Роберт Кормер - После первой смерти

  - Есть трудности, - сказал Арткин.

  - Какие трудности? - спросил Миро, ощущая в воздухе неприятный запах  затишья перед штормом.

  - Они говорят, что Седат схвачен.

  В глазах у Арткина Миро нашёл сомнение, но в чём, он не был уверен.

  - Мы можем доверять тому, что они говорят? - спросил Миро.

  - Это – проблема, Миро. Когда обе стороны не доверяют друг другу, то невозможно предсказать, что будет дальше? Но известно одно: в полночь не было сигнала от Седата, что говорит о том, что они, возможно, говорят нам правду. Но не исключено, что Седат мог не послать нам сигнал и по другим причинам.

  - Следующий сигнал будет в девять утра?

  - Да. И если мы его не получаем, то знаем, что где-то что-то не так.

  Миро ждал. В его голове уже были сотни вопросов, но он не хотел их задавать. Арткин ими руководил. Миро чувствовал это и знал, что Арткин не выпустит ситуацию из-под контроля.

  - Полиция и военные связались с нами. Они сказали, что акция не состоялась, что Седат и другие были схвачены и рассказали им всё. Они говорят, что мы должны освободить детей, что облегчит меры, принимаемые против нас, если мы их послушаем. Они определили, что ребенок, который умер, возможно, был жертвой передозировки наркотиков.

  Миро почувствовал, будто фургон, мост и земля рушатся под его ногами. У них никогда ещё прежде не было такого контакта с врагом. Они наносили быстрый удар и как можно быстрее скрывались. Теперь они были окружены, и кто-то указывал им, что они должны делать.

  - У нас пока ещё есть дети, - сказал Миро, его голос в его ушах звучал тихо и слабо.

  - Ты коснулся критической точки, - сказал Арткин. Они могут говорить всё, что хотят, но важнее всего – дети.

  - И что мы делаем дальше?

  - Важнее всего дождаться девяти часов утра. И если мы не получаем ожидаемый сигнал, то следуем первоначальному плану. Как бы то ни было, всё зависит оттого, влечёт ли это за собой убийство детей или нет. Мы должны показать им, что мы непреклонны, и умрем здесь на мосту вместе с детьми. Если мы будем колебаться, то провал будет ждать нас повсюду.

  - И мы ждем?

  - Я попросил доказательства того, что Седат схвачен. Но это тактический ход, чтобы оттянуть время. Они могут выкапывать множество доказательств. В чём мы действительно нуждаемся – в информации от них. Мы должны знать, как долго они собираются нас тут стеречь, думают ли они, что мы действительно станем убивать детей.

  - И какой у нас есть выход? - спросил Миро. Разговоры о планах и возможностях начинали его утомлять. Ему до боли хотелось действовать.

  - У меня есть план, метод, которым мы пользовались прежде.

  Стролл зашевелился, его движение показало одобрение любого плана, излагаемого Арткиным.

  Снова ожила радиостанция, плюясь треском электрических разрядов. Выплеснулся каскад закодированных слов, не несущих для Миро не малейшего смысла. И затем вдруг возник свежий и прозрачный голос. Арткин поднёс палец ко рту, хотя в этот момент в фургоне никто не говорил.

  - Нам нужен речевой контакт с находящимися в фургоне. Нам нужен речевой контакт с находящимися в фургоне.  Войдите, пожалуйста, в контакт. Войдите, пожалуйста, в контакт.

  Голос был сухим и безличным, словно исходящим не из человека, а из машины. Фразы были размерены, декламация была подобна словам, читаемым с листа бумаги.

  - Мы вас слышим, - откликнулся Арткин.

  - У нас есть доказательства, чтобы вы могли взвесить наши требования. Непосредственно от Седата. Его часы, его бумажник, - пауза. - Повторяю: У нас есть доказательства, чтобы вы могли взвесить наши требования. Непосредственно от Седата. Его часы, его бумажник.

  - Можно не повторяться, - сказал Арткин. В его голосе была дерзость, которую так приветствовал Миро. Арткин никогда и никому не кланялся. - Бумажник может быть и не его, как и часы. Имущество человека это ещё не сам человек. - Арткин сделал паузу. - А что сам Седат? Можно ли поговорить с ним?

  - Это невозможно, - ответил голос робота. - Он госпитализирован. В Бостоне. Без сознания. Пуля застряла у него в позвоночнике.

  Арткин никак не среагировал:

  - Мне нужны большие доказательства, чем бумажник или часы.

  - Говорите – какие. Повторяю: говорите – какие.

  Арткин задумался. Миро старался не дышать.

  - Вы сказали ранее, что схватили Седата в Бостоне. У него дома.

  - Правильно. Положительно, - голос был плоским и ровным.

  - Принесите что-нибудь из его дома.

  - Дом был опечатан после обыска, - длинная пауза. - Что бы Вы желали увидеть из этого дома?

  - Седат прятал кое-что у себя дома – нечто особенное. Если Вы найдёте то, о чём я говорю, эту особенную вещь и покажете это мне, доставив сюда на мост, то я поверю Вам и смогу начать заключать с Вами сделку.

  От разочарования Миро сжал губы. Он ненавидел слово «сделка».

  - Что является этим объектом?

  - В помещении кухни, над раковиной, Вы это найдете. В большой чайной чашке. Загляните в неё, и Вы найдете круглый, серый камень. Подарок с нашей родины. Принесите его сюда, и тогда мы приступим к сделке.

  Снова динамик разорвался от электрических разрядов, будто ему не терпелось закончить беседу.

  - Понадобится где-то час, чтобы съездить в Бостон и ещё час, чтобы вернуться. Но ждите, - голос прервался и затем вернулся. - Мы свяжемся по радио с Бостоном, и кто-либо найдёт камень и доставит его Вам. Это займёт час или, максимум, девяносто минут.

  - Я буду ждать, - сказал Арткин. Он обратился к Миро, на его лице была улыбка триумфа, глаза засветились, и весь он словно помолодел.

  Другой голос заполнил воздух, контрастируя с первым: мягкий, взволнованный, человеческий.

  - В порядке ли дети? Девушка?

  - Да. Они спят. Они хотят домой. Но всё зависит от вас.

  - Мы не хотим, чтобы что-нибудь с ними случилось, - сказал человеческий голос. Миро стало любопытно: мог ли это быть отец девушки? Скорее всего – нет.

  - Пока им ничего не угрожает, - сказал Арткин. - Но если что-нибудь случится, то это будет дело ваших рук, а не наших.

  Арткин повернул переключатель, и радиостанция взвизгнула и затем умолкла.

  - Хорошо ли это для нас? - спросил Миро, почувствовав, что Арткин был доволен.

  - Столь же хорошо, как можно ожидать. Всё, что происходит вопреки, мы должны использовать, что бы то ни было, у нас есть наша команда. Самое главное теперь – это время. Мы должны дождаться девяти часов утра, чтобы увидеть, получаем ли мы сигнал от Седата или кого-либо еще. Также дождёмся камня.

  - Этот камень так важен?

  Арткин улыбнулся, он оглянулся на Стролла, как будто у него и Стролла была какая-то общая тайна:

  - Да, камень важен. Он обеспечивает нас временем, пока его сюда доставят. В наших акциях камень использовался и прежде. Этот камень с нашей родины – у него своя цель. Видишь, Миро, я использовал слово, доставят. Камень должен быть доставлен нам, человеком, который должен принести камень. И тот, кто его принесёт, неважно – кто, принесёт нам информацию.

  Миро был доволен тем, что был доволен Арткин, хотя ему было трудно следовать его планам и действиям. Всё, что он знал, так это то, что что-то произойдёт, когда наступит девять часов утра – крайний срок. Они начнут решительно действовать, вместо того чтобы ждать или говорить.

  - Мы будем продвигаться шаг за шагом. Сначала, камень. Затем увидим.

  Поддержанный энтузиазмом Арткина, Миро вернулся в автобус. Но в воздухе висел запах утра, освеживший темноту и сердце Миро.

  Моментом позже произошло непредвиденное.

  Антибэ посторонился, чтобы впустить Миро в автобус. «Всё тихо», - сказал он, грузно став рядом с Миро.

  Миро кивнул. Он был рад, что вернулся в автобус. Ему показалось, что это его автобус. Никогда прежде он не ощущал ответственности за что-нибудь, даже за себя.

  Не говоря ни слова, Антибэ вышел наружу, и Миро защёлкнул замок. За дверью Миро увидел вспышку света: фонарь Антибэ. Так или иначе, фонарь Антибэ был движущейся точкой, обводя его силуэт в утренней дымке. Миро был удивлен: Антибэ шёл медленно и осторожно, возможно, выходя наружу, он случайно коснулся выключателя.

  Пойманный во внезапном свете и в пространстве между фургоном и автобусом, Антибэ стал похож на марионетку, пригвождённую к черной стене. Его глаза и рот, казалось, вылезли за пределы маски и повисли в воздухе.

  Внезапно, он поднял в воздух ногу и дернулся назад, будто кто-то дёрнул за невидимую нить. На долю секунды он застыл, будто подозревая надёжность рельсов, и затем его тело судорожно затряслось, руки и ноги задёргались, будто не поддавались контролю. Фонарь выпал из его руки, но продолжал на него светить с того места, куда он упал. Кровь хлынула вулканом, скрыв под собой его рот. Она выплеснулась на его грудь пятном алой рвоты. Глаза в маске стали дико вырываться из своих орбит. Затем он отшатнулся назад и провалился во мрак ночи.