Патриция Корнуэлл - Точка отсчета
— Всю жизнь, — прошептала в ответ я. — И теперь ты знаешь, почему я люблю тебя так, как люблю.
Она посмотрела на меня, потом протянула руку и мягко коснулась моего запястья:
— Вам пора ехать. Я не хочу, чтобы ты садилась за руль в таком состоянии.
Глава 10
Было уже около полуночи, когда я притормозила у поста охраны нашего квартала и дежурный сделал мне знак остановиться. Такое случалось не часто, и я подумала, что либо моя сигнализация сработала среди ночи и перебудила соседей, либо какой-нибудь чудак попытался прорваться на территорию, чтобы взять у меня интервью. Проспавший последние полтора часа Марино проснулся в тот самый момент, когда я опустила стекло.
— Добрый вечер. Как поживаете?
— У меня все в порядке, доктор Скарпетта, — ответил он, наклоняясь к окну. — Просто за последний час с небольшим случилось кое-что довольно необычное. Я решил, что дело нечисто, и попытался связаться с вами, но вас не было дома.
— Что же необычное тут у нас произошло? — поинтересовалась я, пытаясь представить возможные неприятности.
— Два разносчика пиццы. Появились примерно в одно время, чуть ли не один за другим. Три такси. Вроде бы вы собирались ехать в аэропорт. Потом кто-то попытался занести вам во двор мусорный контейнер. Вас не было, поэтому я всех завернул. И все сказали, что заказ делали вы сами.
— Нет, никаких заказов я не делала. И когда это все началось?
— Грузовик с контейнером подъехал, если память мне не изменяет, где-то около пяти. Все остальное уже позже.
Том, пожилой мужчина лет шестидесяти, вряд ли смог бы защитить наш квартал в случае возникновения реальной угрозы, но он был любезен и, вероятно, считал себя настоящим служителем правопорядка. Обо мне он заботился особенно внимательно.
— Вы записали имена тех ребят с пиццей? — громко спросил Марино.
— Один из «Домино», второй — из «Пицца-Хат». — Живое лицо Тома закрывала тень от козырька надвинутой на лоб бейсболки. — Такси из «Колониал», «Метро» и «Йеллоу кеб». Контейнер прислала строительная компания «Фрик». Я позволил себе сделать несколько звонков. Все приняли заказы на ваше имя. Я записал время.
Том с нескрываемой гордостью достал из заднего кармана сложенный вдвое листок и протянул мне. Сегодня на его долю выпала особая роль, и аромат приключения почти опьянил его. Я включила свет в салоне, и мы с Марино просмотрели список. Заказы на такси и пиццу вмещались в промежуток от десяти минут одиннадцатого до одиннадцати, тогда как заказ на контейнер был сделан раньше, еще днем, но с указанием произвести доставку ближе к вечеру.
— В «Домино» сказали, что звонила женщина. Я поговорил с диспетчером. Совсем еще юнец. По его словам, вы попросили доставить большую пиццу к воротам, где вы сами ее и заберете. Имя диспетчера я тоже записал, — важно добавил Том. — Значит, вы лично ничего не заказывали, доктор Скарпетта?
— Нет, сэр, — ответила я. — И если ночью появится что-то еще, пожалуйста, сразу же позвоните мне.
— Да, и мне тоже. — Марино достал из кармана визитку и нацарапал на ней номер своего домашнего телефона. — В любое время.
Я подала Тому карточку, и он внимательно изучил ее, хотя и видел Марино у этих ворот, наверное, уже тысячу раз.
— Будет сделано, капитан, — с поклоном сказал Том. — Не сомневайтесь, я сразу же дам знать. И, если хотите, задержу любого до вашего прибытия.
— А вот этого не надо, — покачал головой Марино. — Парнишка из пиццерии все равно ни черта не знает. И уж если случится что-то серьезное, держитесь подальше и не ввязывайтесь.
Я поняла, что он думает о Кэрри.
— Списывать меня еще рано, но я вас понял, капитан.
— Вы отлично поработали, Том, — сказала я. — Не знаю как вас и благодарить.
— Для этого я здесь и нахожусь, доктор Скарпетта.
Он направил пульт дистанционного управления на ворота и поднял руку.
Мы проехали.
— Ну, слушаю.
Я повернулась к Марино.
— Какой-то придурок пытается сыграть на твоих нервах. — В пульсирующем свете уличного фонаря его лицо показалось мне угрюмым. — Цель ясна: расстроить, запугать, отравить тебе жизнь. И должен добавить, у него это неплохо получается.
— Ты же не думаешь, что Кэрри...
Я свернула к дому.
— Не знаю, — перебил меня Марино. — Но я бы не удивился. Про то, где ты живешь, в газетах писали не раз.
— Может быть, попробовать выяснить, откуда были сделаны заказы? — предложила я. — Если звонки были местные...
— Господи! Надеюсь, что нет. Если только это не кто-то из твоих здешних тронутых почитателей.
— Их тоже хватает.
Я припарковалась рядом с его машиной и выключила двигатель.
— Могу прилечь у тебя на диване, если только ты не против, — предложил Марино, открывая дверцу.
— За меня не беспокойся. Лишь бы не привезли еще один контейнер. Соседи этого не переживут.
— Я вообще не знаю, почему ты здесь живешь.
— Знаешь.
Он вытащил сигарету, всем своим видом демонстрируя нежелание уходить.
— Ну да. У вас же здесь охранник. Тоже мне...
— Послушай, если ты не очень хорошо себя чувствуешь и не хочешь садиться за руль, для меня будет великой честью предоставить тебе свой диван.
— Это кто себя плохо чувствует? Я? — Марино щелкнул зажигалкой и выпустил струйку дыма в открытую дверцу. — Я не о себе беспокоюсь, док.
Я вышла из машины и остановилась, поджидая его. Он неловко выбрался из салона, большой и уставший, и на меня вдруг накатила теплая волна грусти и любви. Марино был одинок и, вероятно, глубоко несчастен. В его жизни было мало хорошего, и вспомнить он мог разве что жестокость и насилие, с которыми сталкивался на работе, и неудачные связи, оставшиеся в далеком прошлом. Пожалуй, единственной константой в жизни была я, однако, довольствуясь моей вежливостью, он редко получал от меня тепло. Это было просто невозможно.
— Пойдем. Я приготовлю тебе пунш. И ехать никуда не надо. Ты прав. Мне не очень хочется оставаться одной, и еще неизвестно, не готовит ли ночь сюрпризы вроде пиццы и такси в аэропорт.
— Вот и я об этом думаю, — с напускной озабоченностью сказал Марино.
Я открыла дверь, отключила сигнализацию, и через несколько минут Марино уже сидел на диване в гостиной, потягивая бурбон со льдом. Я принесла ему свежие простыни и одеяло из чистого хлопка.
— Тебе никогда не приходило в голову, что мы все же можем проиграть? — сонно пробормотал он.
— Проиграть? Что ты имеешь в виду?
— Ну, знаешь, как говорят в кино, хорошие парни всегда выигрывают. Но насколько это реально? Вряд ли с этим согласилась бы та женщина, которую сожгли в доме Спаркса. В жизни хорошие парни выигрывают не всегда. Охо-хо, док. Нет, не всегда. — Он откинулся на подушку, точно больной, и, отхлебнув бурбона, устало вздохнул. — И Кэрри ведь тоже думает, что выиграет она. Ты об этом не думала? У нее было целых пять лет, чтобы все спланировать. Целых пять гребаных лет!
Марино всегда начинал ругаться, когда уставал или выпивал. В его устах крепкие слова никогда не звучали оскорбительно, они просто выражали то, что он в данный момент чувствовал. Я много раз объясняла ему, что это вульгарно, что некоторые воспринимают ругательства слишком буквально, но Марино был неисправим.
— Не могу думать о том, что такие, как она, победят, — тихо сказала я, делая глоток красного бургундского. — И даже не стану пытаться.
— Боишься?
— Нет. Просто верю, что такого не случится.
— Да. — Он снова приложился к стакану. — Ты веришь. Гребаная вера. А знаешь, сколько парней на моей памяти умерли от сердечных приступов или погибли на работе? Многие ли из них, по-твоему, верили? Возможно, все, черт бы их побрал! Никто не думает, что он умрет. И мы с тобой тоже не думаем, хотя знаем, как оно может случиться. У меня, например, хреновое здоровье, верно? Думаешь, я не понимаю, что каждый день вдыхаю яд и проглатываю отраву? Могу ли я что-то с собой сделать? Нет. Я просто старый неотесанный чурбан, который должен жрать стейки и пить виски и пиво. Я уже давно перестал слушать, что говорят врачи. Наплевать. Так что в седле мне сидеть осталось недолго. Понимаешь?
Голос у него стал хрипловато-сентиментальным.
— И придут на похороны лишь горстка копов, а ты скажешь, что работать со мной было не так уж и плохо, — продолжал Марино.
— Давай-ка спать. И ты прекрасно знаешь, как я к тебе отношусь. Не могу даже представить, что с тобой что-то случится. А если ты так думаешь, то только потому, что дурак. Большой старый дурак.
— Ты серьезно? — с надеждой спросил он.
— Ты и сам знаешь.
Марино допил бурбон и покачал стаканом, но я не отреагировала.
— Знаешь что, док? — хрипло сказал он. — Я все-таки тебя люблю, хотя ты и зануда, каких мало.
— Спасибо. Спокойной ночи.
Он снова потряс стаканом с нерастаявшим льдом.
— Спи, — сказала я.