Лихоморье. Тайны ледяного подземелья - Полина Луговцова
Передвигаясь на четвереньках, он по-паучьи проворно устремился в противоположную от облака сторону, спеша укрыться в темноте за ледяными сталагмитами, там заполз в какую-то расщелину и попытался замереть, но все его тело сотрясалось от икоты и озноба, а звонкое клацанье зубов выдавало его с головой.
Вой длился еще долго, но не приближался, и это вселяло надежду на то, что демоническое существо не знает, где прячется Марк, не рыщет в его поисках и, возможно, выплеснув свое негодование, успокоится.
Когда адский голосище наконец-то стих, Марк перевел дух и стал размышлять над тем, что ему делать дальше. Первым делом он решил проверить состояние еды в рюкзаке, которой на всякий случай запасся во время прогулок по Салехарду. Злаковые батончики не размокли благодаря вакуумной упаковке, их было двадцать штук, по триста килокалорий в каждом. Если экономить, съедая по две штуки в день, хватит на десять дней. Галеты превратились в кашу и размазались по подкладке рюкзака. Фонарь разбился, с него сыпались пластмассовые крошки. Зато работали часы, даже подсветка уцелела: их защитил противоударный водонепроницаемый корпус. Значит, Марк мог следить за временем. Он надеялся, что рано или поздно родственники погибшей ненки заметят ее отсутствие и, начав поиски, вскоре поймут, что она свалилась в подземелье. Ведь, кажется, пустой таз, вымазанный кровью, так и остался лежать на краю обрыва.
Марк пришел к выводу, что нет никакого смысла отправляться на поиски выхода из подземелья и разумнее будет оставаться на месте в ожидании помощи. У него было десять дней – время, на которое хватит батончиков, а потом начнутся муки голода, но Марк был уверен, что ненки хватятся гораздо раньше. Оставалось только всего ничего – постараться не умереть от переохлаждения за это время, но Марк заметил, что, несмотря на ледовые сталагмиты и глазурь, покрывавшую пол и стены подземелья, воздух вокруг был все-таки выше нуля. Это предположение подтверждалось звуками капающей где-то воды. А еще Марк вспомнил, что на ненке была меховая шуба, и решил сделать вылазку из своего укрытия, чтобы раздобыть ее.
Превозмогая страх, он выполз из своего укромного места и бесшумно заскользил к женщине, по-прежнему лежавшей неподалеку от ледяного спуска. Бросая частые опасливые взгляды в сторону клубящегося облака, Марк торопливо снял с ненки шубу, а заодно окончательно убедился в том, что теплая одежда ей уже не понадобится. Под шубой обнаружился длинный шерстяной жилет, который Марк тоже решил прихватить. Оставив женщину в тонком платье, он вернулся к своему убежищу, представлявшемуся в темноте чем-то вроде просторного углубления в стене, стянул с себя мокрую холодную одежду и с наслаждением закутался в колючую шерсть и густой мех. Шуба оказалась достаточно широкой, и Марку удалось влезть в нее, но короткий подол едва доходил до колен, и тут пригодился жилет, которым он обернул голые ноги. Устроившись в норе, Марк съел злаковый батончик и, почувствовав себя гораздо лучше, решил немного вздремнуть, однако ему никак не удавалось выбрать подходящее место для этого: поверхность под ним была слишком бугристой. Он стал ощупывать землю в поисках более ровного места. Пальцы наткнулись на какой-то гладкий предмет, от толчка откатившийся в сторону. Рядом с предметом обнаружилось нечто вроде круглых деревянных палок, обмотанных не то тряпками, не то еще чем-то мягким и рыхлым. Любопытствуя, Марк достал часы, нажал на кнопку подсветки и направил свет, исходящий от циферблата, в то место, где наткнулся на странные предметы.
От увиденного ему стало дурно. Рука дрогнула, и часы упали. Нажатая кнопка отскочила назад с глухим щелчком. Подсветка потухла. Марк глухо выругался, и, справляясь с брезгливостью, принялся искать часы, ощупывая пол, устланный высохшими до скелетообразного состояния человеческими телами.
Дань
Под июльским солнцем Заполярье быстро отошло от зимней спячки. Снег давно весь стаял, лишь в затененных уголках еще лежали грязные, отливающие синевой холмики, а вокруг уже зеленела первая травка, над которой кое-где возвышались хрупкие веточки ягеля, похожие на крошечные заиндевевшие деревца.
По обе стороны от центрального входа во всю длину здания интерната чернели два прямоугольника рыхлой влажной земли, приготовленной для газонов и клумб, которые каждый год приходилось засевать заново: в условиях вечной мерзлоты большая часть многолетних семян зимой погибала. Водима не понимал, зачем тратить столько сил, чтобы вырастить цветы, которые побьет морозом, едва те распустятся – наслаждаться их красотой можно было совсем недолго, да и почти некому: большинство детей на лето забирали родители, а педагоги и персонал, включая самого Водиму, уходил в отпуска, и в июле-августе в здании оставалось всего несколько человек. Тогда Водиме приходилось уступать свой кабинет, уже два десятка лет служивший ему домом, другому работнику, нанятому на время его отсутствия в частной охранной фирме. Комнатой, которую выделили Водиме в день приема на работу, он почти не пользовался, держал как склад для личных вещей и одежды, а отпуск проводил в заброшенном Нумги, где давно оборудовал себе пристанище в одном из разрушенных зданий. Электричества в опустевшем поселке не было, но он привез туда генератор и несколько канистр с топливом, запас лампочек, электроплитку, кастрюлю, продукты с длительным сроком хранения – все это приходилось тщательно скрывать на зиму от охотников за дармовым стройматериалом, иногда наведывавшихся туда, – не до конца разобранных пустующих домов в Нумги было еще много.
Каждый раз перед отпуском Водима делал вылазку в Нумги, чтобы проверить свое тайное логово. Вещи всегда оказывались на месте – прятать он умел. Потом он составлял список того, что нужно было докупить к очередному сезону, и в следующий раз приезжал подготовленный, чтобы остаться до конца лета. У него было всего два месяца в году, которые он мог потратить для своей цели. А лет – столько, сколько он сможет вынести. И неизвестно еще, удастся ли ему достичь желаемого, ведь мысли о смерти все чаще лезли в голову: наверное, только умерев, можно было изгнать из себя зло, поселившееся там однажды. Наверное… но не наверняка.
Учебный год подходил к концу. Скоро дети разъедутся. Тильду тоже должны забрать – она говорила,
