Стивен Кинг - Возрождение
Он открыл один из стенных шкафов и достал пару потрепанных, обмотанных изолентой наушников с металлической сеткой на подушечках. Затем подключил их к устройству, похожему на усилитель, и протянул мне.
– Если там играет «In-A-Gadda-Da-Vida», я уйду! – сообщил я.
Он улыбнулся, но ничего не сказал.
Я надел наушники. Сетка холодила уши.
– Ты уже пробовал это на ком-нибудь? – поинтересовался я. – Будет больно?
– Больно не будет, – заверил он, полностью проигнорировав мой первый вопрос. И будто в насмешку дал мне капу, которой иногда пользуются баскетболисты. Заметив, как вытянулось мое лицо, Джейкобс улыбнулся. – Простая предосторожность. Вставь ее в рот.
Я послушался.
Он вытащил из кармана белую пластиковую коробочку размером с дверной звонок.
– Думаю, что ты… – Он нажал кнопку на маленькой коробочке, и продолжения фразы я не услышал.
Я не отключился, и не было никакого ощущения, что обычное течение времени вдруг неожиданно прервалось. Просто раздался очень громкий щелчок, как будто Джейкобс щелкнул пальцами прямо у меня над ухом, хотя он стоял не меньше чем в пяти футах. И все же он почему-то сразу наклонился ко мне, хотя должен был находиться рядом с прибором, точно не являвшимся усилителем «Маршалл». Маленькой белой коробки нигде не было видно, и с моей головой что-то случилось. Мозг заклинило.
– Что-то, – произнес я. – Что-то, что-то, что-то. Случилось. Случилось. Что-то случилось. Что-то случилось. Что-то случилось, случилось, что-то случилось. Случилось. Что-то.
– Прекрати. Ты в порядке. – Однако в его голосе не было уверенности. В нем звучал страх.
Наушников не было. Я попытался встать и поднял руку, как делают второклассники, когда знают правильный ответ и умирают от нетерпения, чтобы их вызвали.
– Что-то. Что-то. Что-то. Случилось. Случилось, случилось. Что-то случилось.
Он залепил мне сильную пощечину. Я дернулся назад и наверняка опрокинулся бы, если бы стул не упирался в металлическую стойку.
Я опустил голову, перестал повторять одно и то же и взглянул на Джейкобса.
– Как тебя зовут?
Я подумал, что скажу: Что-то случилось. Имя – Что-то, фамилия – Случилось.
Но не сказал.
– Джейми Мортон.
– Второе имя?
– Эдвард.
– Как зовут меня?
– Чарлз Джейкобс. Чарлз Дэниел Джейкобс.
Он вытащил маленький пузырек с героином и протянул мне. Я посмотрел на пузырек и отказался.
– Пока не надо. Ты мне только что давал.
– Разве? – Он показал мне свои часы. Мы приехали утром, а сейчас часы показывали четверть третьего пополудни.
– Но это невозможно.
– Почему? – спросил он, явно заинтересовавшись.
– Да потому, что столько времени пройти просто не могло. Или… все-таки могло?
– Могло. Мы о многом поговорили, и очень подробно.
– О чем?
– О твоем отце. О братьях. О том, как умирала твоя мать. И о смерти Клэр.
– Что я говорил о смерти Клэр?
– Что она вышла замуж за негодяя и три года молчала, потому что стыдилась. А потом рассказала вашему брату Энди и…
– Его звали Пол Овертон, – сказал я. – Он преподавал английский в элитной подготовительной школе в Нью-Гэмпшире. Энди поехал туда и дождался на стоянке, когда Овертон выйдет. А потом избил его до полусмерти. Мы любили Клэр – ее все любили, полагаю, даже Пол Овертон любил ее по-своему, – но они с Энди были старшими и были особенно близки. Я это рассказал?
– Почти слово в слово. Энди предупредил: «Если хоть еще раз поднимешь на нее руку, я тебя убью».
– А что еще я рассказал?
– Что Клэр его оставила, получила охранный судебный приказ и подала на развод. Она переехала в Норт-Конуэй и нашла новую работу преподавателя. Через полгода после развода Овертон туда приехал и застрелил ее прямо в классе, когда она после уроков проверяла домашние работы. А потом застрелился сам.
Да. Клэр умерла. На ее похороны все, кто остался от нашей некогда большой, шумной и счастливой семьи, в последний раз собрались вместе. А после похорон я уехал во Флориду, потому что никогда там не был. Месяц спустя я играл с «Patsy Cline’s Lipstick» в Джексонвилле. Цены на бензин подскочили, климат был теплый, и я обменял свою машину на «кавасаки». Как выяснилось, зря.
В углу стоял маленький холодильник. Джейкобс открыл его и достал бутылку яблочного сока. Я осушил ее за пять больших глотков.
– Попробуй встать.
Я поднялся со стула и покачнулся. Джейкобс поддержал меня за локоть и помог выпрямиться.
– Пока все хорошо. А теперь пройдись немного.
Первые шаги я сделал, шатаясь как пьяный, но на обратном пути уже шел абсолютно уверенно.
– Хорошо, – удовлетворенно кивнул он. – Никакого следа хромоты. А теперь пора возвращаться на ярмарку. Тебе надо отдохнуть.
– Что-то действительно случилось, – сказал я. – Что именно?
– Полагаю, небольшая реструктуризация импульсов твоего мозга.
– Полагаешь?
– Да.
– Но не уверен?
Он немного помолчал, наверное, всего несколько секунд, которые показались мне целой вечностью – ощущение реального времени вернулось ко мне только через неделю. Наконец ответил:
– Некоторые книги чрезвычайно трудно достать, и поэтому мне еще предстоит проделать долгий путь в своих исследованиях. Иногда это означает определенный риск. Но только оправданный. С тобой же все в порядке, верно?
Я подумал, что еще рано судить, но промолчал. В конце концов, что сделано, то сделано.
– Пойдем, Джейми. Мне еще предстоит работать вечером, и я должен отдохнуть.
Когда мы подошли к автофургону, я протянул руку к дверце, но рука неожиданно снова взметнулась вверх. В локте что-то заклинило, он перестал сгибаться, будто сделанный из цельного куска металла. Я с ужасом замер, представив, что рука больше никогда не опустится, навеки останется в положении «Ну пожалуйста, учитель, ну вызовите меня!». Затем судорога миновала, я открыл дверцу и залез в машину.
– Это пройдет, – заверил Джейкобс.
– Откуда ты знаешь, если сам точно не понимаешь, что именно сделал?
– Я такое уже наблюдал.
Когда мы вернулись на ярмарку и припарковались на прежнем месте, он снова показал мне пузырек с героином.
– Можешь взять его, если хочешь.
Но я не взял. Я смотрел на героин, как смотрят на банан с мороженым, едва осилив последнее из девяти блюд праздничного ужина на День благодарения. Ты знаешь, что это сладкое лакомство вкусное, и при других обстоятельствах с удовольствием бы им угостился, но не после такого плотного ужина. После него банан с мороженым – не предмет вожделения, а просто предмет.
– Может, потом, – отказался я, но «потом» так и не наступило. Сейчас, когда эти строки о давно минувших днях пишет уже начинающий стареть человек с первыми признаками артрита, я знаю, что это «потом» не наступит. Он вылечил меня, но лечение было опасным, и он это понимал; когда говорят об оправданном риске, всегда встает вопрос: оправданном для кого? Чарли Джейкобс был добрым самаритянином. Но еще он был полубезумным ученым, и в тот день я оказался его последним подопытным кроликом в бывшей кузовной мастерской. Он мог убить меня, и иногда – а вернее, очень часто – я жалею, что остался жив.
* * *Я проспал остаток дня, а когда проснулся, то чувствовал себя заново родившимся Джейми Мортоном – полным жизни и с ясной головой. Я свесил ноги с кровати и наблюдал, как Чарли одевается для представления.
– Можно задать тебе вопрос? – спросил я.
– Если о нашем маленьком приключении в западном районе, то мне бы не хотелось о нем говорить. Давай лучше подождем и узнаем, останешься ли ты таким, как сейчас, или тебя снова потянет к наркотикам… Проклятый галстук! Мне никогда не удается завязать его правильно, а от Бриско никакого толка.
Бриско звали парня, который работал его ассистентом и отвлекал внимание публики, когда требовалось.
– Подожди, – сказал я, – ты неправильно все делаешь. Дай я тебе помогу.
Я встал у него за спиной, протянул руки и завязал галстук. Теперь, когда меня больше не трясло, это было легче легкого. Стоило шоку от электротерапии сойти на нет, и руки стали такими же послушными, как и ноги.
– Где ты этому научился?
– После аварии, когда я смог стоять и играть пару часов, не боясь упасть, я работал с группой, которая называлась «Undertakers»[9]. – Группа была так себе, как и остальные, в которых я играл лучше всех. – Мы выступали в сюртуках, цилиндрах и галстуках-ленточках. Потом ударник подрался с басистом из-за девушки, и группа распалась, но я приобрел в ней новое умение.
– Ну… Спасибо. Так о чем ты хотел меня спросить?
– О представлении с портретами-молниями. Ты снимаешь только женщин. Мне кажется, ты лишаешь себя половины клиентов.
