Юхан Теорин - Ночной шторм

— Хорошо, потому что не все такие, как ты. Даже Катрин думала, что женщины в моем возрасте не нуждаются в сексе. Но Ульф не жалуется, а я и подавно.

— Скорее ты им гордишься.

— Не без этого, — сказала Мирья со смехом. — Любовь слепа.

Сделав глоток кофе, она зажгла сигарету.

— Женщина-полицейский из Марнэса продолжает расследование, — сказал Йоаким. — Она мне пару раз звонила.

Ему не было нужды объяснять, какое расследование он имеет в виду.

— Вот как… — произнесла Мирья.

— Конечно, Катрин это не вернет, но может дать ответы на вопросы.

— Я знаю, почему она утонула, — внезапно сказала Мирья.

Йоаким поднял глаза:

— Знаешь?

— Все дело в хуторе.

— Хуторе?

Мирья засмеялась сухим злобным смехом.

— На этом доме проклятие, — заявила она. — Он приносит несчастье и разрушает жизни всех семей, отважившихся в нем поселиться.

Йоаким посмотрел на тещу и произнес с недоумением:

— Как можно обвинять во всем дом?

Мирья затушила сигарету.

Йоаким решил сменить тему разговора.

— На следующей неделе у меня будут гости, — сказал он. — Старик, который много знает об истории этих мест. Герлоф Давидсон. Ты его знаешь?

— Нет, — ответила Мирья, покачав головой. — Но его брат Рагнар жил по соседству с хутором. Его я знала.

— Вот как… Герлоф обещал рассказать мне историю Олуддена.

— Я тоже могу рассказать, если тебе так интересно.

Она снова отпила кофе с водкой. Глаза Мирьи подозрительно блестели: видимо, спиртное уже начало действовать.

— Как вы оказались на Олуддене? — спросил Йоаким. — Ты и твоя мать?

— Арендная плата была низкая. А это было самое важное для мамы. Она покупала краски и кисти на свою скромную зарплату уборщицы, и нам постоянно не хватало денег.

— Хутор уже тогда был в таком плачевном состоянии?

— Да. Он тогда по-прежнему принадлежал государству, но время от времени сдавался в аренду за небольшие деньги… каким-нибудь крестьянам, которые не собирались в него вкладываться. Мы с мамой единственные согласились жить в пристройке зимой.

Она допила кофе с водкой. Из гостиной донесся детский смех.

Йоаким подумал около минуты и спросил:

— Катрин говорила с тобой об Этель?

— Нет, а кто это?

— Моя старшая сестра. Она умерла в прошлом году. Ровно год назад. Она была наркоманкой.

— Наркоманкой?

— Да, употребляла всякую дрянь, но в основном героин.

— Я никогда особо не употребляла наркотики, но соглашусь с Тимом Лири и Хаксли.

— В чем?

— В том, что наркотики расширяют сознание. Это очень полезно для нас, художников.

Йоаким неподвижно устремил взор на тещу. Ему вспомнился пустой взгляд Этель. Теперь он понимал, почему Катрин никогда не рассказывала об Этель матери. Йоаким быстро допил кофе и, бросив взгляд на часы, показывавшие четверть девятого, сказал:

— Нам, пожалуй, пора домой.

— Как вам понравилась бабушка? — спросил Йоаким у детей в машине по дороге на хутор.

— Она добрая, — ответила Ливия.

— Вот и хорошо.

— Мы снова туда поедем? — спросила девочка.

— Может быть, — кивнул Йоаким. — Но не скоро.

Он решил пока повременить с улучшением отношений с тещей.

19

— Моя дочь вчера звонила, — сказала старушка, сидевшая рядом с Тильдой на диване.

— Вот как? И что она сказала? — спросила ее товарка.

— Ей надо было излить душу.

— Излить душу?

— Ara, хоть раз в жизни, как она сказала. Еще она сказала, что я никогда ее не поддерживала. «Ты всегда думала только о себе и об отце» — так она говорила. Всегда. А я, говорит, всегда была на втором месте.

— То же самое твердит и мой сын, — пожаловалась другая старушка. — Точнее, не совсем то же самое. Звонит раз в год на Рождество и обвиняет меня в том, что я его избаловала. Говорит, я своей чрезмерной любовью испортила ему жизнь. Так что не бери в голову, Эльза!

Тильда посмотрела на часы. Ей неловко было подслушивать чужие разговоры. Прогноз погоды уже должен был закончиться, поэтому Тильда поднялась и постучала в дверь комнаты Герлофа.

— Войдите, — тут же сказал старик.

Герлоф сидел у радиоприемника, полностью одетый.

— Поехали? — Тильда протянула ему руку.

— А куда? — спросил он, словно действительно не помнил.

— В Олудден, — ответила Тильда.

— Ах да… но что мы там будем делать?

— Говорить. Владелец интересуется историей хутора. Я сказала, что ты можешь ему кое-что рассказать.

— Историей? — Герлоф поднялся. — Так меня теперь официально признали помешавшимся старичком, который, раскачиваясь в кресле-качалке, курит трубку и рассказывает истории о местных привидениях?

— Да что ты, Герлоф. Мы просто хотим помочь ему справиться с горем.

— С горем? В горе нет ничего веселого, сказал старичок, перепутав могилы.

Взяв трость, Герлоф направился к выходу со словами:

— Ладно, поедем, поговорим с ним.

Тильда, взяв старика под руку, спросила:

— Может, взять кресло на колесиках?

— Не нужно, — ответил Герлоф. — Сегодня ноги меня слушаются.

— Может, надо кого-то предупредить, что мы уезжаем?

— Нет, это их не касается.

Шла вторая неделя декабря, и Тильда с Герлофом были приглашены на кофе в Олудден, чтобы Йоаким и Герлоф могли наконец встретиться.

— Как дела в участке? — спросил Герлоф, когда они проезжали через центр.

— У меня только один коллега, но он большую часть времени проводит в Боргхольме.

— Почему?

Тильда молчала, не зная, как объяснить.

— Ты только не обижайся, но… Я недавно столкнулся с Бенгтом Нюбергом из «Эланд-постен», и знаешь, что он мне сказал?

— Что?

— Что полицейский участок в Марнэсе уже окрестили бабским участком.

Герлоф покачал головой и продолжил:

— Раньше бабскими называли железнодорожные станции на острове, где работали одни женщины. Мужчины тогда не верили, что женщины способны справиться с такой серьезной работой.

— Уверена, они прекрасно справлялись, — заметила Тильда.

— Да, никто не жаловался, насколько я знаю.

Они выехали из города на пустую дорогу. Температура равнялась нулю, и все побережье казалось застывшим, как на картине, изображающей зимнюю природу.

— Как здесь красиво! — сказал Герлоф.

— Да, — согласилась Тильда. — Ты любишь свою родину.

— Да, я люблю остров, на котором родился.

— И ненавидишь материк.

— Нет, — возразил Герлоф. — Я не узколобый националист. Ничего не имею против материка, но мое сердце принадлежит Эланду. Мы, жители этого острова, должны сохранить его для потомков, это наш долг.

Постепенно Герлоф еще больше разговорился, и, когда они проезжали кладбище рядом с Рёрбю, он произнес:

— Кстати о привидениях… Хочешь послушать историю, которую отец рассказывал мне каждое Рождество?

— Конечно.

— Твоего прадеда и моего отца звали Карл Давидсон, — начал Герлоф. — Он батрачил в Рёрбю и однажды увидел что-то странное. В тот день его навестил старший брат, и мальчики загулялись до вечера. Дело было накануне Нового года. Было холодно и много снега. Поздно вечером Карл с братом шли мимо церкви, как вдруг услышали за спиной шум саней. Бросив взгляд через плечо, брат Карла вскрикнул, схватил его за руку и оттащил с дороги прямо в сугроб. Карл даже не успел ничего сообразить…

— Я знаю эту историю. Папа мне рассказывал.

Но Герлоф продолжал, словно не слышал замечания Тильды:

— …Это были самые маленькие сани, которые Карл когда-либо видел, запряженные четверкой лошадей. Они везли сено, и наверху копны копошились маленькие человечки, ростом не больше метра.

— Неужели гномы? — удивилась Тильда.

— Мой отец так их не называл. Он сказал, что это были маленькие человечки в серой одежде и шапках. Карл Давидсон с братом лежали в снегу, боясь пошевелиться: настолько странное зрелище предстало их глазам. Но сани пронеслись мимо мальчиков, за церковью завернули и исчезли в темноте… Отец клялся, что видел это собственными глазами, — закончил рассказ Герлоф.

— По-моему, ваша мама тоже видела гномов, — сказала Тильда.

— Да, в молодости она видела маленького серого человечка, прыгнувшего прямо в воду… Это было на юге Эланда. В нашем роду люди видели много странного. Может, ты тоже унаследовала этот дар?

— Надеюсь, что нет…

До хутора оставалось пять минут езды, но Герлоф пожелал размять ноги. Он показал на равнину за каменной стеной, сказав:

— Торфяник замерзает. Посмотрим?

Тильда остановила машину и помогла старику выйти. Озеро посреди торфяника покрылось тонкой пленкой льда.

— Это один из самых старых торфяников, сохранившихся на острове, — сказал Герлоф, оглядывая равнину. — Остальные осушили.