Эдди Шах - Манчестер Блю
Когда произошел инцидент с фургоном, оба водителя терпеливо дожидались своей очереди пересечь границу из Хуареса в Эль-Пасо. Ждать пришлось целый час, пока не освободили дорогу для движения.
Благополучные семейства, не привлекающие особого внимания.
Патрульный полицейский на обочине видел, как две машины, соблюдая лимит скорости, прошли в восточном направлении по Межштатному шоссе номер 10, и пожалел о том, что сейчас он не сидит дома вместе с женой и детьми. Но полицейский и представить себе не мог, что в специальных отделениях дверей каждой из этих не нарушающих дорожных правил машин было спрятано по 500 фунтов кокаина.
Не знал он и того, что проследовавший за ними, также без превышения скорости, «форд-мустанг» вез на 10 миллионов долларов нешлифованных алмазов, которые лежали в чемодане на заднем сиденье.
Провожаемые взглядом патрульного, три машины проследовали к Восточному побережью, увозя груз к пункту назначения, где его с нетерпением ожидали.
9
Назад пути нет
Уайт-Тауэр
Чарлот-стрит
Лондон
Чарли Соулсон ожидал Джона Пентанзи в фешенебельном греческом ресторане. Прежде они никогда не встречались, и метрдотель указал вошедшему Пентанзи на столик в углу.
– Популярное место, – сказал Пентанзи после того, как они пожали друг другу руки.
– Здесь прекрасно готовят, – садясь, ответил Соулсон. – Моя любимая забегаловка в Лондоне – Увидев что Пентанзи чернокожий, он удивился, но не подал виду.
– Интересно, почему мы не могли бы встретиться в Американском посольстве или в Новом Скотленд-Ярде, если это, как вы сказали по телефону, официальное дело.
Соулсон пожал плечами.
– У меня редко бывает возможность вкусно поесть, когда я приезжаю в Лондон. Обычно приходится разрываться между деловыми встречами, а потом торопиться обратно в Манчестер. И мне просто захотелось... – он улыбнулся, – совместить приятное с полезным. Надеюсь, это вас не смутит.
– Что? Встретиться с Иисусом Легавым? О нет.
Соулсон вдруг почувствовал симпатию к американцу. Не многие осмелились бы в беседе с ним произнести прозвище, которым его наградили жители города.
– Не желаете вина?
Пентанзи усмехнулся и протянул фужер.
– Только если оно освященное, – сказал он, глядя, как Соулсон наливает из бутылки.
– Я отказываюсь обижаться, – улыбнулся Соулсон.
– Извините. Моя жена ударилась в религию и оставила меня. Наверное, я так и не смог ей этого простить.
Подошел официант, Соулсон помог сотруднику УБН выбрать блюда.
– Ну и какое же у вас официальное дело? – спросил Пентанзи, когда официант ушел.
– Я хочу, чтобы это осталось между нами.
– Не так-то просто. То есть как глава Лондонского отделения УБН я не имею права вмешиваться в ваши внутренние проблемы. И обед в публичном месте не снимает с меня моих обязательств.
– Я думал, это поможет снять подозрения. Просто я хотел как частное лицо встретиться с вами и в доверительной обстановке узнать, что вы думаете о проблеме наркотиков в Англии.
– Мы здесь для того, чтобы наблюдать или давать советы, если нас об этом попросят. А также для того, чтобы передавать информацию, которая, по нашему мнению, может быть вам полезна.
Но вас ведь могут попросить вмешаться.
– Конечно. Ваше министерство внутренних дел.
– А не такой одиночка-полицейский, как я.
– Вы же сами понимаете. Кроме того, вы привлекаете к себе большое внимание средств массовой информации. Мы не можем себе позволить быть скомпрометированными.
– Я отнюдь не желаю этого, – сказал Соулсон, глядя на американца. Тот промолчал. Он решил продолжить нажим. – Вы говорили с одним из моих подчиненных, с детективом из разведывательного отдела.
– Джилл Каплз. Замечательная девушка. Проходила стажировку в Штатах.
– Она многому научилась.
– У нас очень много звонков от младшего полицейского состава со всей Англии. Вы бы удивились, узнав, кто звонит и просит совета.
– Это останется между нами.
Пентанзи замкнулся.
– Как я уже сказал, мы здесь для того, чтобы давать советы и наблюдать.
– Если попросят.
– Надеюсь, девушка не попала в беду.
– Нет. Это мне нужна помощь. – Перед тем как продолжить, он сделал глубокий вдох. – Вы знаете мои проблемы в Манчестере.
– Да. Их трудно не заметить. – Пентанзи криво усмехнулся. – Город за пределами США грозит превратиться в столицу наркобизнеса всего мира.
– Почему Манчестер?
– Вам это известно так же хорошо, как и мне. Конъюнктура рынка – 24 000 долларов за килограмм кокаина в Америке и 26 000 фунтов стерлингов за килограмм здесь.
– Но почему Манчестер? Почему не Лондон или Бирмингем?
– Потому что, как утверждают ваши деловые круги, в вашем городе лучшая в стране сеть автомобильных и железных дорог и лучшее воздушное сообщение.
– Но должны быть и более веские причины.
– Я не хочу быть скомпрометированным.
– Как я уже сказал, мне нужна помощь.
Американец помолчал, слегка покусывая губы.
– У вас скверная полицейская система, – промолвил он наконец.
– В Манчестере?
– Везде. Вы недостаточно сильно бьете.
– Вы имеете в виду оружие?
– Оружие еще не все. Конечно, с пугачами против гаубиц не пойдешь. Но вы именно так и поступаете.
– Это изменится.
Пентанзи удивился замечанию Соулсона. Он не ожидал подобного от высокого полицейского чина: большинство начальников полиции, наоборот, гордились бы тем, что их офицеры не носят оружия при исполнении служебных обязанностей.
– Это что, новая официальная линия? – спросил он.
Соулсон покачал головой.
– Нет. Линия здравого смысла.
– Из-за наркотиков?
– Нет. Из-за ИРА. В конце концов терроризм заставит полицию носить оружие. На какой-то стадии они начнут стрелять в бобби. И когда это случится, выбора не будет.
– Может быть, поэтому они и не стреляют в полицейских.
– Возможно. Так, значит, вы считаете, что мы недостаточно сильно бьем, когда дело касается наркотиков?
– Так вы никогда не победите. Ваши люди играют в игру «купил-накрыл».
– То есть?
– Тайные агенты покупают на улице наркотики, а потом арестовывают торговцев. Все так могут. Даже мы. Когда в отчетности количество арестов недостаточно, мы посылаем агентов прочесать кварталы и отловить уличных торговцев. Выглядит впечатляюще, но это все херня.
– Вы нас поддержите, если мы изменим тактику?
– Что мы можем сделать?
– Важно, чтобы мы победили. Это поможет нам всем.
– Некоторые из наших, например колумбийцы, вкладывают сюда свои средства. Это значит, что они действуют менее активно у нас в тылу.
– Звучит довольно цинично.
– Мир циничен.
Пришел официант, и, пока он сервировал стол, они молчали. Когда блюда были расставлены, Пентанзи улыбнулся и с видимым удовольствием занялся едой. Соулсон некоторое время наблюдал за ним, потом тоже приступил к обеду. Ел он, по своему обыкновению, очень умеренно. Никто из них не промолвил ни слова, пока тарелки не опустели.
– Если я буду так продолжать, то, наверное, помру от сердечного приступа, прежде чем вернусь в Штаты.
– Вы любите поесть, – сказал Соулсон.
– Еще бы! Этим-то и хороша моя командировка. Я побывал почти во всех подобных заведениях в Европе.
– Надеюсь, это подразумевает нечто большее, чем просто хорошие блюда. – Соулсон тут же пожалел о своих словах-, нетерпение его подвело.
Пентанзи ответил не сразу. Он сделал вид, что не обиделся. Откинувшись на спинку стула, спросил:
– Почему вы стали полицейским?
– Я хотел сделать что-нибудь значительное, что-то изменить в мире.
– Должна быть причина.
– У меня есть свои причины. – Соулсон вспомнил мелкие могилы и маленькие тела на Сэдлуордском болоте и тут же отогнал эти в течение многих лет преследовавшие его воспоминания.
– Позвольте мне рассказать вам кое-что по поводу попыток изменить мир. Вы слышали о Хэйт-Эшбери?
– В Сан-Франциско?
– Да. Центр мира хиппи. В шестидесятых годах, до того как было создано УБН, я работал тайным агентом таможни США. – Пентанзи усмехнулся. – Черт, тогда я, двадцатитрехлетний черный американец, впервые столкнулся с жизнью. В то время мы были дилетантами. Ни подготовки, ничего. Нам просто приказывали внедряться и копать, как сумеем. Я жил без всяких удобств, мой матрас почти касался пола. Вокруг сплошные наркоманы и непутевые. В общем, одни придурки. Великая наркокультура! Цвет и мощь! – Пентанзи насмешливо пошевелил двумя пальцами, изображая символ пацифизма.
– У нас они тоже были.
– Но не так, как в Хэйт-Эшбери. Это уникальное место. Наверху жила женщина лет тридцати. Длинные светлые волосы и длинные бусы хиппи. Как-то пригласила меня зайти. Я зашел. Ее жилище было грязным и жутко воняло дерьмом, как из ночного горшка. Плюс застарелый запах марихуаны. Мозги хозяйки уже были здорово затуманены. В углу комнаты стол и несколько стульев образовывали замкнутое пространство, закрытое сверху старым ковром. Оттуда доносилось беспрерывное повизгивание. Щенки. Неудивительно, что в комнате стоял такой запах. Пока она возилась на кухне, я решил взглянуть на щенков. Подошел и откинул край ковра. Оказалось, это не щенки. Дети. Ее дети. Близнецы, мальчик и девочка, месяцев по шесть. Они ворочались в своем собственном дерьме. Ни пеленок, ничего. Она кормила их печеньем, а молоко наливала в миску, как животным. Это, мистер Иисус Легавый, и есть наркокультура, которой она так гордилась. Великий наркоэксперимент. Поэтому не говорите мне о желании изменить мир. Я воюю с наркотиками потому, что я их ненавижу. И любой из сотрудников УБН может, вам рассказать нечто подобное. А если я люблю поесть, то это еще не значит, что я дешевка.
