Тед Белл - Между адом и раем
— Я никогда еще не был в южноамериканском тропическом лесу, но думаю, в сравнении с Уайтхолл-роуд он выглядит залитым солнцем лугом, — сказал Конгрив.
Поездку в Нассау они запланировали еще вчера, когда просматривали дело об убийстве родителей Хока.
В деле указывались имена детективов, которые занимались расследованием здесь, в Нассау. Но, казалось, все до последнего либо умерли, либо давно на пенсии. Бесконечные телефонные звонки, бесконечные неудачи. Они почти сдались, но Росс заметил выцветшую надпись в нижнем углу полицейского протокола.
— Стой-ка, а это что? — спросил Росс.
Конгрив наклонился, чтобы взглянуть.
— Судя по всему, просто какой-нибудь полицейский расписался. Подпись настолько выцвела, что не разобрать. Можешь мне поверить, я ее уже сто раз под лупой просматривал.
— Ну, у нас есть шанс. Думаю, все-таки можно ее увеличить и рассмотреть.
Росс отсканировал документ и с помощью специальной программы увеличил рисунок. Появились хорошо различимые буквы.
Офицер Стаббс Уизерспун.
Подпись принадлежала прежде не упоминавшемуся работнику полиции Нассау. Может, уже покойному или совсем старому.
— Вот что я думаю, Росс. Почему бы нам не позвонить в справочную? Может, старина где-то неподалеку.
Через некоторое время перед ними лежала бумажка с номером домашнего телефона этого человека. С замиранием сердца они набрали цифры на панели спутникового телефона. Кто-то сразу же взял трубку, сказав:
— Стаббс Уизерспун слушает.
Господин Стаббс Уизерспун, услышав, чего хотят от него двое сыщиков из Скотланд-Ярда, очень заинтересовался и немедленно пригласил их в гости, в Нассау, назвав адрес — Уайтхолл-роуд, 37. Сказал, что это большой розовый дом с голубыми ставнями, что там есть сводчатые ворота, оплетенные белыми бугенвиллеями. Все это довольно просто найти, думал Конгрив, стоя на мостике «Блэкхока».
Сейчас же они с Россом уже трижды обошли улицу.
— Если хочешь найти здесь чей-нибудь дом, надо приходить с мачете. — Конгрив вытер пот со лба.
— Может, найдем ближайший телефон и позвоним ему, шеф? — сказал Росс. — Уже ведь пол-одиннадцатого.
И в этот момент откуда ни возьмись перед ними возникла женщина с детской коляской.
— Вы можете нам помочь? — спросил Конгрив. — Мы немного заблудились, видите ли. Мы ищем Уайтхолл-роуд, 37. Вы можете подсказать хотя бы, в каком направлении нам искать?
— Почему бы и нет. Дом 37 — прямо перед вами, — засмеялась она. — А вот вход. — Улыбаясь, она раздвинула густые заросли кустарника, за которыми оказалась старая арка ворот, оплетенных бугенвиллеей. — Мистер Стаббс живет здесь. Всегда жил.
— Премного благодарен, мадам, — сказал Конгрив, снимая шляпу. — Вы оказали нам большую услугу. Желаю вам приятного утра.
Эмброуз с Россом протиснулись сквозь густые заросли, прошли в ворота и оказались в красивом ухоженном саду. В конце короткой тропинки стоял маленький розовый дом с голубыми ставнями. В кресле-качалке на крытой веранде сидел седой человек. У его ног лежала дворняжка.
— Скотланд-Ярд! — крикнул мужчина, заметив, как они идут по тропинке. — Всегда рад видеть вас, ребята! Даже если вы и опаздываете на полчаса. Ха!
Он засмеялся и с трудом встал с кресла. Конгрив поднялся по ступенькам и пожал сухощавую загорелую руку Стаббса. Конгрив заметил, что тот подал левую руку, а вместо правой свисал пустой рукав.
— Извините, что мы так поздно. Хочу представиться: я — инспектор Конгрив, а это — инспектор Сазерленд. Мы оба из Специальной службы Скотланд-Ярда.
— Вас было довольно сложно найти, мистер Уизерспун, — сказал Росс. — Извините за опоздание.
— Вообще-то, — сказал Уизерспун, — я так и думал, что меня вам найти будет непросто. Но если меня не смогут найти люди из Скотланд-Ярда, значит, никто не найдет! — засмеялся он, чуть не сложившись пополам. — Почему же вы не входите? Я приготовил вам холодный лимонад.
Они проследовали за Уизерспуном в дом, и он исчез в створчатых дверях. Должно быть, пошел на кухню. Окна в зале были распахнуты, над ними нависали желтые ветви гибискуса. Были слышны заливистые трели птиц в ветвях и пение желтой канарейки, сидящей в клетке. Уизерспун вернулся с кухни, захватив большой запотевший кувшин.
— Присаживайтесь, — старик налил гостям лимонад. — Я посижу в кресле-качалке. Я люблю качаться.
— Ну, — сказал Конгрив, — считаем за честь встретиться с вами, мистер Уизерспун. Как я сказал вчера по телефону, мы с инспектором Сазерлендом заинтересовались одним старым делом об убийстве. Об убийстве двух человек, которое произошло на яхте «Морской сокол» в семидесятых.
— А, убийство лорда и леди Хок, — сказал Стаббс. — Как же, помню. Жуткая история. С подобным мне редко приходилось сталкиваться. Тогда я был еще новобранцем. Это было мое первое дело.
— Можете рассказать нам об этом, мистер Уизерспун?
— Не только рассказать. У меня на столе целая подборка материалов, посвященных этому расследованию. Я отыскал ее после вашего звонка. Пейте пока лимонад, я принесу. Сейчас, я быстро.
— Я люблю качаться, — прошептал Росс чуть слышно, и губы Конгрива расползлись в ехидной ухмылке.
Уизерспун вернулся с большой картонной коробкой, которую прижимал единственной рукой к груди. Сев, он посмотрел на гостей.
— Прежде чем я открою ее, разрешите кое-что сказать вам, джентльмены? Я знаю человека, виновного в убийстве.
— Вы знаете его имя? — воскликнул Конгрив.
26
— Привет!
— Доброе утро, док!
— Который час?
— Думаю, чуть позже семи. Подожди, не вставай, ты должна лежать, пока доктор не вернется.
— Ах, точно, я ведь в больнице.
— Отлично. Значит, твое восприятие все еще так же остро.
— О Господи! Голова просто раскалывается.
— Нисколько не сомневаюсь, дорогая.
— Я много выпила вчера?
— Пропустила пару бокалов мартини.
— И все? Господи, какое похмелье. Такое ощущение, что меня разбомбили.
— Разбомбили?
— Почему ты не смеешься?
— Какой-то вялый сегодня, шутки не доходят.
— Выглядишь ужасно. Ты что, всю ночь просидел в моей палате? Здесь не слишком-то уютно.
— Я? Нет, что ты. Едва тебя привезли в больницу, я помчался домой, раздавил бутылку шампанского, понежился в горячей ванне, побрился и снова влез в этот драный пиджак.
— Забавно.
— Правда? Что забавного?
— Твой пиджак и правда драный. И весь в крови. Ой, как больно…
— Хватит смеяться. Ты убьешь себя смехом.
— Я чувствую себя прекрасно. Мне можно уйти отсюда?
— Доктор зайдет к тебе в восемь, сразу после обхода. Если тебе удастся убедить его в том, что ты резва, как лань, он отпустит тебя порезвиться.
— Каковы у меня шансы выбраться отсюда?
— Довольно неплохие. Ты перенесла легкую контузию. Под бинтами на твоей хорошенькой головке несколько швов. Сотрясение, царапины. А так — все нормально.
— А ты как? В порядке?
— Мне прокололо руку вилкой и все.
— В следующий раз, если захочешь пригласить меня поужинать, веди в китайский ресторан.
— Замечательная мысль. Палочки гораздо безопаснее вилок. Ты голодна? Твой завтрак все еще перед тобой на подносе.
— Я не могу даже смотреть на пищу. Что это за маленькая коробочка?
— Сиделка положила ее на твой поднос. Ты сжимала ее в руке, пока тебя везли в реанимацию.
— Что в ней?
— Думаю, тебе стоит открыть и взглянуть. Я подарил ее тебе вчера вечером, перед тем, как наш ужин грубо прервали.
— Я боюсь мужчин, которые носят маленькие бархатные коробочки.
— Давай же, открой ее, док. Я очень хочу, чтобы ее содержимое стало твоим.
— О, Алекс!
— Да?
— Алекс, какая замечательная вещица!
— Это довольно старый медальон. Он принадлежал моей матери.
— Это самый красивый подарок из тех, что мне дарили.
— Можешь открыть. Внутри маленькие фотографии в сердечке.
— О, это же…
— На левой половинке сердца — мы с моей мамой, а справа — я с моей собакой Шалуном.
— Сколько тебе лет тогда было, Алекс?
— Пять-шесть, не больше. Они были сделаны в Англии. На пляже — там, позади — дом моего деда. Это остров Грейберд. Было лето. Как раз перед штормом. Видишь волны?
— Алекс, я даже не знаю, что сказать. Это…
Едва Алекс нагнулся, чтобы поцеловать Викторию, послышался стук в дверь.
На пороге появился Сток с огромным букетом желтых роз.
— Черт, вам и двадцати минут наедине мало. Вы что, не могли нацеловаться, пока я ходил? Тьфу!
— Привет, Сток, — сказала Вики. — Красивые цветы. Спасибо!
— Привет, босс, — ответил Сток, протягивая букет. — Радуйся, что остался жив, брат. Ты попал на первые страницы газет.
