Деон Мейер - Смерть на рассвете
Наша интимная жизнь заслуживает особого упоминания. Сначала наши отношения были чисто платоническими. Мы открывали друг друга интеллектуально. Должен признать, что меня влекло и ее миниатюрное тело. Влекло с самого начала. Меня привлекала ее фигурка, похожая на песочные часы, с маленькой грудью, тонкой талией и пышными бедрами, славная округлая попка, ножки безупречной формы — она была миниатюрной, но безукоризненной копией Венеры. Такая карманная Венера.
К сожалению, обещание того, что сулило мне ее тело, так и осталось обещанием. Даже сейчас не знаю, искусственной ли была ее холодность в постели, или в самом деле она была равнодушна к сексу. Каждый раз мне приходилось долго упрашивать, добиваться ее; можно сказать, я дорого платил за каждый оргазм. Часовая прелюдия иногда ни к чему не вела, а сразу после того, как Венди «приносила себя в жертву» — не дождавшись, пока я успокоюсь до конца, — она заводила разговор о моей карьере, вернее, об отсутствии таковой. Венди портила мне все удовольствие. Она никогда не давила на меня впрямую, но заговаривала меня до полусмерти, как бывает в автомобильной пробке.
Но больше всего огорчала меня ее сосредоточенность во время полового акта, ее решимость оставаться цивилизованной перед тем, как полностью сдаться. В нужное время она вскрикивала — тихонько и расчетливо. Она никогда не падала в пропасть страсти. Не забывалась в животном удовольствии.
Все подробности того, что крылось за ее интересом ко мне, я узнал лишь несколько лет спустя после нашей первой встречи. Еще до того, как я пришел в университет, она услышала о вундеркинде, который скоро будет здесь работать. Профессор Кобус Тальярд не скрывал своего восхищения моими способностями и, очевидно, часто делился своими восторгами с гостьей с соседней кафедры английской литературы. Интересно, думал я потом, долго ли она обдумывала свою беззаботную болтовню в день нашего знакомства?
Главное же состояло в том, что моя карьера застопорилась. Нет, по моим меркам я быстро продвигался вперед. Я приучился готовиться к лекциям, которые надо было читать студентам-вечерникам, привык читать и править статьи, читать лекции в других местах. Осторожно и под бдительным оком профессора я начал печататься и готовился защитить магистерскую диссертацию. Но Венди жаждала титулов. Ей хотелось быть женой доктора, профессора. А магистерская степень ничего этого не давала.
Поэтому она сосредоточилась на двух вещах. Помолвка. И Работа с большой буквы. Все наши разговоры, все ее суждения, мнения и высказывания так или иначе были связаны с одной или обеими главными темами. Это была игра, это было машинное отделение, из которого подпитывались наши отношения, динамо-машина, которая соединяла нас целых четыре года. Я отгораживался, блокировал и отражал атаки, она обвиняла, поддразнивала и медленно, но верно стягивала узел, уничтожая отговорки одну за другой.
И тем не менее она не топала ногой и не ставила мне ультиматум. Конец нашему роману положила не она. Последняя соломинка не имела к ней никакого отношения. То был дух Баби Марневик, который явился соблазнить меня.
25
На Каре-Ан Руссо были джинсы, белая рубашка и синий свитер. Она выглядела так, будто крепко проспала восемь часов.
— Майк, доктор вышел на тропу войны. Хочет подать на вас в суд. Он жаждет крови. Его самолюбие пострадало гораздо больше его лица!
— «Майк»? — удивилась Хоуп Бенеке.
— Разве он тебе не сказал? Я называю его Майком в честь Тайсона.
— Перестаньте. Хоуп уже пыталась меня перевоспитывать.
— Он даже говорит как Тайсон, правда? — обратилась Кара-Ан к Хоуп и тут же повернулась к ван Гердену: — Насколько я понимаю, об извинениях не может быть и речи?
— Вот первая по-настоящему проницательная женщина.
Хоуп Бенеке поняла, что он снова забился в свою скорлупу и поднял подъемный мост. Ей захотелось плакать.
— Так и думала, что вы из тех, кому легче умереть, чем извиниться. Вот почему вы мне так нравитесь. Но у вас две проблемы, Майк. И только я помогу вам справиться с обеими.
Ван Герден недоверчиво хмыкнул.
— Проблема номер один: по-моему, мне удастся убедить доброго доктора не подавать на вас в суд. Я не только напомню ему, что процесс привлечет к нам обоим нежелательное внимание публики, которое нам, как профессионалам, совершенно ни к чему. У меня есть еще один, решающий довод. Я напомню ему об одной ночи, когда он без ведома жены явился ко мне в доску пьяный и клялся в вечной любви. Как по-вашему, это приведет его в чувство?
Вторая ваша проблема состоит в привлечении внимания к расследованию одного убийства. Майк, если вы еще в состоянии думать о чем-то другом, то вспомните, что именно ко мне вы обратились за помощью. Вот уже два веских довода за то, чтобы полюбить Кару-Ан.
Ван Герден смерил ее оценивающим взглядом, удивленный неожиданной переменой. Вчера она была радушная хозяйка, сегодня же… просто фурия. Женщина-вамп. Интересно, с чего вдруг такая неприкрытая демонстрация силы? Он произвел мысленные подсчеты, сложив сегодняшнюю Кару-Ан с тем, какой он запомнил ее вчера, перед уходом. Красивая женщина в красном платье, определенно взволнованная кулачной дракой, — мимолетный образ.
Предчувствие зла.
— Да пошла ты, — сказал он.
— Ха, так я и думала! Ты очень предсказуем, Майк! Я не ожидала, что ты упадешь на колени. Самолюбие не позволит. Вот почему я приехала. Хочу воззвать к твоему разуму. И доктор, и средства массовой информации имеют свою цену. Статьи на интересующую тебя тему выйдут на первых полосах в утренних выпусках. А после того, как завещание будет найдено, я хочу получить твою биографию в письменном виде. Я прочту историю твоей жизни и заключу мир с доктором.
Кара-Ан подошла к двери, открыла ее.
— Полагаю, нет нужды напоминать, что время на моей стороне.
Она вышла, бросив на прощание:
— Пока, Хоуп.
В доме воцарилось молчание; только ветер шелестел листвой да скрипели по гравию покрышки отъезжающей машины. Кара-Ан тоже ездила на БМВ. Универсальное средство, которое излечивает в молодых успешных женщинах ревность к пенису. «Мерседес» появится позже, лет в пятьдесят пять, когда ей больше не захочется выглядеть молодой — только величавой. Ван Герден посмотрел на Хоуп Бенеке. Она сидела, высоко подтянув колени, и гладила их; лица ее почти не было видно. Как если бы она понимала, что все кончено.
Все и в самом деле было кончено. Потому что, если Кара-Ан Руссо решила, что его можно шантажировать, она выжила из ума. Молчание становилось неловким. Наконец Хоуп встала.
— Окажите мне только одну услугу, — тихо попросила она.
Ван Герден посмотрел на нее.
— Больше не возвращайте мне аванс. Оставьте себе.
Она вышла, оставив дверь открытой.
Ван Герден еле сдерживался. Всем своим видом, всем поведением Хоуп Бенеке намекала на то, что в случившемся целиком и полностью виноват он. Как будто он просил Кару-Ан помогать ему! «Вразумление» доктора не имело никакого отношения к делу Вилны ван Ас. Именно Каре-Ан захотелось связать их воедино, именно она поставила последствия одного дела в зависимость от другого. Ее поступки настолько нелогичны, настолько нелепы. Не нужно быть юристом, чтобы это понять. Похоже…
По спине пробежал холодок. Ван Герден встал, чтобы закрыть дверь, и увидел: по аллее ползет БМВ Хоуп Бенеке, а навстречу верхом едет его мать. Джоан ван Герден остановилась рядом с машиной, натянула поводья. Что за блажь кататься в такую погоду — того и гляди пойдет дождь! Резкий ветер гнал по небу свинцово-серые тучи. Они были слишком далеко, ван Герден не слышал, о чем они разговаривают. Да и о чем им говорить? Зажглись задние фонари БМВ, Хоуп развернулась и следом за матерью покатила к большому дому.
Ван Герден злобно хлопнул дверью.
Она должна оставить его мать в покое! Она не должна вмешиваться! Интересно, о чем им вообще разговаривать?
Да пошли они все. Ему предстоит стирка.
Ван Герден развешивал в ванной выстиранное белье, когда услышал, как открывается дверь. Не нужно было оборачиваться, чтобы понять, кто пришел. Он и так знал: мама.
— Зет, ты где?
— Здесь.
Мама так и не переоделась. На ней был костюм для верховой езды. Нос и уши покраснели от холода.
— Мам, ты не должна ездить верхом в такую погоду.
— Нельзя так вешать рубашку. Подожди, я сама. — Джоан ван Герден сняла рубашку с перил душа. — Принеси вешалку.
Он послушно отправился в спальню за вешалкой.
— Ничего удивительного, что твои вещи в таком состоянии. Пора тебе научиться ухаживать за ними.
— Мам, мне тридцать восемь лет…
— Ты бы лучше вспомнил о своем возрасте вчера вечером, когда избил доктора. Придвинь ко мне корзину. Я высушу твои вещи в сушилке.
