Дуглас Престон - Меч Гидеона
Ван-Ренсселаэр не ответил, поглощенный детскими рисунками.
— Надо вам сказать, — поднажал Гидеон, — Тайлер при всем том самый обыкновенный ребенок, не из этих, упертых. Обожает смотреть с нами за компанию «Гриффинов» и хохочет до упаду. Особенно ему нравится серия, где Питер спьяну валится во дворе, а мимо как раз едут копы, и…
Орхидея хохотнула:
— Животики надорвешь!
— «Гриффины»? — в ужасе переспросил Ван-Ренсселаэр.
— В общем, вот в этой пачке сонеты его сочинения, другие рисунки и музыкальные пьесы.
— И все сам?
— Я помогал ему с карикатурами, — гордо сознался Гидеон. — Но в музыке, литературе и живописи мы ничего не смыслим. У меня, знаете ли, спорт-бар в Йонкерсе.
Ван-Ренсселаэр ошалело переводил взгляд с Гидеона на Орхидею.
— С математикой у него тоже неплохо. Не пойму, откуда что берется. Читать он научился, к примеру, в два с половиной года. Тут у меня письма его учителей… — И он предъявил два письма, которые сам составил и распечатал на поддельных школьных бланках. — Вот это от математика — Тайлер обогнал весь класс, это от директора.
В письмах расхваливалась гениальность мальчишки и содержались намеки на отрицательное влияние семьи, несмотря на которое…
— А вот результаты его тестов. Кто-то проверил его ай-кью, и…
Ван-Ренсселаэр заглянул в результаты. Его лицо превратилось в неподвижную маску, руки заходили ходуном.
— Думаю… — начал он медленно. — Учитывая обстоятельства… Возможно, мы все же найдем для Тайлера место в Трокмортоне. Конечно, сначала надо будет взглянуть на него самого. Ну и вся процедура приема, естественно.
— Отлично! — захлопала в ладоши Орхидея, полностью вошедшая в роль.
— Прошу, присядьте! — спохватился Ван-Ренсселаэр.
— Минуточку. — Гидеон сел. — Сначала я хочу кое в чем убедиться. Во-первых, в классе будут другие ученики-азиаты? Мне бы не хотелось, чтобы он чувствовал себя изгоем.
— Совершенно справедливо, — поспешил с ответом Ван-Ренсселаэр, превратившийся в скромного продавца образовательных услуг.
— Сколько их там? Не только во втором классе — во всей начальной школе. Мне нужны цифры.
— Для этого мне потребуются списки классов. — Ван-Ренсселаэр вызвал секретаря и дал ей задание. Уже через минуту она вернулась с листом бумаги. Проглядев список, Ван-Ренсселаэр передал его Гидеону. — Она обвела кружком ребят азиатского происхождения.
Гидеон стал складывать листок.
— Боюсь, я не могу вам его отдать. Мы тщательно охраняем семейные тайны наших учащихся.
— Похвально, похвально… — Он пробежал список глазами. Ничего себе, целых пятнадцать фамилий! Он постарался запомнить все пятнадцать. — Еще я слышал, — сурово продолжил он, — об эпидемии гриппа.
— Грипп? Не думаю.
— Так мне сказали. Это было еще седьмого июня, до выпуска. Что, дескать, слегло две трети начальной школы.
— Вряд ли. — Ван-Ренсселаэр снова вызвал секретаря. — Принесите данные по посещаемости в начальных классах за седьмое июня.
— Сию минуту.
— Кофейком не угостите? — Гидеон, освоившись в кабинете, высмотрел в углу кофеварку.
— Что?.. О, конечно, прошу меня извинить! Надо было самому вам предложить, какая невнимательность с моей стороны!
— Ничего страшного. Мне со сливками и с тремя кусочками сахара.
— Мне сливки и четыре сахара, — обнаглела Орхидея.
Ван-Ренсселаэр сам занялся кофе. Тем временем вернулась секретарша. Гидеон потянулся за листами, которые она принесла, и врезался в Ван-Ренсселаэра, несшего две полные чашки. Весь его стол оказался залит кофе.
— Ах, простите! — взмолился недотепа-посетитель. — Какая неуклюжесть! — Он принялся собирать жидкость своим носовым платком и устроил на столе отвратительное месиво.
За уборку принялись все трое, к ним присоединилась секретарша с рулонами бумажных полотенец.
— Простите, простите… — твердил безутешный Гидеон.
— Ничего, — отвечал ему Ван-Ренсселаэр, старавшийся сохранить спокойствие при всей неприглядности картины на столе. — С кем не бывает! — В следующее мгновение он просиял. — Мы с радостью увидим Тайлера, и как можно скорее. Может, прямо сейчас назначим дату и время?
— Я вам позвоню, — бросил ему Гидеон уже на бегу. — Оставляю вам бумаги. Нам пора!
Спустя несколько минут они уже выезжали из кованых ворот. Орхидею скрутило от хохота.
— Ну ты даешь! Видал выражение его лица? «Ну и типы, кошмар какой-то!» — вот что было на нем написано. Знаю я таких — вечно им хочется минета, потому что их женам не нравится, когда…
— Ладно, ладно, — перебил ее Гидеон, не одобрявший такое направление беседы. — Я видел, что он загорелся спасти Тайлера от таких родителей, как мы.
— Зачем понадобилось это представление? Только не надо рассказывать про врастание в образ!
Списки классов и данные о посещаемости 7 июня лежали у Гидеона в кармане. По ним он определит, кто из учеников-азиатов отсутствовал на уроках на следующий день после приземления самолета By в аэропорту имени Дж. Ф. Кеннеди. Он рассудил, что ребенок, находившийся после полуночи в аэропорту, на следующий день непременно проспал школу.
— Именно врастание в образ! — заверил ее Гидеон Кру. — Даю честное слово. А ты у нас настоящая звезда!
ГЛАВА 46
— Я одного хочу: чтобы ты объяснил, что, мать твою, происходит!
Гидеон и Орхидея миновали угол Пятидесятой улицы и Парк-авеню. Гидеон прибавил шагу. Он целый день уклонялся от вопросов, обдумывая свои дальнейшие действия, а ее все больше бесила уклончивость «подельника».
Он ушел вперед, но Орхидея нагнала его.
— Чтоб тебе пусто было! Чего как воды в рот набрал?
Гидеон вздохнул:
— Устал врать, особенно тебе.
— Вот и скажи правду!
— Это опасно.
Они прошли мимо кованых ворот сквера при церкви Святого Варфоломея, откуда доносились звуки старого блюза в исполнении уличного музыканта. Он вдруг остановился и прислушался, ловя гитарные аккорды, заглушаемые полуденным автомобильным потоком.
— Погоди. — Он удержал Орхидею за плечо.
— Хватит, надоели потемки…
Гидеон слегка сжал ей плечо, и она умолкла.
— Постой спокойно, не дергайся.
Он стал внимательно слушать перебор струн и хриплый голос певца.
Что-то худо мне стало, Господи,Значит, ждать недолго конца…
— В чем дело? — прошептала Орхидея.
Вместо ответа Гидеон сжал ей плечо еще сильнее. Отвернувшись, он сделал вид, будто отвечает на звонок мобильного — это был повод, чтобы стоять и слушать.
Я не против сдохнуть, о Господи,Если б не слезы мальца…
Гидеон узнал «Предсмертный блюз» Слепого Уилли. Возникло легкое ощущение дежа-вю, и он стал вспоминать, когда последний раз слышал те же струны блюз-гитары. Си-авеню! Он узнал не гитару, а бродягу, исполнявшего старые блюзы. Этот самый обормот напевал себе под нос ночью, когда он выходил из закусочной. Он вспомнил темную улицу и подпиравшего стену бродягу…
Верно, час мой скоро настанетВ землю лечь под груду камней…
Он напряг слух. У певца получалось очень неплохо. Ни вульгарности, ни выпендрежа, просто и одновременно слезоточиво, настоящий «дельта-блюз». Но слова были не те — Гидеон знал наизусть: совсем другая, незнакомая ему версия:
…Где толпа немых истукановОжидает смерти моей.
В следующее мгновение его осенило, и он побелел. Скрывая страх, захлопнул крышку телефона — мол, разговор окончен — и потянул Орхидею к крыльцу «Уолдорфа». Внутри он почти побежал, протащил ее через холл, мимо огромной вазы с цветами, к ресторану «Аллея павлинов».
— Ты что, спятил?!
Не обращая внимания на крик и на протянутое метрдотелем меню, он, волоча ее за собой, пробежал через весь ресторан и влетел в кухню.
— Вы куда? — Голос метрдотеля потонул в звоне посуды.
— Сэр, сюда нельзя…
Но Гидеона было не остановить. Миновав двойные двери, они с Орхидеей оказались в длинном коридоре, заставленном огромными холодильниками.
— Немедленно возвращайтесь! — надрывался метрдотель. — Кто-нибудь, вызовите охрану!
Гидеон резко повернул, распахнул очередные двери и выскочил в какой-то проход. Как ни пыталась Орхидея вырваться, он крепко держал ее за руку. Они сбежали по ступенькам, выскочили на хозяйственный двор и устремились прочь от отеля, к Пятидесятой улице, по проулку. Рискуя оказаться под колесами машин, они перебежали через дорогу на другую сторону улицы, миновали бегом еще два квартала, ворвались в ресторан «Четыре сезона», взбежали на второй этаж, где была бильярдная, и снова проникли в кухню.
