Джон Тренейл - Свиток благоволения
Она смерила его презрительным взглядом и нагнулась к Линчу, помогая ему подняться. Она уже собралась было отвести его назад в толпу крестьян, когда Вень схватил ее за руку и развернул лицом к себе. На этот раз в его глазах было больше чем удивление: в них был гнев и извращенное сладострастие – того рода, что сулит наслаждение при виде чужих страданий. Диана шагнула назад и уперлась спиной в стену дома, на которой прежде висело корыто. Она поправила свою джинсовую куртку, накинутую на плечи: в кармане что-то звякнуло. Вень не спеша приближался к ней, сжав правую руку в кулак и вложив его в левую ладонь. Он улыбнулся Диане, пытаясь привлечь ее внимание к своему лицу и отвлечь от своей руки. Она сунула правую руку в карман. Монеты.
Вень начал постукивать кулаком по левой раскрытой ладони. Диана выждала, пока он подошел к ней совсем близко, и нанесла ему удар прямо в переносицу. Она ударила его кулаком с размаху, вложив в удар весь вес своего тела и зажав при этом между костяшками согнутых пальцев монеты достоинством по два феня. Сила удара, продиктованного отчаянием, сбила Красного Охранника с ног. Он закричал от боли и опустился на колени, прижав руки к лицу. Когда он наконец отнял их, все увидели, что по лицу его течет кровь – одна из монет рассекла ему правую бровь. Сердце Дианы колотилось, словно воробьиное. Ее рука разжалась, и монеты упали на землю. Она прижала руки к сырой стене. Вень медленно выпрямился и встал. Теперь в его движениях сквозила методичность – он четко сознавал цель. Он потянулся к Диане – осторожно, словно боясь потревожить собаку, которая может укусить, – и стал уголком ее куртки вытирать кровь со своего лица. Он тяжело дышал. Между тонкими губами, в которых было что-то змеиное, она увидела его зубы, пожелтевшие от никотина. Два передних росли криво, заходя один за другой, и один из клыков в верхней челюсти отсутствовал. От его кожи несло табаком и застарелым потом, но дыхание было на удивление чистым и свежим, словно он регулярно жевал мятные листья.
Диана ощутила уверенность, что за внешним спокойствием Вень скрывает почти такой же сильный испуг, что и у нее самой: она знала это потому, что какая-то доля в едком запахе его тела содержала эссенцию страха, запах скунса, который тело предательски извергает через поры кожи как раз тогда, когда происходит выброс адреналина в кровь. Вень обратился к ней тихим, спокойным голосом, но Диана не поняла, что он говорит. Вень пожал плечами и ткнул большим пальцем в сторону толпы крестьян, дав понять, что Диана должна присоединиться к ним. Она смотрела на него, предчувствуя какую-то ловушку, но лицо его оставалось непроницаемой маской. Диана сделала шаг вперед, оторвавшись от стены. Вень не пошевелился. Она тронулась к толпе, стараясь обойти его слева, держась на безопасном расстоянии, но он остался неподвижным, глядя на ту точку в кирпичной стене, где за мгновение перед этим была ее голова. Диана сделала еще один шаг. Вень вышел за поле ее бокового зрения. Внезапно она увидела, что лицо Чан Пина исказила гримаса ужаса. Крестьяне дружно закричали, раздались возгласы страха, растерянности и предупреждения, адресованные ей. Щелчок карабина крепившего ремень винтовки заставил ее броситься наутек. Но тут в ее затылок с взрывным грохотом врезался приклад винтовки, глаза ее чуть не выскочили из орбит, а в голове полыхнуло резкой болью, и, когда желудок ее скрутил спазм рвоты, земля вздыбилась ей навстречу и ударила по лицу.
Когда она очнулась, у нее пропали все представления о времени. Одну минуту тьма царила в ее голове; следующую минуту тьма залила и все вокруг нее, но перехода от одного состояния к другому она не уловила. Ей было очень плохо. Затылок ныл, монотонная пульсирующая боль время от времени сменялась более резкой, сопровождавшейся пронизывающими мозг вспышками, словно в голову вонзили раскаленный железный прут. Несколько мгновений спустя она поняла, отчего пришла в себя: ее мочевой пузырь готов был лопнуть. Когда она попыталась сесть, вспышка боли пронзила ее голову с новой силой, и Диане показалось, что голова сейчас отвалится. Она еще раз попыталась сесть, но тело не слушалось ее – ни руки, ни ноги не подчинялись. Она откинулась назад. Слезы огорчения и стыда текли по лицу; она колотила кулаками по простыне и, наконец, помочилась под себя. Она отключилась, затем снова очнулась, на этот раз уже зная, что лежит в собственной постели в доме Кайхуэй. Занавески были отдернуты, и в комнату проникало достаточно света, чтобы она могла распознать знакомые предметы обстановки. Кто-то вошел в комнату. Диана почувствовала, что ее лодыжку сводит судорогой.
– Кто это? – простонала она.
– Тс-с! Это я – Чан Пин.
– О Боже… Я думала, ты… О, Господи!
– Тише, тише. – Он быстро подошел к ней и приложил палец к ее губам.
– Что случилось? – Голос Дианы был хриплым, чужим. – Я помню… он ударил меня.
– Сначала ты ударила его. – Он помолчал. Когда он заговорил снова, в его голосе послышалось восхищение: – Крестьяне очень испугались, когда он ударил тебя. Они стали кричать на Красных Охранников. Это хорошая деревня. Здесь не любят хулиганов. Красные Охранники заспорили между собой. Они и сейчас продолжают спорить.
– Как я сюда попала?
– Они заставили крестьян отнести тебя. Потом они стали допрашивать меня… и тоже все про тебя. Они думают, что ты капиталистическая шпионка, приехавшая сюда, чтобы развратить и подчинить себе этот район. Как только тебе полегчает, они начнут допрашивать тебя.
В голове у Дианы начало понемногу проясняться.
– Допрашивать меня? Но… я не преступница, я ничего не сделала.
– С их точки зрения, сделала. Ты иностранка, тебя видели на кладбище и в гробнице. Следовательно – ты религиозна, у тебя есть деньги на путешествие…
– Но что они мне сделают?
– Я не знаю.
– А как ты здесь оказался?
– Они арестовали меня за то, что я был вместе с тобой. Потом они велели всем разойтись по домам и ждать распоряжений. Они выбрали в качестве своей штаб-квартиры дом Кайхуэй. Они все сейчас внизу: ругаются, как дюжина дьяволов. Они посадили меня в одну из комнат на втором этаже, но я выбрался оттуда.
– Как?
– Там замок плохонький.
– А кто-нибудь охраняет нас?
– Охранник был. Но сейчас его нет.
Диана взглянула с кровати в том направлении, откуда слышался его голос, но лицо Чан Пина было в тени.
– Диана, мы должны выбраться из этого места. Ты можешь встать?
– Я… я попытаюсь. – На этот раз ей удалось сесть, и голова, как ни странно, осталась на месте. Спустя некоторое время она сумела спустить ноги с кровати. Она обмочилась, и запах мочи невозможно было устранить. Чан Пин ничего не сказал, и она ощутила благодарность. Она сообразила, что все еще оставалась в той же одежде, что и днем.
– Мне нужно переодеться, – пробормотала она.
– Поторопись.
– А как мы отсюда выберемся?
– В окно.
– Мне надо увидеть Кайхуэй, сказать ей…
– У нас нет времени!
Он подошел к двери и чуть приоткрыл ее. В коридоре было темно. Диана подождала, пока он закроет за собой дверь. Потом она сняла джинсы и торопливо натянула на себя чистые. В голове у нее продолжала раздаваться барабанная дробь. Когда она дотронулась до раны на затылке, резкая боль пронзила ее. Она вскрикнула и отдернула руку, но боль продолжала бушевать. Она побросала в рюкзак свои немногочисленные вещи и потянула за дверную ручку. Чан Пин держался за ручку с внешней стороны. Почувствовав, что она пытается открыть дверь, он заглянул в щель.
– Готова?
– Да.
Они прислушались. Внизу раздавались голоса спорящих.
– Бедная Кайхуэй… – пробормотала Диана.
– Не волнуйся. Все китайские крестьяне уже играли в эту игру и раньше. К завтрашнему дню во всей деревне не найдется ни телефона, ни телевизора, ничего ценного. Все снова станут бедными работягами. Пожалуйста, побыстрее! Я иду первым, а ты сможешь встать мне на плечи.
Через несколько секунд он вылез в окно. Диана осторожно свесила ноги, сидя на подоконнике и ища ступнями его плечи. Когда она спрыгнула, он подхватил ее, потом взял за руку и быстро повел по темным улочкам, пока они не вышли к рисовым чекам. Там они остановились и оглянулись. Чаян был погружен в темноту. Тишину весенней ночи нарушали только звуки, издаваемые буйволами в загонах и бродившими свиньями.
– Вперед!
Они пробирались в ночи, освещаемой лишь наполовину спрятавшейся в облаках луной, брели от одной дамбы к другой, каждое мгновение с ужасом ожидая услышать плеск воды на чеках, производимый их неловкой поступью, или звуки погони у себя за спиной. Запах стоячей воды и экскрементов, служивших в Китае в качестве удобрений на протяжении тысячелетий, неподвижно стоял в безветренном воздухе. Диана не могла скрыть облегчение, когда земля под ногами стала тверже – это означало, что они подошли к склону холма в конце долины. Когда они поднялись на вершину холма, сразу похолодало. Поминутно до них доносились ароматы жасмина или каких-то других цветов, распускавшихся ночью. Когда они вышли наконец на поляну, Чан Пин скомандовал привал. Диана опустилась на колени, а он подошел к краю откоса и стал пристально всматриваться вниз, туда, откуда они пришли. Вид долины напоминал огромный черный кратер потухшего вулкана.
