Стюарт Харрисон - Улыбка Афродиты
Все случилось, когда он проходил по узкому переулку между старыми домишками на окраине города. Меткас почувствовал, что за ним кто-то идет. Сначала он подумал, что это немецкие солдаты, но тут же отбросил эту мысль: хотя он и прятался в глубокой тени от стены террасы, солдаты не двигались бы так осторожно. Его преследователь шел крадучись. Повесив автомат через плечо, Меткас вынул пистолет. В чистом небе ярко светила луна, заливая переулок призрачным светом, и только стены оставались в глубокой тени. Догонявший его человек споткнулся, но теперь он узнал, кто крадучись перебирается от одной тени к другой. Меткас расслабился и с шумом выдохнул воздух.
– Черт, ты заставил меня поволноваться, – сказал он.
Арис остановился, и Меткас вышел на свет. Их разделяло всего несколько метров. Ариса выдало выражение его лица – виноватое и в то же время решительное. Затем его взгляд стал суровым, и Меткас вспомнил, как странно Арис посмотрел на него перед атакой. И еще он вспомнил выстрел, едва не убивший его, – как ему показалось, откуда-то сзади. Арис поднял оружие, и Меткас понял, что напрасно медлил. За жалость к этому человеку, который собирался убить его прямо сейчас, ему предстояло заплатить собственной жизнью.
– Прости меня, – сказал Арис и нажал на курок.
Однако выстрела не последовало. Они оба поняли, что случилось. Патрон перекосило в патроннике. Арис принялся остервенело дергать пистолет, чтобы освободить механизм, но Меткас уже поднял свой пистолет. Одинокий выстрел прозвучал, отдаваясь эхом от стен домов. Ариса отбросило назад. Меткас подошел к нему, чтобы довести дело до конца. Ему вспомнилось выражение лица итальянского офицера, когда-то расстрелянного им. Арис не выглядел удивленным: сквозь гримасу невыносимой боли проступало только смирение. Меткас выстрелил еще раз, почти приставив дуло пистолета к виску Ариса.
На рассвете следующего дня в деревню прибыли немецкие солдаты. Первым ехал патрульный броневик, за ним – грузовик, набитый солдатами. Тридцатидвухлетний штандартенфюрер СС Берген вышел из патрульного автомобиля и закурил сигарету, пока солдаты выпрыгивали из грузовика и строились в шеренги. Затем они бросились в деревню, держа винтовки на изготовку, забегая во все дома и выгоняя оттуда жителей, в том числе стариков и женщин с детьми, на улицу.
Берген бесстрастно смотрел на них. В этой убогой деревушке на вершине горы люди практически не имели средств к существованию. Немного коз, коров и кур, небольшие оливковые рощи, которые росли здесь всегда. Дома были построены из камня – простые, грубые, кое-как обустроенные строения. В воздухе густо пахло навозом.
Когда жителей вели мимо Бергена, большинство отворачивались от него, но некоторые осмеливались поднять взгляд, в котором читалась смесь опасения и любопытства. Они не знали, кто он такой, но его безупречная черная форма со значком в виде мертвой головы вселяла в них страх. Его глаза были бледными, почти бесцветными, кожа тоже бледная и гладкая. Волосы редкие, соломенного цвета. На фоне местных жителей, с их смуглой, выдубленной ветром кожей, он казался призрачным. В своей грубой одежде деревенские выглядели бесформенными и неуклюжими. Матери крепко прижимали к себе маленьких детей.
Согнав в одно место все население деревни, солдаты зажгли намоченные в бензине факелы и подпалили дома. Жителей было всего человек восемьдесят, и всех заставили смотреть, как уничтожаются их дома и даже церковь. В холодном воздухе далеко разносились выстрелы и жалобное мычание пристреливаемых коров. Убитую скотину подтащили к домам и тоже сожгли. Женщины тихо плакали, понимая, что зимой их ждет голодная смерть.
Через полчаса над горой висела густая серая пелена и воздух наполнился запахом горелого мяса.
Жители были настолько заворожены зрелищем уничтожения их домов, что не сразу заметили, как позади них установили пулеметы. Наступила тишина. Люди сбились в тесную группу, может, так было спокойнее, а может, они инстинктивно искали поддержки друг у друга. Матери закрывали собой детей. Стояла жуткая тишина. Напряжение в воздухе становилось невыносимым. Командовавший солдатами гауптштурмфюрер взглянул на старшего офицера, но Берген не обратил на него внимания. Он еще раньше отдал приказ и не видел надобности повторять его. Наконец прозвучала команда и свирепо застучали пулеметы.
Среди воплей ужаса и боли ясно слышался звук пуль, впивавшихся в тела. Люди корчились и падали, иногда еще дергаясь на груде переплетенных тел. Бойня была короткой, в последовавшей тишине прозвучало несколько одиночных выстрелов, которыми гауптштурмфюрер добил уцелевших.
Вся операция заняла меньше часа. Солдаты убрали оружие, залезли в кузов грузовика, и небольшой отряд направился вниз по горной дороге, к Саме, где на набережной уже стояли пятьдесят пленников.
Звук машин заглох вдали, и на гору вернулась тишина. Дым стал редеть. В живых никого не осталось.
После нападения на корабли в Саме Меткас остался на Кефалонии. В последующие месяцы Берген все так же проводил репрессии мирного населения каждый раз, когда партизаны нападали на германские войска. Во время этих вылазок, если кого-то из партизан ранили и он не мог идти, его боевые друзья по приказу Меткаса добивали его, чтобы он не попал в руки к немцам. Партизанский лагерь менял свое местоположение через день. Эти предосторожности были вызваны тем, что Меткас дважды чуть не попал в плен, после того как немцы захватили раненых партизан. Тогда он приказал пристреливать их.
К концу года, когда стало ясно, что немцы проигрывают войну, пошли слухи, что они скоро покинут острова. Меткас еще активнее нападал на оккупантов, стремясь приблизить день освобождения. Но во время одной из вылазок он вместе с товарищами попал в засаду. Поговаривали, что их предали монархисты. К счастью, Меткасу удалось бежать, в отличие от большинства его соратников. Оставаться на Кефалонии ему было нельзя, поэтому однажды ночью он тайно переправился на лодке на соседнюю Итаку и укрылся в монастыре Кафарон. На Итаке Меткас почти сразу встал во главе плохо организованных местных партизан.
Именно Меткас разработал план заманить и убить капитана Хасселя. Он хотел захватить гарнизон в Вафи и решил использовать Юлию Заннас, чтобы наверняка отделить Хасселя от его солдат.
Когда Юлия спасла Хасселя от засады, они вернулись к броневику, оставленному в деревне. По привычке Хассель приехал в Эксоги один, разрешив трем своим солдатам отдохнуть в Ставросе, где они отставили винтовки, расстегнули мундиры и присели в тенечке у таверны. Хозяин принес им кувшин холодного вина. Был жаркий день. Солдаты пили вино и разговаривали. Совсем молодые, они курили, отпускали шутки, приглашали хозяина присоединиться к ним, угощали его сигаретами. Время от времени хозяин уходил в таверну, чтобы вернуться с вновь наполненным кувшином.
У него на кухне тихо сидели за столом трое вооруженных людей, дожидаясь назначенного часа. Когда хозяин заходил к ним, улыбка пропадала с его лица. Он нервно заверял их, что солдаты ничего не подозревают.
Трое встали из-за стола и принялись в последний раз проверять оружие. В это время на площадь на большой скорости влетел броневик. Когда раздалась немецкая речь, партизаны замерли на месте. Один из них бесшумно подошел к окну и выглянул на улицу. Солдаты, схватив оружие, вскочили на ноги, на ходу застегивая мундиры. Капитан Хассель стоял в автомашине с пистолетом в руке.
Смотревший в окно повернулся к остальным.
– Что-то случилось, – прошептал он.
Те сгрудились возле него и увидели, как солдаты схватили хозяина таверны и втолкнули его в патрульный автомобиль.
Партизаны растерянно переглянулись. Может, выскочить и напасть на немцев прямо сейчас? Возможно, им удастся выполнить задание, хотя эффект неожиданности уже утерян. Но эти люди не были солдатами, а Хассель подозрительно поглядывал именно на их окно. Они смотрели, как солдаты запихнули хозяина таверны в машину, и поняли, что опоздали. Хассель отрывисто отдал какой-то приказ, и броневик умчался с площади. Последнее, что увидели партизаны, были грустные глаза Юлии Заннас, с сожалением смотревшей назад.
Условный сигнал, что Хассель убит, так и не был подан. Люди, ждавшие его на склоне горы недалеко от Вафи, увидели промчавшийся в направлении города патрульный автомобиль и поняли, что план Меткаса провалился. Алкимос Каунидис был в одной из групп, ожидавших сигнала к началу атаки на гарнизон, – в той, которой командовал сам Меткас. Когда стало понятно, что произошло, партизаны рассеялись. Каунидис ушел с Меткасом и еще несколькими людьми. По тайным тропам они направились на север через дубовые рощи и незаметно добрался до монастыря Кафарон, где Меткас прятался несколько недель. Там они остались дожидаться поступления сведений. Меткас кипел от ярости. Тогда им еще не было известно ни почему произошла осечка, ни то, что хозяина таверны схватили и увезли в Вафи.
