не смолкали совсем, но сливались в единый и однообразный, раздражающий слух гул.
Впереди его ждали прекрасные минуты. Заглушить мысли находящихся рядом смертных было легко. Например, он мог запеть или сосредоточить внимание на чем-нибудь конкретном. И наступала благословенная тишина. В Риме повсюду находилось, на что отвлечься. Как он любил римские дома, выкрашенные в желтовато-коричневые, рыжеватые или темно-зеленые тона. Как он любил узкие, вымощенные камнем улочки. Он мог мчаться на машине по широкому бульвару, полному беззаботных смертных, или же бродить по виа Венето в поисках женщины, в которую можно было ненадолго влюбиться.
А какую любовь он испытывал к умным и образованным людям этой эпохи! Они так много знали и в то же время оставались людьми. В Индии убивают руководителя страны, и уже через час его оплакивает весь мир. Разум самого обычного человека переполнен всякого рода сведениями о катастрофах, изобретениях и медицинских чудесах. Люди умело сочетают факты и фантазии. Официантки пишут по ночам романы, чтобы наутро проснуться знаменитыми. Работяги влюбляются в обнаженных кинозвезд со взятых напрокат видеокассет. Богачи носят фальшивые украшения, а бедняки покупают крошечные бриллианты. Принцессы отправляются на Елисейские Поля в аккуратно потертых лохмотьях.
О, ему хотелось быть человеком. Кто он такой, в конце концов? И кто те, другие, чьи голоса он заглушал? Они не из Первого Поколения – в этом он уверен. Первое Поколение никогда не имело мысленного контакта. Черт возьми, а что такое Первое Поколение? Он не мог вспомнить! Его охватило отчаяние. Нельзя думать об этом. Он записывал в блокнот стихи – современные и весьма незамысловатые, но при этом знал, что сочиняет их в самом старом стиле, который только был ему известен.
Он неустанно путешествовал по Европе и Малой Азии, иногда шел пешком, иногда поднимался в воздух и усилием воли направлял свой полет в нужное ему место. Он очаровывал всех, кто с ним сталкивался, а днем беззаботно спал в темных укрытиях. Вообще-то, солнечные лучи уже не могли спалить его. Но солнце лишало его возможности действовать. Как только небо по утрам светлело, глаза его закрывались. И снова возникали эти голоса – исполненные муки душераздирающие крики других пьющих кровь… а потом – ничего. А на закате он просыпался, готовый ко всему, что предначертано звездами.
Наступил момент, когда он почувствовал уверенность в своих силах и уже без малейшего страха отправлялся в полет. На окраине Стамбула он поднялся вверх и, словно воздушный шарик, помчался высоко над крышами. Он взмывал вверх и кувыркался в воздухе, он смеялся, радуясь ощущению свободы, а потом приказал себе лететь в Вену и оказался там до восхода солнца. Никто его не увидел. Он передвигался слишком быстро, чтобы его могли заметить. К тому же он не проделывал свои маленькие эксперименты у всех на виду.
Обладал он и еще одной интересной особенностью: умел путешествовать вне тела. Ну, не в прямом смысле путешествовать. На самом деле он мог словно бы отсылать свое зрение в самые отдаленные уголки и видеть все, что там происходит. Лежа совершенно неподвижно, он, например, мог подумать о каком-то далеком месте, которое ему хотелось бы увидеть, и внезапно оказывался именно там. Конечно, нечто подобное могли проделывать и некоторые смертные – кто-то во сне, а кто-то и во время бодрствования, – но им для этого требовалась сильнейшая и целенаправленная концентрация. Проходя мимо их спящих тел, он зачастую ощущал, что души их в тот момент находятся совсем в другом месте. Но сами души он никогда не видел. Он не обладал способностью видеть призраков или каких-либо иных духов.
Но он знал, что они существуют. Их не может не быть.
На память ему пришло старое воспоминание из времен его молодости: он был тогда еще смертным, и жрецы в храме дали ему какое-то сильнодействующее снадобье, выпив которое он точно таким же образом покинул свое тело и взлетел прямо в небесный свод. Жрецы призывали его обратно, но он не хотел возвращаться. Он оказался среди мертвых, которых любил. Но он знал, что должен вернуться. Именно этого от него ожидали.
