Десмонд Бэгли - Оползень (Сборник)

Я расстегнул рубашку и вытянул ноги.

— Не хочу никакой иной жизни.

— Тем более что ты можешь теперь иметь все, что пожелаешь, — заметила Клэр.

— Ах да, и впрямь могу, — сказал я. О деньгах я действительно не думал, к мысли о том, что я богат, еще не привык.

— Что думаешь делать? — спросила Клэр.

Я ответил полусонно:

— Я знаю одно местечко к северу от озера Слейв, куда человек с деньгами может снарядить настоящую экспедицию, и там есть надежда наткнуться на что-нибудь стоящее. Нужна магнитная разведка, а для нее необходим самолет или, еще лучше, вертолет. Вот на это деньги и пригодятся.

— Но ты ведь богат, — заметила Клэр. — Ну, точнее, будешь богат, когда сделка совершится. У тебя будет больше, чем у меня, когда я получила наследство от дяди Джона. А я себя никогда не считала особенно бедной.

Я взглянул на нее.

— Я только что сказал, что не хочу никакой иной жизни. У тебя есть твоя археология, у меня — моя геология. И ты прекрасно знаешь, что мы занимаемся этими вещами не из праздного любопытства.

Она улыбнулась.

— Наверное, ты прав.

Затем, внимательно посмотрев на меня, спросила:

— А что, вот этот шрам на груди, это?..

— Катастрофа? Да. В тех местах, которые скрыты от глаз, хирурги работали не особенно тщательно.

Она медленно вытянула руку и коснулась пальцами шрама. Я сказал:

— Клэр, ты была знакома с Фрэнком Трэнаваном. Я знаю, что у меня не его лицо, но если я Фрэнк, то, Бог ведает, должно же что-то от него сохраниться во мне. Ты ничего такого не замечаешь?

Ее лицо помрачнело. Она сказала неуверенно:

— Не знаю. Это случилось так давно, я была совсем девочкой. Когда я уехала из Канады, мне было шестнадцать, Фрэнку — двадцать два. Он относился ко мне как к маленькой сестре, и я в действительности не знала его. — Она покачала головой и повторила: — Не знаю.

Ее пальцы все еще оставались на моей груди. Я обнял ее за плечи и прижал к себе.

— Не огорчайся, на самом деле это не имеет никакого значения.

Она улыбнулась и прошептала:

— Ты абсолютно прав, это не имеет значения. Меня не интересует, кто ты и откуда. Для меня ты — Боб Бойд, и все.

И мы стали целовать друг друга, как безумные. Ее рука оказалась под моей рубашкой, и она притягивала меня к себе все ближе и ближе. Внезапно раздался шипящий звук — афф! — это стакан с виски опрокинулся в костер, и к небу взметнулся большой язык желто-голубого пламени.

Позже этой ночью я сказал в полусне:

— Ты — неистовая женщина, Клэр. Ты заставила меня набрать вдвое больше лапника, чем нам нужно.

Она ткнула меня под ребро и теснее прижалась ко мне.

— Знаешь что? — протянула она задумчиво.

— Что?

— Помнишь, тогда, когда ты ночевал у меня в первый раз япредупредила тебя, чтоб ты не заигрывал со мной?

— Да что-то такое было, помню.

— Я должна была тебе это сказать. Если б не сказала, все, я бы пропала.

Я открыл один глаз.

— Пропала?

— Да, уже тогда. Даже сейчас, когда вспоминаю об этом, меня охватывает волнение. Знаешь, Боб Бойд, ты ведь мужчина. Для меня, может быть, слишком, мне трудно с этим совладать. Ты теперь уж, будь любезен, не источай свою мужественность перед другими женщинами.

Я сказал:

— Не говори глупостей.

— Нет, я серьезно.

Через несколько минут она спросила:

— Ты спишь?

— Угу.

— Ты не рассердишься, если я скажу тебе кое-что не слишком умное?

— Смотря что.

Она помолчала, затем сказала:

— Не забывай, что свои комиссионные ты заработал, слышишь? И я очень рада этому, но по особой причине.

— По какой? — спросил я в полусне.

— Ты чертовски гордый, — сказала она. — Я боялась, что тебя отпугнут мои деньги. Но теперь деньги есть и у тебя, так что мои опасения отпали.

— Чепуха! — воскликнул я. — Что там какие-то шестьсот тысяч долларов? Мне нужны все. — Я обнял ее крепче. — Мне нужно все, что принадлежит тебе.

Она слегка застонала и снова отдалась мне. Наконец, когда небо перед рассветом стало медленно и как бы нехотя светлеть, она заснула, положив мне голову на плечо, а рука по-прежнему покоилась у меня на груди.

Разведка, на которую хватило бы и четырех дней, затянулась на две недели. По сути дела, это был медовый месяц, проведенный нами до свадьбы. Так случается со многими, и, наверное, это не самый страшный из грехов в нашем мире. Я знаю только одно: для меня это оказалось счастливейшее время в моей жизни.

Мы говорили друг с другом, Боже, как мы говорили! Ведь чтобы двум людям по-настоящему сблизиться, требуется дьявольски много слов, это при том, что самое важное можно выразить лишь молча. К концу двух недель я узнал уйму сведений по археологии; а она познакомилась с геологией настолько, чтобы понять: наши изыскания завершились неудачей.

Но нас это нисколько не обеспокоило. Три последних дня мы провели у маленького озера, спрятавшегося в складках гор. Мы разбили лагерь прямо на берегу и купались каждое утро и в полдень, не заботясь о купальных костюмах. Потом мы вытирали друг друга насухо и согревались. По ночам под шум леса мы тихо разговаривали, в основном о себе, о своем будущем. Потом мы любили друг друга.

Но всему приходит конец. Однажды утром она сказала:

— Мэтью, наверное, уже собирается организовать наши поиски. Ты знаешь, сколько мы отсутствовали?

Я ухмыльнулся:

— У Мэтью достаточно здравого смысла, чтобы не делать этого. Надеюсь, он уже привык мне доверять. — Я потер подбородок. — И все же надо возвращаться, я думаю.

— Да, — сказала она глухо.

Мы ликвидировали наш лагерь и собрали вещи молча. Я помог ей надеть рюкзак и сказал:

— Клэр, ты знаешь, мы не можем пожениться сразу.

— Но почему? — спросила она удивленно.

Я наподдал ногой камень.

— Это будет несправедливо. Если я женюсь на тебе и останусь, ситуация здесь может резко обостриться, и это повредит тебе. Если уж этому суждено произойти, пусть произойдет до нашей свадьбы.

Она открыла рот, чтобы возразить, она вообще была великая спорщица, но я остановил ее.

— Саскинд, наверное, был прав. Стоит мне слишком углубиться в свое прошлое, и я свихнусь. Я не хочу, чтобы это случилось с тобой.

Она помолчала, затем спросила:

— Предположим, я соглашусь с этим, и что ты намереваешься делать дальше?

— Я собираюсь взорвать эту ситуацию, выпустить все наружу — перед тем, как мы поженимся. У меня теперь есть за что бороться, кроме меня самого. Если я пройду благополучно через все это, мы станем мужем и женой. Если нет, что ж, никому из нас не придется совершить непоправимой ошибки.

Она сказала спокойно:

— Ты самый здравый человек из всех, кого я знаю, буду полагаться на это.

— Да нет, — сказал я. — Ты не представляешь себе, Клэр, что это такое — не иметь прошлого или, если уж на то пошло, иметь их два. Это гложет человека. Я обязан все знать и хочу сделать попытку узнать. Саскинд сказал, что это может расколоть меня пополам, и я не хочу, чтобы это слишком отразилось на тебе.

— Но это меня касается! — закричала она. — Это уже очень меня касается!

— Все же не так, как если бы мы были женаты. Смотри, Клэр, ведь в этом случае я бы проявил колебания там, где колебания опасны, я бы не шел напролом, когда это потребовалось бы, я бы не рисковал, даже если бы риск был необходим. Я все время думал бы о тебе. Дай мне месяц, Клэр, только один месяц.

— Хорошо, месяц, — сказала она едва слышно. — Только один месяц.

Мы добрались до дома поздно, уже к ночи, уставшие и разбитые. В этот день мы говорили друг с другом мало. Мэтью Вейстренд встретил нас. Он улыбнулся Клэр и пристально посмотрел на меня.

— Камин разожжен, — сказал он хрипло.

Я направился в свою комнату и с облегчением скинул рюкзак. Когда я переменил одежду и вышел, Клэр уже нежилась в ванне. Я спустился к домику Мэтью. Он сидел у огня и курил. Я сказал ему:

— Я скоро уезжаю, присмотрите за мисс Трэнаван.

— Что, она нуждается в этом больше, чем обычно? — спросил он мрачно.

— Может быть, — ответил я и присел рядом. — Вы отправили то письмо, что она дала вам? — Я имел в виду письмо Клэр в Ванкувер своему адвокату с контрактом Маттерсона.

Он кивнул.

— Уже пришел ответ, — сказал он и нахохлился. — У нее.

— Хорошо. — Я подождал, не скажет ли он чего-нибудь еще, но он молчал. Я встал и сказал:

— Ладно. Я пошел.

— Погодите, — сказал он. — Я тут все думал о ваших словах тогда, ну, о том, не случилось ли чего-нибудь необычного в то время, когда старый Джон был убит. Я кое-что вспомнил; не знаю, правда, сочтете ли вы это необычным.

— А что это?

— Старый Булл через неделю купил себе новый автомобиль. «Бьюик».