Андрей Курков - Ночной молочник
Чтоб просто так без дела не стоять возле бойлера, взяла она синее махровое полотенце и принялась кончики волос вытирать. В бойлерной ее стук в двери и застал.
Одновременно с мамой взялась она двери открывать. Но за дверью стояла в сером тяжелом пальто нянечка Вера с черной хозяйственной сумкой в руках. За ней по бокам – двое невзрачных бритоголовых и безликих мужчин в длинных черных кожаных пальто с утепленными коротким искусственным мехом воротниками.
– Ты извини, Ирочка, – заговорила первой старушка-няня. – Тут нас к тебе отправили…
Один из мужчин отодвинул Веру и в коридор прошел.
– Где у вас тут кухня? – спросил строго у Ирининой матери.
Она взглядом на закрытую дверь показала.
– Вы туда идите, – показал он рукой на кухонную дверь старушке-нянечке, а потом и Ирине на эту дверь кивнул.
Из комнаты плач Яси донесся.
Тот же мужчина взглядом указал Ирининой матери, чтобы она в комнату пошла. А сам, подождав, пока нянечка Вера с сумкой в руках и Ирина на кухню зайдут, снаружи у закрытой двери встал.
Не раздеваясь, уселась устало нянечка Вера за стол. На Ирину виновато посмотрела. Потом из сумки достала насосик для материнского молока со всеми причиндалами. Все соединила. Нашла взглядом розетку и воткнула туда вилку насосика.
– Ты прости, – прошептала. – Это ведь не Нелли Игоревна! Ей бы уже все равно! Это клиент скандал устроил, пообещал всех нас разогнать, если твоего молока не будет. Привык он. Видно, у твоего вкус особый…
– Клиент, – ошарашенно повторила Ирина, не совсем понимая, о чем речь идет.
– Ну да, – закивала Вера головой, протягивая прозрачную пластиковую присоску к уже оголенной левой груди Ирины. – На, прижми! – попросила.
Автоматически прижала Ирина присоску к соску. И почувствовала, как завибрировал стол под ее локтем. Как ненавязчиво, но уверенно вжалась присоска в ее грудь. Увидела, как капля за каплей ее молоко превращалось в тоненькую белую струйку, бежавшую по прозрачной трубке в приемник.
– Какой клиент? – тихонько спросила Ирина, медленно подняв взгляд на старушку.
Та вздохнула.
– Геннадий Ильич, – сказала. – Он такой важный. То с двумя охранниками, то с тремя приезжает. Вот и меня с его охранниками к тебе послали! Не знаю. Как оно теперь дальше будет! Может, уж лучше тебе вовремя приезжать?
Ирина отрицательно мотнула головой. В глазах слезы блеснули.
Минут через двадцать, когда грудь Ирины была выжата насосиком до последней капли, нянечка Вера собрала свой аппарат. Бутылку-приемник с молоком плотно резиновой пробкой закрыла. И уехала, не сказав ничего на прощание и стараясь вообще в глаза Ирине больше не смотреть. Следом за ней и мужчины вышли из дома. Один вложил в руки Ирининой матери пятьдесят гривен одной купюрой.
Мама вышла на порог, проводила взглядом их большую темно-синюю машину с номером, в котором подряд то ли четыре шестерки стояли, то ли целых пять.
Егор, приехавший через пятнадцать минут, застал Ирину в слезах, а ее мать непривычно бледной и напуганной.
Ирина ничего вразумительного Егору объяснить не смогла, только схватилась за его плечи, уткнулась мокрым лицом в грудь и задрожала. Ее мать рассказала, что произошло.
Егор нежно отстранился от Ирины, взглядом ее маму подозвал, чтоб та дочь свою обняла. А сам молча вышел.
За окном резко завелся двигатель машины.
46
Киев. Бехтеревский переулок
Семену казалось, что эта суббота, как и нынешняя зима, никогда не закончится. Еще полчаса назад он сидел с Володькой в кафе «Двери» и смотрел на фотографии, где были запечатлены его поцелуи и объятия с блондинкой, которая его совсем недавно не узнала. Точнее, сказала, что не знает. Зато он вспомнил ее имя – Алиса. Алиса из ночной страны чудес. Так он теперь ее называл для себя. Володька ушел, оставив Семена с этими снимками и с пятьюдесятью граммами коньяка.
Допив коньяк, Семен набрал по мобильнику номер справочной услуг и попросил дать ему адрес частного психиатра, работающего в центре. Психиатров в центре оказалось больше двух десятков, но из всего прочитанного ему по телефону списка доверие вызывал только один, принимавший пациентов рядом с Покровским монастырем. И адрес его кабинета запоминался легко: Бехтеревский переулок, 8, вход в полуподвал из второго парадного.
Туда Семен и отправился пешком, по немноголюдному в выходной день центру. Вышел по Рейтарской на Львовскую площадь. Дальше по Артема. На ходу сравнивал курсы валют в обменных пунктах, провожал взглядами маршрутки и троллейбусы. Дошел до бара «Берлинский» и чуть было не зашел туда. Хорошо, что вовремя вспомнил, как ему тут не понравилось года три назад. «В этой стране быстро ничего не меняется к лучшему», – подумал Семен, решительно отдаляясь от бара.
Найти полуподвал частного психиатра не составило труда. Красивая деревянная дверь без номера и без вывески. Зато единственная, если по ступенькам вниз. Все остальные – по ступенькам вверх.
Позвонил. Ждать не пришлось. Дверь тут же открылась, и молоденькая девушка в белом халате – ну просто вылитый ангелок со старинной рождественской открытки – улыбнулась и сказала: «Проходите».
– Вы по записи? – поинтересовалась она, прикрыв за ним входную дверь.
– Нет, а что, нужно по записи? – насторожился Семен.
– Не обязательно. Первый раз всегда просто так, даже без телефонного звонка приходят! – опять улыбнулась она. – Но вы не беспокойтесь. Петр Исаевич сейчас свободен.
В полуподвале не было коридора. Сразу за входной дверью находился квадратный холл, стены которого были украшены фотообоями с океанскими видами. Острова, пальмы, песочные пляжи и изумрудная вода. Прямо под пальмами – коричневый кожаный диван. У второй, внутренней двери слева стоял небольшой письменный стол с раскрытой тетрадью. Девушка-ангел присела за стол, взяла ручку и посмотрела невинным добрым взглядом на Семена.
– Пожалуйста, скажите, как вас зовут и адрес, – попросила она.
Семен исполнил просьбу. После этого она провела посетителя в кабинет к доктору.
Кабинет оказался кричаще белого цвета. Белая кушетка, обитая кожезаменителем. Стулья и стол – тоже покрашены в белый цвет.
Психиатр в белом халате, только короткий ежик рыжих волос нарушал стерильную цветовую гамму помещения. Зато на белом столе лежал белый лист бумаги стандартного формата.
– Присаживайтесь, – голос у хозяина кабинета был мягкий, почти бархатный. – Меня зовут Петр Исаевич, – сказал он и внимательно посмотрел в глаза пациента. – Какие проблемы? Рассказывайте!
Семен уселся напротив доктора. Ладонями прошелся по щекам, словно проверял: выбрит ли начисто. Во рту все еще ощущался вкус коньяка.
– У меня… – начал было Семен говорить, да осекся. – Э-э, дело в том, что… – он напряженно посмотрел в глаза доктору.
– Может, вам чаю? – спросил психиатр.
Семен кивнул.
– Инночка, – проговорил доктор в телефонную трубку. – Сделай нам чаю, пожалуйста. Мне зеленого, а гостю… – и доктор вопросительно посмотрел на Семена. Семен кивнул. – …И гостю тоже зеленого.
Взгляд Петра Исаевича так и остался «висеть» на лице Семена, но перестал быть вопросительным.
– Общение доктора и пациента всегда начинается с доверия. Иначе не будет результата, – сказал он. – Вы пришли доверить мне свои проблемы. В том числе те, которые вы не доверили бы родным и близким. Иначе вы бы не пришли сюда!
Семен кивнул. Голос психиатра неожиданно легко и глубоко проник в его слух и словно остался там. Это было похоже на гипноз.
Ожидание чая улучшило состояние Семена, и он более или менее внятно и уж точно искренне рассказал, что подозревает себя в лунатизме. Даже рассказал, что просил друга проследить за собой и от него, от друга, узнал, что ночью он ходит на свидания с одной женщиной. Думал было фотографии доктору показать как доказательство. Но не решился. Только добавил, что эта женщина, с которой он на свиданиях встречается, не узнала его, когда он к ней пришел днем.
– Значит, она ваша коллега по несчастью, – просто и дружелюбно проговорил доктор. – Или по счастью. Это смотря с какой стороны на все посмотреть…
Доктор поднялся и жестом предложил Семену на кушетку прилечь. Попросил за карандашом в его руках внимательно последить. Поводил карандашом из стороны в сторону. Потом рефлексы у Семена проверил.
– Поднимайтесь! – сказал, уже отвернувшись и опустив карандаш на стол. – Вы – здоровый человек. Заметных психических патологий нет. Ну а с лунатизмом вашим… Вы помните, когда это первый раз с вами произошло? Не в детстве, а, скажем, начиная с двадцатилетнего возраста?
Семен задумался.
– Нет, не припомню. В детстве что-то такое было! Мать говорила, что я по ночам по квартире ходил с открытыми глазами…
