Тесс Герритсен - Умереть снова
– Вы не видели Сейди.
– И когда это было?
– Почти четыре года назад.
Достаточно давно, чтобы Ричарду наскучило. Достаточно давно, чтобы накопились обиды и болячки и мужчина начал сомневаться в правильности выбора.
– Значит, вы должны хорошо знать друг друга, – сказал Джонни.
– Должны.
– Вы не уверены?
– Разве можно в чем-то быть уверенным?
Он скашивает глаза на палатку Ричарда:
– В некоторых людях никогда нельзя быть уверенным. Так же, как нельзя быть уверенным в некоторых животных. Можно приручить льва или слона, можно даже доверять им. Но леопарду доверять нельзя никогда.
– И к какому роду животных вы относите Ричарда? – спрашиваю я полусерьезно.
Даже намека на улыбку не появляется на лице Джонни.
– Это уж вы мне скажите.
Его ответ, произнесенный таким спокойным голосом, заставляет меня задуматься о почти четырех годах, проведенных с Ричардом. Четыре года мы делили постель и стол, но между нами всегда сохранялась дистанция. Это он всегда тянул, презрительно усмехался, когда я заговаривала о браке, словно эти разговоры были ниже нашего достоинства, но думаю, что я все время знала, почему он никогда не женится на мне. Просто не хотела признаваться в этом самой себе. Он ждал свою единственную. А я ею не была.
– Вы ему доверяете? – шепчет Джонни.
– Почему вы спрашиваете?
– Хотя вы и прожили с ним четыре года, знаете ли вы, каков он на самом деле? На что он способен?
– Вы не думаете, что это Ричард…
– А вы?
– Все остальные именно это говорят про вас. Что мы не можем вам доверять. Что вы намеренно затащили нас сюда.
– И вы тоже так думаете?
– Я думаю, что если бы вы хотели нас убить, то уже давно сделали бы это.
Он смотрит на меня, и я остро ощущаю, что ружье – в его руках. Пока он контролирует ружье, он контролирует и нас. Теперь я спрашиваю себя, не совершила ли я роковую ошибку. Может быть, я доверилась не тому человеку?
– О чем еще они говорят? – спрашивает он. – Что планируют?
– Никто ничего не планирует. Просто они испуганы. Мы все испуганы.
– Причин пугаться нет, пока кто-нибудь не совершит что-то необдуманное. Пока вы доверяете мне. Не кому-то иному, а мне.
Даже не Ричарду – вот что он имеет в виду, хотя и не говорит. Не считает ли он, что Ричард виноват в том, что случилось? Или это часть игры «Разделяй и властвуй», которую ведет Джонни, сея семена подозрения?
Эти семена уже укоренились.
Позднее, лежа в палатке рядом с Кейко, я вспоминаю все вечера, когда Ричард поздно возвращался домой. Был у литературного агента – так он обычно говорил. Или обедал со своей издательской группой. Больше всего я опасалась того, что он заведет интрижку с другой женщиной. Теперь я спрашиваю себя: что, если мне не хватало воображения и причины его отсутствия были более темными, более ужасающими, чем простая неверность?
За стенами палатки звучит ночной хор насекомых, а хищники ходят кругами у нашего лагеря, и сдерживает их только огонь костра. И одинокий человек с ружьем.
Джонни хочет, чтобы я доверяла ему. Джонни обещает обеспечить нашу безопасность.
За эту мысль я цепляюсь, погружаясь в сон. Джонни говорит, что мы это переживем, и я ему верю.
До рассвета, когда все меняется.
На этот раз кричит Эллиот. Его испуганное «Боже мой! Боже мой!» пробуждает меня, швыряя в кошмар реальности. Кейко нет, я в палатке одна. Я даже не надеваю брюки, выкатываюсь из палатки в футболке и трусиках, задерживаюсь, только чтобы надеть ботинки.
Весь лагерь уже пробудился, все собрались у палатки Эллиота. Блондинки цепляются друг за дружку, волосы у них сальные, растрепанные, ноги голые, хотя рассвет прохладный. Они, как и я, выскочили из палатки в чем были. На Кейко пижама, на ногах маленькие японские сандалии. Полностью одет только Ричард. Он стоит, держа Эллиота за плечо, и пытается успокоить его, но тот лишь трясет головой и рыдает.
– Нет ее, – говорит Ричард. – Ее больше здесь нет.
– Может, она прячется в моей одежде! Или в одеялах.
– Я посмотрю еще раз, ладно? Но я ее не видел.
– А что, если там еще одна?
– Еще одна кто? – спрашиваю я.
Все поворачиваются, смотрят на меня, и я вижу подозрительность в их глазах. Мне они не доверяют, потому что я сделала ставку на врага.
– Змея, – говорит Сильвия и обхватывает себя дрожащими руками. – Каким-то образом она заползла в палатку Эллиота.
Я опускаю глаза на землю – не удивлюсь, если увижу, как к моим ботинкам ползет змея. Я научилась не выходить босиком в этой земле пауков и кусачих насекомых.
– Она зашипела на меня, – говорит Эллиот. – Я от этого проснулся. Открыл глаза и увидел ее – она свернулась у моих ног. Я уже был уверен… – Он проводит дрожащей рукой по лицу. – Боже мой. Мы не протянем здесь еще неделю!
– Эллиот, прекратите, – приказывает Ричард.
– Как я могу спать после этого? Как все мы сможем спать, если мы не знаем, что` может заползти в нашу постель?
– Это была африканская гадюка, – говорит Джонни. – Скорее всего.
Ему опять удалось испугать меня, приблизившись совершенно бесшумно. Я поворачиваюсь и вижу, как он подбрасывает дрова в гаснущий костер.
– Вы видели ее? – спрашиваю я.
– Нет. Но Эллиот говорит, что она шипела на него. – Джонни идет к нам, как всегда держа в руках ружье. – Она была желто-коричневая? В крапинку, с треугольной головой? – спрашивает он у Эллиота.
– Это была змея – вот все, что я знаю! Вы думаете, я спрашивал ее имя?
– Африканские гадюки часто встречаются в буше. Возможно, мы еще увидим их.
– Насколько они ядовиты? – спрашивает Ричард.
– Если не принять мер, то укус может быть смертельным. Но если вам от этого будет легче, то их укусы часто сухие, без яда. Она, вероятно, забралась в постель Эллиота, чтобы согреться. Рептилии нередко так себя ведут. – Он оглядел нас. – Поэтому я вас всех предупреждал, что палатку нужно тщательно застегивать на молнию.
– Она и была застегнута, – говорит Эллиот.
– Тогда как змея попала внутрь?
– Вы знаете, что я до безумия боюсь заболеть малярией. Я всегда застегиваю палатку, чтобы не налетели комары. И я уж никак не думал, что целая долбаная змея сможет туда пробраться.
– Возможно, она заползла туда днем, – говорю я. – Пока вас не было.
Джонни, не говоря ни слова, обходит палатку Эллиота. Уж не змею ли он ищет? Уж не думает ли он, что она притаилась где-то там под брезентом, ждет новой возможности заползти внутрь? Джонни внезапно падает на колени, и мы теряем его из виду. Тишина становится невыносимой.
Сильвия срывающимся голосом кричит:
– Что, змея все еще там?
Джонни не отвечает. Он поднимается, и, когда я вижу выражение его лица, руки у меня становятся как ледышки.
– Что такое? – спрашивает Сильвия. – Что такое?
– Идите сюда и посмотрите сами, – спокойно говорит он.
Вдоль нижней кромки палатки, почти скрытый низкой травой, проходит разрез. Это не разрыв, а чистый, ровный разрез в полотне, и смысл этого сразу становится ясен всем.
Эллиот недоуменно оглядывается:
– Кто это сделал? Кто, черт побери, разрезал мою палатку?
– У вас у всех есть ножи, – замечает Джонни. – Это мог сделать любой.
– Не любой, – говорит Ричард. – Мы спали. Вы дежурили всю ночь, были на вахте, как вы говорите.
– Как только стало светать, я ушел за топливом для костра. – Джонни оглядывает Ричарда. – А как давно вы одеты?
– Вы видите, что он делает, а? – Ричард оглядывает нас. – Не забывайте, в чьих руках ружье. Кто здесь всем заправлял, когда все полетело к чертям!
– Почему моя палатка? – Голос Эллиота дрожит, и паника охватывает всех нас. – Почему я?
– Мужчины, – тихо говорит Вивиан. – Он в первую очередь устраняет мужчин. Он убил Кларенса. Потом Исао. А теперь Эллиот…
Ричард делает шаг в сторону Джонни, и ружье мгновенно поднимается, его ствол направлен прямо в грудь Ричарда.
– Назад, – говорит Джонни.
– Вот, значит, как оно будет, – говорит Ричард. – Первым он убьет меня. Потом – Эллиота. А как насчет женщин, Джонни? Милли, может быть, и на вашей стороне, но остальных вам не убить. Если мы будем сопротивляться.
– Это вы, – говорит Джонни. – Вы всё это делаете.
Ричард еще раз шагнул вперед:
– Я тот, кто вас остановит.
– Ричард, – говорю я умоляюще, – не делай этого.
– Милли, тебе пора определиться, на чьей ты стороне.
– Нет тут никаких сторон! Мы должны поговорить об этом. Мы должны вести себя разумно.
Ричард приближается еще на один шаг к Джонни. Это вызов, соревнование нервов. Буш лишил его разума, и теперь он действует, побуждаемый дикой яростью. Направленной на Джонни, его соперника. На меня, предательницу. Время замедляется, и я с мучительной ясностью вижу все в малейших подробностях. Капельки пота на лбу Джонни. Хрустнувшую веточку под ногой Ричарда, который продолжает наступать. Руку Джонни, его напрягшиеся в готовности к выстрелу мышцы.
