Мари Хермансон - Человек под лестницей
— Ты меня увольняешь?
— Не говори глупостей. Естественно, мы найдем для тебя другую должность.
— Какую?
— Посмотрим. Марте, наверное, нужен помощник для составления каталогов фирм, — неуверенно сказал Стуре.
— Марте не нужен помощник. Каталог фирм — это ее любимое детище. Она выходит из себя, когда кто-нибудь без ее помощи начинает в нем рыться. Ты же сам знаешь.
— В следующем году Марта выходит на пенсию, и будет хорошо, если кто-то уже будет знать ее обязанности…
— Я не для того четыре года учился в высшей школе экономики, чтобы печатать адреса в каталоге фирм.
— Хорошо, мы найдем что-нибудь другое. Есть, в конце концов, и другие муниципалитеты. Но я думаю, что тебе в любом случае надо успокоиться, Фредрик. Подумай насчет каталога. Ты сможешь совмещать это и с другими обязанностями.
— Пошел ты… — сказал Фредрик.
Он вышел из кабинета, так хлопнув дверью, что дрогнули стены и задребезжали оконные стекла.
Злая фея
Стоял ноябрьский вечер. Фредрик был дома с детьми, когда раздался звонок в дверь. Паула была в Гётеборге — поехала, чтобы обойти магазины и навестить друзей.
На крыльце стояла Бодиль Молин, в черном блестящем плаще. На голове был высокий тюрбан, в ушах висели сережки размером с добрый браслет. С того вечера в галерее Фредрик изо всех сил избегал встреч с Бодиль.
— Паулы нет дома, она в Гётеборге и вернется только завтра, — холодно сказал он.
— Я знаю, поэтому и зашла. Мне надо поговорить с тобой наедине, Фредрик.
— Нам не о чем говорить, и ты должна это понять.
Но Бодиль уже вошла в прихожую. От такой дерзости Фредрик испугался. Да и во всем облике Бодиль было что-то пугающее: черный плащ, больше похожий на автомобильный кузов, ярко-красные губы, словно вымазанные кровью, а выражение глаз… Да, выражение ее глаз напугало Фредрика больше, чем все остальное, хотя он и не понял пока, что, собственно, сулил этот взгляд. Во всяком случае, ничего хорошего. Абсолютно ничего хорошего.
— Мне надо поговорить с тобой.
— Мне не о чем с тобой говорить.
— Вот как? Мне думается, что есть нечто важное, о чем мы должны поговорить. Ты и я.
— Что же это может быть?
Она искоса посмотрела на него, в глазах ее сверкнул коварный огонек, от которого Фредрика прошиб холодный пот.
— Тебе ничего не пришло в голову?
— Нет.
— У нас будет ребенок, — произнесла Бодиль зловещим шепотом.
Фредрик почувствовал, что ему не хватает воздуха.
— Что ты сказала?
— То, что ты слышал, и, как мне кажется, правильно понял. Я по твоему лицу вижу, что понял. Ты не умеешь скрывать свои чувства, Фредрик, ты плохой игрок в покер.
— Это невозможно!
— Почему же невозможно? Мы занимались незащищенным сексом. От него, бывает, беременеют. Ты бы должен это знать.
— Но…
Она слишком стара, подумал он. Только в самой безумной фантазии можно было себе представить беременную Бодиль Молин.
— Что «но»?
— Ты уверена, что отец — я?
Она холодно улыбнулась. Губная помада блестела, как жирная мазь.
— Вы, мужчины, так предсказуемы, что даже смешно. Сначала: «Этого не может быть!», а потом: «Это не я!»
Он уставил на нее тяжелый взгляд. Черный лаковый плащ, тюрбан, ядовито-красная помада делали ее похожей на ведьму. Беременные женщины так не выглядят. Так выглядят злые феи.
— Ты прошла тест на беременность?
— Конечно.
— Боже мой, — сказал он.
Они продолжали стоять в прихожей. Он не хотел пускать ее в дом.
— Я полагаю, что ты сделаешь аборт?
— Ни за что! Мне сорок два года. Это мой последний шанс родить ребенка. И я хочу им воспользоваться, — упрямо произнесла она.
Фредрик вдруг ощутил какую-то нереальность своего существования, оторванность от красноватых стен, лакированного деревянного пола, комода с мраморной плитой и табуретки с сиденьем, обтянутым красно-белой полосатой льняной тканью. Как будто кто-то обвел перфоратором его контур, и в любой момент его можно выдавить из этой картины. Как детскую игрушку — картонную куклу для одевания.
— Ты говоришь все это серьезно? — шепотом спросил он.
Вопрос был настолько неуместен, что Бодиль не сочла нужным на него отвечать.
Через дверной проем Фредрик заглянул в гостиную. Он как будто посмотрел внутрь игрушечного дома, где текла другая жизнь, где существовал иной, счастливый мир. Фабиан лежал на диване и смотрел телевизор. Оливия сидела на полу и медленно и сосредоточенно рвала на мелкие кусочки газету. Они с Бодиль были словно гости, которых не замечают хозяева.
— Так не пойдет, — сказал он. — У меня уже есть семья. Я не могу иметь с тобой общего ребенка, ты должна это понимать.
— Можно иметь две семьи. В других культурах это допускается. Для мусульман это вообще норма.
— Я не мусульманин, Бодиль. И я не хочу иметь с тобой общего ребенка. Это была бы катастрофа для нашего брака, для Паулы и для меня.
— Это не моя проблема. — Она пожала плечами и посмотрела в угол прихожей.
Телевизор работал очень громко, казалось, в гостиной грохочет камнепад. Фредрику было нестерпимо плохо.
— Но подумай хотя бы о себе, — сказал он, помедлив. — Воспитывать ребенка одной нелегко. И конечно, тебе решать, но ты уже не молода, Бодиль. Подумай, что у ребенка могут быть проблемы.
— Ты думаешь, что я не способна любить ребенка-инвалида? К тому же я буду не одна. У ребенка есть ведь еще и отец.
Сердце Фредрика бешено забилось. Его охватила паника. Эта женщина не слушает никаких разумных доводов! Она останется при своем мнении. Она уже запустила ракету, нацеленную в его жизнь, и пусть удар будет нанесен не сейчас, ракета уже не свернет со своего пути и неминуемо настигнет свою цель.
Нет, нет, этого просто не может быть. Бодиль еще изменит свое мнение. В конце концов, она же не настолько глупа.
Он постарался взять себя в руки и спокойно произнес:
— Я думаю, что тебе сейчас лучше поехать домой и хорошенько еще раз все обдумать. Но к какому бы решению ты ни пришла, помни одно: я никогда не стану отцом этого ребенка.
— Никогда не станешь? — Она рассмеялась. — Дорогой Фредрик, ты уже им стал!
Она повернулась на каблуках и вышла, так хлопнув дверью, что от порыва ветра распахнулась дверь в каморку.
Или она все это время была приоткрыта?
Подземный запах
Задним числом он спрашивал себя, произошло ли все это на самом деле.
Была ли она и в самом деле здесь, эта черная злая фея? Неужели она была здесь, в его красивом доме, где играют его детишки? Неужели она и вправду сказала те ужасные слова?
Нет, этого просто не могло быть. Не могло, как не могло быть того безумия, того насилия на медвежьей шкуре в выставочном зале галереи. Это кошмарный сон, все — только кошмар.
Но все же. С того момента, когда эта злая фея обрушила на него свое проклятие, во сне, в фантазии или — он едва в это верил — наяву, с того вечера в доме Фредрика что-то необратимо изменилось.
По комнатам гуляли холодные сквозняки, в доме не было по-настоящему тепло. По утрам, вставая с постели, Фредрик страшно мерз. Может быть, были плохо заделаны окна и ветер дул в щели. Но наутро он проверил окна и убедился, что щелей не было. Может быть, барахлило электрическое отопление. С электричеством вообще творилось что-то неладное. Иногда свет тускнел, и тогда все лампочки в сорок и шестьдесят ватт горели ватт на двадцать, не больше. В такие моменты в доме становилось неуютно и темно. Потом свет снова вспыхивал с прежней силой.
Только одно место в доме оставалось неизменно теплым — то место в полу, через которое в подвал тянулся коричневый кабель. Фредрик даже спросил Паулу, не говорил ли маклер об электрическом подогреве кухонного пола, но Паула в ответ только смеялась и качала головой, словно он шутил. Она не хотела даже наклониться и пощупать пол руками, чтобы убедиться в серьезности его слов.
Паула предпочитала закрываться в мастерской и растапливать кафельную печку — от нее было реально тепло. К Пауле вернулось ее творческое вдохновение, и теперь она много времени проводила в мастерской.
Дети не ходили в детский сад, и когда Фредрик возвращался с работы, то часто заставал Оливию одну, путешествующую по дому. Он загородил лестницу барьером, чтобы она не забралась наверх и не упала, но в доме были сотни других опасностей, и Пауле следовало бы лучше следить за маленькой дочкой.
Над Фабианом она вообще утратила всякий контроль. Все дни он пропадал на улице и приходил домой, только когда Фредрик звал его ужинать. Часто он появлялся дома только с наступлением темноты. Если Фредрик спрашивал мальчика, где тот был, Фабиан лишь молча улыбался в ответ. От Фабиана пахло лесом и дымом, и Фредрик думал, что он вместе с Кводом бродит по лесу, ведя походную жизнь. Чему Паула, кажется, и не собиралась препятствовать. Когда он однажды заметил, что это неправильно, Паула лишь устало пожала плечами:
