Стивен Кинг - Игра Джералда
Она повернула голову направо и посмотрела на бокал, который Джералд только вчера поставил на свой край полки. Она подумала о том, что пять лет назад этого бокала здесь не было, но по мере роста потребления Джералдом виски перед сном росло потребление и других напитков – он пил галлоны содовой, холодного чая и воды. Для него выражение «пьет» имело первоначальный и широкий смысл.
«Ладно, – подумала она, – теперь у него нет этой проблемы».
Бокал стоял на том же месте: даже если ее ночной визитер не был сном («Не говори глупостей, разумеется, это не сон», – нервно вмешалась милашка), жажды он не испытывал.
«Сейчас я возьму этот бокал, – решила Джесси. – и буду очень осторожна – вдруг появятся новые судороги. Есть вопросы?» Вопросов не было, и на этот раз взять бокал оказалось совсем просто. Она открыла еще одно преимущество: высохнув, карточка сохранила приданную ей форму. Теперь это была странная геометрическая фигура – косой конус, и она стала гораздо удобнее, чем вчера. Поэтому выпить оставшуюся воду было даже проще, чем достать бокал. И когда Джесси услышала, как бумага скребется о пустой теперь бокал, она подумала, что вчера потеряла много воды, не подготовившись как следует. Однако теперь жалеть было поздно.
Несколько глотков только обострили жажду, но делать было нечего. Она осторожно поставила бокал обратно на полку и поиронизировала над собой. Привычки в некоторых обстоятельствах становятся смешными. Почему она рискнула новой судорогой, но все же поставила бокал обратно на полку, а не швырнула его в стену, чтобы кругом разлетелись осколки? А потому, что нужны Чистота и Порядок, вот почему. Это одна из привычек, которые Салли Мэхаут воспитала в своей дочке, в своем скрипучем колесе, которое всегда требовало много смазки и никогда не могло успокоиться, – своей маленькой дочке, которая могла пойти на что угодно, даже соблазнить собственного отца, лишь бы все было так, как ей хочется.
В ее памяти всплыла фигура матери, какой Джесси видела ее так часто в последние годы: щеки пылают от возбуждения, губы сжаты, ноздри вздрагивают, кулаки на бедрах.
– Да, она этому не удивилась бы, – прошептала Джесси, – не правда ли? Она относилась ко мне несправедливо!
Да, Салли было далеко до идеальной матери. Особенно в те годы, когда ее брак с Томом все больше напоминал изношенную, неухоженную машину. В последние годы ее поведение стало совершенно невыносимым. Ее раздражение и подозрения не касались Уилла, но обеих дочерей она часто пугала своими речами и поступками.
После смерти отца она резко изменилась. Письма, которые Джесси получала в последнее время из Аризоны, были просто банальными и скучными записками старухи, жившей телевизором и воспоминаниями молодости. Она, видимо, совсем забыла, как однажды, выйдя из себя, орала, что, если Мэдди еще раз бросит свой тампон в таз, не завернув предварительно в туалетную бумагу, она ее убьет. И как в одно воскресное утро без видимой причины ворвалась в спальню Джесси, швырнула в нее пару туфель и вылетела прочь.
Иногда, получая открытки от матери («У меня все хорошо, милая, пришла весточка от Мэдди, она мне часто пишет, жара спала, и аппетит у меня теперь нормальный»), Джесси ощущала неодолимое желание схватить телефонную трубку, набрать номер матери и крикнуть ей: «Ты что, все забыла, мать? Забыла, как швыряла в меня туфли? Как ни за что ни про что разбила мою любимую вазу, а я подумала, что отец все тебе рассказал, хотя со дня затмения тогда прошло уже три года? Ты забыла, как пугала нас своими воплями и слезами?» "Это несправедливо, Джесси, нехорошо и отдает неблагодарностью.
Нехорошо, возможно, но это правда.
Если бы она знала, что произошло в день солнечного затмения…".
* * *Образ матери появился и исчез слишком быстро, чтобы можно было все рассмотреть: волосы закрывают лицо, как капюшон паломника: несколько неприятных, безобразных людей, указывающих на Джесси пальцами. В основном женщины.
Мать скорее всего не сказала бы этого прямо, но она, конечно, подумала бы, что виновата Джесси, даже могла решить, что это было продуманное соблазнение. От скрипучего колеса до Лолиты не так далеко, верно? Но если бы она все же узнала о том, что произошло между ее мужем и дочерью, она не стала бы устраивать скандал – она бы просто ушла.
Неужели не усомнилась бы? Конечно, нет. На это не последовало никакого возражения, и тут пришло внезапное прозрение, к которому Джесси шла почти тридцать лет. Отец читал ее, как открытую книгу, – он знал ее секреты так же, как знал акустику коттеджа у озера.
Она была не соблазнительницей, а жертвой. Джесси боялась потока отрицательных эмоций за этим печальным выводом – ведь она стала игрушкой человека, чья первая и главная задача заключалась в том, чтобы любить и оберегать ее. Но эмоций не было. Возможно, это объяснялось улучшением ее состояния. Мысль эта принесла облегчение: как бы ни было мерзко случившееся, теперь все встало на свои места. Она была поражена тем, что столько лет старалась не посещать этот закоулок памяти и он мучил ее. И как много решений в своей жизни она приняла под прямым или косвенным влиянием того, что произошло, когда она сидела на коленях у отца, глядя через кусочки задымленного стекла на черный кружок в небе. И не было ли сегодняшнее ее положение результатом того, что случилось в день затмения?
«Нет, это уж слишком, – подумала она. – Вот если бы он изнасиловал меня, все было бы иначе. А так.., это было просто происшествие, конечно, неприятное, но если ты хочешь узнать, что такое настоящая беда, то посмотри на себя и вокруг сейчас. Точно так же я могла бы винить миссис Жилетт за то, что она ударила меня по руке, когда мне было четыре года. Или прочие грехи, которые я не отмолила. К тому же то, что он сделал со мной на веранде, имело продолжение в спальне».
И не нужно сна, чтобы этот эпизод явился перед ее глазами: он всегда был тут, только руку протяни.
Глава 21
Когда она увидела отца, стоявшего в дверях спальни, первым инстинктивным движением было скрестить руки и закрыть груди. Потом она встретила печальный, виноватый взгляд его глаз и опять опустила руки, хотя и чувствовала, как краска выступает на щеках, делая ее лицо, она знала это, неживым, кукольным. Ей пока нечего (ну почти нечего) было скрывать, однако она чувствовала себя совершенно незащищенной и настолько смущенной, что ощутила, как с головы до ног покрылась гусиной кожей. Она вдруг подумала:
«А что если они вернутся раньше? А что если она войдет сейчас и застанет меня вот так, без майки?».
Смущение обратилось в стыд, стыд – в страх, и все же, когда Джесси натянула майку и начала ее поправлять, она ощущала, что ее переполняет другое, более сильное чувство: это был гнев, почти такая же ярость, как и вчера, как в тот момент, когда поняла – Джералд знает, что она имеет в виду, но делает вид, будто не понял этого.
Она рассердилась, потому что не хотела испытывать смущение и страх. Все же это был взрослый человек, ее отец, и это он испачкал ее трусики, он должен был испытывать смущение и стыд, но все происходило как-то не так. Совсем не так!
Когда она привела в порядок майку и заправила ее в шорты, гнев уполз в свою нору. Но ей продолжало мерещиться, что мать неожиданно вернулась. И ее не может обмануть то, что Джесси одета: на их лицах просто написано, что случилось нечто дурное, важное, как жизнь, и столь же гнусное. Она это чувствовала.
– Что с тобой, Джесси? Голова не кружится?
– Нет.
Она попыталась улыбнуться, но ей это не удалось. Она ощутила, как слеза покатилась по щеке, и попыталась незаметно смахнуть ее тыльной стороной ладони.
– Прости меня! – Голос отца дрожал, и она с ужасом увидела слезы в его глазах; Господи, все хуже и хуже… – Мне очень жаль…
Он резко повернулся, заглянул в ванную, схватил полотенце и вытер лицо. Джесси с усилием улыбнулась.
– Папочка?
Он посмотрел на нее через полотенце. Слез больше не было. Если бы Джесси их не видела, она могла бы поклясться, что их и не было никогда.
Вопрос застрял у нее в горле, но она вынуждена, вынуждена его задать!
– А мы должны.., должны сказать об этом маме?
Отец судорожно вздохнул. Джесси ждала, и ей казалось, что у нее сердце бьется в горле. После паузы он ответил:
– Я думаю, да, а как ты полагаешь?
Ее сердце упало.
Она пересекла комнату, подошла к нему, слегка пошатываясь, словно ее ноги стали ватными, и положила ему руки на шею.
– Пожалуйста, папочка, не надо! Пожалуйста, не говори ей! Прошу тебя. Пожалуйста… – всхлипывая, она прижалась к его груди.
Он обнял ее, как обнимал всегда.
– Мне тоже не хотелось бы, – сказал он, успокаиваясь, – потому что мы и так не очень-то хорошо ладим в последнее время, лапа. И меня удивило бы, если бы ты этого не знала. А это могло бы и вовсе испортить наши отношения. Она в последнее время.., была не очень-то.., внимательна ко мне, вот почему это и случилось сегодня… У мужчины есть.., какие-то потребности. Ты когда-нибудь это поймешь…
