Крис Кузнецки - Крестное знамение
— Все, что ты говоришь, отвратительно.
— Для тебя. А для них распятие было всего лишь необходимым злом в несправедливом мире. Самым быстрым и эффективным способом решения проблем.
Дайал задумался над комментарием Тулона. Не служили ли и расследуемые им преступления подобной цели? Но если так, то какие проблемы пытались решить убийцы?
Некоторое время спустя в дверь постучал Омар Тамер. Он ожидал застать Ника Дайала за столом, а не разгуливающим взад-вперед по комнате подобно пуме в клетке.
— Могу я вас побеспокоить? — спросил Тамер. — Я не…
— Да, конечно. Заходите. Мне лучше думается в движении. Наверное, больше крови приливает к голове.
Ливиец понимающе кивнул.
— А мне лучше думается, когда я босиком, когда ветер обдувает мне пальцы ног.
Дайал опустил глаза и заметил, что Тамер действительно босой.
— Интересно.
Тамер рассмеялся, когда увидел доску Дайала.
— Необходимо использовать все, что способно помочь, — заметил он. — Но здесь, у нас, я ничего подобного применить бы не смог. Слишком много любопытных глаз.
— Ваших коллег?
Он отрицательно покачал головой:
— Нет, военных.
Дайал не знал, что на это ответить, и потому промолчал.
— Если вы собираетесь провести у нас еще день, тогда будет лучше, если вы заберете все материалы с собой в отель. Невозможно предсказать, что может исчезнуть ночью за время вашего отсутствия.
Дайал кивнул — он прекрасно понимал, на что намекает Тамер. Его доступ к информации был гарантирован тем, что Ливия являлась членом Интерпола, хотя последнее вовсе не означало, что его здесь принимали как желанного гостя.
— Спасибо за совет.
На сей раз промолчал Тамер.
— Кстати, если бы я сегодня уехал, вы бы согласились держать меня в курсе расследования?
Ливиец кивнул:
— Конечно, если и вы ответите мне тем же.
— Мы поняли друг друга.
Тамеру хотелось сказать ему, что он не имеет ничего против пребывания Ника у них в стране просто ему хочется защитить его от возможных посягательств со стороны ливийского правительства. Дайал только понимающе кивнул. Ему не требовалось никаких объяснений. Он был американец, что делало его самым любимым или ненавидимым существом на свете — в зависимости от того, где он находился и когда.
Именно по названной причине Ник и собирал основные материалы следствия на переносной доске. Это наделяло его необходимой гибкостью и позволяло мгновенно сниматься с места без особых хлопот. Именно так поступил он и той ночью.
Глава 30
Доктор Бойд знал, что через какое-то время Мария вернется в библиотеку. Беспокоило его другое — в каком состоянии она вернется. Он вспомнил, что пережил сам, закончив перевод свитка (стать убийцей собственной религии — одно из самых тяжелых испытаний для души), и понимал, что Марии приходится еще тяжелее, ведь она гораздо более религиозна.
Впрочем, нет времени оказывать ей помощь в ее духовном кризисе — в своих руках он держит судьбы христианства и христианского мира. А значит, следует выбросить Марию из головы и полностью сосредоточиться на единственной проблеме, имеющей значение в данный момент: что делать со свитком?
Прежде чем Бойд смог принять какое-то решение, в комнату ворвалась Мария.
— Профессор, — крикнула она, — вы не поверите, что я сейчас видела!
Смущенный странным поведением помощницы, Бойд предложил ей сесть. Он ожидал увидеть девушку совсем в другом состоянии — предполагал, что она вернется в библиотеку, мучимая угрызениями совести, а не преисполненная энтузиазма подобно руководителю группы болельщиков.
— С вами все в порядке? У вас не было какого-нибудь нервного срыва, моя дорогая?
— Что? Нет, у меня не было никакого нервного срыва. А почему вы спрашиваете?
— Просто… ну, вы как-то уж очень взволнованы.
— А что? Нельзя?
— Конечно, можно. Но когда вы уходили отсюда, вы были совсем в другом состоянии.
— И у меня были на то причины. Я уходила отсюда, утратив надежду, а возвратилась с возрожденной верой. Я обнаружила новые свидетельства, способные опровергнуть то, что нам стало известно.
— Новые свидетельства? — В голосе профессора прозвучала нотка явного сомнения. — И где вы их раздобыли?
— В Il Duomo, — ответила Мария. — Я отправилась туда в поисках душевного успокоения. Решила, что если мне нужно поразмыслить о Боге, то там самое лучшее место в Милане для подобных мыслей. Как бы то ни было, я взобралась на крышу, едва выдержав жуткую жару, и тут увидела его.
— Вы увидели его? Там, по-видимому, было очень жарко.
— Нет, не Бога! Никакого Бога я не увидела. Я увидела смеющегося человека.
— И все-таки там, наверху, было очень жарко.
— Не во плоти, естественно. Я увидела его статую на крыше собора!
— Минутку. Вы серьезно?
— Абсолютно! Наш дружок из катакомб — на крыше собора.
— Что? Ерунда какая-то! Собор строили не древние римляне. Если я не ошибаюсь, его возвели в четырнадцатом веке.
— Постойте, я вам еще не все рассказала. — Мария радостно улыбалась в восторге от возможности поучить своего наставника. — На кольце у смеющегося человека буква. Конечно, никаких гарантий того, что это именно его инициал, нет, но все-таки вероятность достаточно велика.
— Какая буква? — спросил он. — Буква «пэ»?
Мария кивнула, разочарованная тем, что профессору удалось обо всем догадаться самому.
— «Пэ» значит «Пакций», ведь так?
Бойд поднял руку, чтобы немного успокоить ее.
— Возможно, но вовсе не наверняка. Не стоит делать никаких поспешных выводов. Нам необходимо найти значительно более веские доказательства.
— Ну, профессор, кто еще это может быть? Тиберий направил Пакция в Иудею для осуществления своего плана, основанием для подобного вывода является наш свиток. В том же самом году Пакций навсегда исчезает из римских хроник. Здесь не может быть простого совпадения. Я вам говорю, смеющийся человек — Пакций и никто другой! Он просто обязан им быть!
Бойд потирал глаза, размышляя о ее версии. Все вроде было вполне логично за исключением одного.
— Мария, мне вовсе не хочется портить вам настроение, но ваши сведения о Пакции только укрепляют основания антихристианской версии. Это значит, что Пакций получил свиток, а затем отправился в Иудею, чтобы осуществить план императора. Кроме того, у нас есть основания заключить, что результаты его деятельности в Палестине были настолько успешны, что Тиберий соорудил ему роскошную гробницу в подземельях Орвието.
— Верно, — согласилась Мария. — Однако мне представляется, что не я, а вы чего-то недопонимаете. Я уходила отсюда потерянная и подавленная, полная сомнений относительно нашего Господа, Христа и всего, чему я раньше свято верила. Чтобы собраться с мыслями, я отправилась в ближайшую церковь в надежде отыскать там что-то такое, что помогло бы мне справиться с духовным кризисом. И что я получила в результате? Огромный кусок из нашей головоломки. А потом говорите о том, что Господь не творит чудеса! Пресвятая Мария! Больше никогда у меня не возникнут сомнения в Божественном Провидении!
Девушка заметила в глазах Бойда прежнее сомнение.
— Я знаю, вы думаете, что я сошла с ума и все, о чем я вам сообщила, не более чем простое совпадение. Но я совершенно искренне верю, что таким способом Господь велит мне продолжать поиск, не сдаваться и не отчаиваться в своей вере. И в глубине души я чувствую, что если последую его совету, то все будет хорошо.
Знаете, профессор, я абсолютно убеждена в том, что мы действительно обнаружили нечто в высшей степени значительное. Исторические свидетельства сами по себе потрясающие. А добавьте к ним еще и попытки убийства, ложь в газетах, статую на крыше собора — и в результате мы получаем настоящий заговор мирового масштаба.
Бойд устремил на Марию взгляд холодных голубых глаз.
— Итак, вы полагаете, что мы имеем дело с какой-то хитроумной уловкой?
— Вовсе нет, — решительно ответила девушка. — Я верю в то, что мы действительно открыли катакомбы и свиток, но не верю, что Иисус был результатом жульничества каких-то нравственно нечистоплотных людей. Когда речь заходит о вере, мне нужны гораздо более основательные свидетельства.
— По правде говоря, я был бы сильно разочарован, будь у вас другая позиция.
— В самом деле?
— Конечно. Не забывайте, что с тех пор, как был написан наш свиток, прошло два тысячелетия и имело место множество разных событий, которые, конечно же, не мог предвидеть Тиберий. Как бы то ни было, я надеюсь, что вы сохраните критический подход на протяжении всего периода наших изысканий. Как только мы соберем все необходимые данные, сможем сесть и подумать над тем, что все-таки произошло две тысячи лет назад. А потом нам обоим придется отвечать за последствия нашего открытия. Правильно я говорю?
