Крейг Расселл - Брат Гримм

Следующий поворот Ольсен прошел быстрее Анны, и расстояние между ними снова немного увеличилось. Индустриальный пейзаж сменился грязными полями. Дорога изобиловала поворотами, часть из которых Анна проходила по левой полосе, благодаря Бога за отсутствие встречного движения.

Очередной крутой поворот. На сей раз глазомер изменил Ольсену, и он сумел преодолеть его, лишь резко сбросив скорость. Расстояние между ними сразу сократилось до двадцати метров. Вселенная Анны, постоянно уменьшаясь, наконец превратилась в узкую ленту дороги перед глазами и ревущий мотоцикл, с которым слилось ее тело. Ей казалось, что нервная система напрямую связана с электронной системой «БМВ» и каждый нервный импульс, каждая мысль автоматически передавались мотоциклу. Красная машина Ольсена постоянно находилась в поле ее зрения. Девушка максимально сосредоточилась, пытаясь предугадать очередной шаг противника.

Все это означало, что она не может снять руки с руля мотоцикла. Не может достать пистолет, не может сообщить по радио о своем местонахождении. Подумав об этом, Анна вдруг поняла, что потеряла ориентировку. Полностью сосредоточившись на Ольсене и ленте дороги, она перестала следить за местностью. Она вообще плохо знала Вильгельмсбург, а азарт погони заставил ее забыть о необходимости запоминать проносящиеся мимо нее ориентиры. Плоская равнина вокруг и общее направление движения говорили о том, что они находятся где-то в Моорвердере — старинном сельском уголке Вильгельмсбурга, почему-то оставленном без внимания строительными компаниями Гамбурга.

Еще один поворот и очередной прямой отрезок за ним. Мотоцикл Ольсена дернулся, получив максимальное ускорение. Сердце Анны оборвалось, когда она увидела, что безлюдная прямая дорога вступает в застроенный участок. Мимо промелькнул дорожный указатель, но она успела прочитать, что приближается к Стиллгорну. Получалось, что Ольсен, сделав большую петлю, снова возвращается к автобану А-1. Если гонка продолжится, то придется его отпустить — она не имеет права рисковать жизнью мирных граждан. Но сдаваться было еще рано.

Уличное движение стало более интенсивным, и Анне, так же как и Ольсену, приходилось лавировать между легковыми и грузовыми машинами, многие из которых были вынуждены резко тормозить, сопровождая это действо яростным воплем клаксонов. Город обретал все более и более законченные формы, и они мчались с окраины в направлении центра. Анне казалось, что бешено колотящееся сердце вот-вот выпрыгнет из ее груди. Девушка услышала где-то далеко за спиной сирену полицейской машины. Она не знала, что это — помощь ей или простая реакция патрульных Стиллгорна на появление в зоне их действия двух безумных байкеров. Что бы это ни означало, она была рада тому, что в тот момент, когда она загонит Ольсена в угол, рядом с ней окажутся ее коллеги. Анна увидела, как мчащийся впереди Ольсен вдруг резко затормозил и свернул или, вернее, скользнул юзом в боковую улицу.

Анна проскочила поворот, и ей пришлось делать полный разворот на главной дороге, вызвав этим маневром шквал гневных гудков со стороны всех остальных водителей. Свернув за угол и увидев, что Ольсен находится в самом конце улицы, Анна снова дала полный газ. В узкой улочке рев мотора «БМВ», отражаясь от строений, многократно усиливался, и паре пешеходов пришлось буквально распластаться у стены дома, чтобы пропустить взбесившуюся машину. Преследование становилось слишком опасным, и она поняла, что потеряет Ольсена, если не успеет остановить его до того, как он углубится в хитросплетение улиц.

Анна почти достигла конца улицы, когда из-за угла навстречу ей вынырнул, сверкая проблесковыми маячками, бело-зеленый патрульный автомобиль. Водитель попытался блокировать ей путь, и она яростно замахала рукой, прогоняя его прочь. Вместо того чтобы открыть ей дорогу, полицейская машина со скрипом тормозов остановилась, дверцы распахнулись, и на мостовую с обеих сторон выскочили полицейские. Стволы их пистолетов были обращены на Анну.

Она ударила по тормозу, и мотоцикл, развернувшись боком, юзом заскользил к полицейской машине. Анна упала, от трения об асфальт ткань джинсов лопнула, и ее бедро обожгла резкая боль. Она по инерции прокатилась по мостовой, и ее движение остановило лишь заднее колесо полицейской машины. Мотоцикл, высекая икры, скользил по асфальту до тех пор, пока не врезался в передний бампер автомобиля.

За ее спиной остановилась вторая патрульная машина, и полицейские, пряча оружие в кобуру, двинулись к ней. Анна, поглаживая одной рукой ободранное бедро, размахивала другой с зажатым в ней медным овальным жетоном сотрудника уголовной полиции. Полицейские помогли ей подняться на ноги, а один из них бормотал извиняющимся тоном о том, что они не знали, что она офицер полиции и преследует преступника.

Анна посмотрела на пустынную улицу, а затем взглянула на лежавший под помятым бампером автомобиля мотоцикл. Очень спокойно и даже холодно она попросила одного из патрульных связаться по радио со своим начальством, сообщить о направлении, в котором скрылся подозреваемый, и узнать, нельзя ли вызвать полицейский вертолет, чтобы определить точное местонахождение Ольсена. И лишь затем, набрав полную грудь воздуха, она, срываясь на визг, выкрикнула, обращаясь к патрульным:

— Проклятые идиоты!

Глава 25

16.30, 25 марта. Вильгельмсбург, городская больница

Мария Клее стояла у окна. Она была одета в темно-серый брючный костюм с черной льняной блузкой. Ее светлые волосы были откинуты назад. Для обер-комиссара уголовной полиции Мария с точки зрения внешности, фигуры и наряда всегда выглядела излишне элегантной и утонченной. Здесь, в больничной палате, где лежали ее изможденные раненые коллеги, этот контраст еще больше бросался в глаза.

— Так, так… — произнесла она с улыбкой, постукивая кончиком карандаша по своим великолепным зубам. — Думаю, что мы имеем полное право сказать: «Все хорошо, что хорошо кончается». Но когда вам в следующий раз понадобится кого-нибудь допросить, пожалуй, стоит пригласить меня.

В ответ на это Фабель невесело рассмеялся. Он сгорбившись сидел на стуле рядом с кроватью Вернера. На нем по-прежнему была куртка с разорванным клыками ротвейлера плечом. Изголовье кровати приподняли, и Вернер полусидел. Его лицо с одной стороны безобразно распухло и начало терять цвет. Рентгеноскопия и сканирование не обнаружили перелома костей черепа или опухоли мозга, но доктора не исключали возможности нитевидной трещины в месте удара. Вернер пребывал на ничейной территории между полным сознанием и сном — ему дали болеутоляющее лекарство, которое оказалось даже более сильным транквилизатором, чем гаечный ключ Ольсена. Анна в больничном халате и с толстенной повязкой на бедре восседала в кресле-каталке, также стоявшем у кровати Вернера — только с другой стороны.

— Так бесславно закончилась карьера модели, выходящей на подиум в купальном костюме, — сказала она, как только кресло вкатили в палату.

Скоростная гонка и особенно ее драматическое завершение привели к тому, что бывший ее отличительной чертой макияж — ярко-красные губы и почти черные тени у глаз — понес такой существенный урон, что медицинским сестрам пришлось поделиться с Анной запасами крема для очистки лица. Лишенная обычной боевой раскраски кожа теперь казалась почти прозрачной. Фабель никогда не видел Анну без грима, и его поразило, насколько моложе своих двадцати семи лет она выглядит и как она красива. Ее облик не соответствовал той энергии и напору, с какими она выполняла служебные обязанности. Фабелю много раз приходилось вмешиваться, чтобы удержать ее агрессивность в узде.

Фабель медленно поднялся со стула, подошел к стоявшей у окна Марии и посмотрел на своих пострадавших на службе коллег. Те видели, что он хочет что-то сказать, и поскольку Вернер отреагировать не мог, понимали, что речь будет адресована Анне и Марии.

— Нет необходимости говорить, что все это очень плохо. — По тону Фабеля можно было понять, что речь дается ему с некоторым трудом. — Теперь вся нагрузка ложится на тебя, Мария, и на меня. Вернер будет отсутствовать по меньшей мере месяц. А ты, Анна, не сможешь заниматься делами примерно неделю.

— Но, шеф, я прекрасно себя чувствую! Я вернусь…

Фабель жестом руки заставил ее умолкнуть.

— В случае ограниченной мобильности, комиссар Вольф, от вас не будет никакой пользы. И для восстановления подвижности потребуется не меньше недели. Доктор сказал, что когда начнется восстановление разорванных мышц, вы будете испытывать адскую боль, хотя сейчас ничего не ощущаете. И скажите спасибо, что рана на ноге не требует пересадки кожи.

— Но я ничего плохого не сделала. Я всего лишь хотела помешать Ольсену скрыться.