Сэм Тэйлор - Амнезия
В пять минут десятого охранник попросил Джеймса покинуть библиотеку. Джеймс собрал распечатки, засунул в рюкзак и вышел на улицу. Ночь выдалась пронизывающе-холодной. Он направился в студенческий бар, где заказал пинту пива и уселся в уголке. В баре было многолюдно и шумно. Джеймс не захаживал сюда с того памятного вечера, когда Грэм Оливер заехал ему по физиономии. Джеймс гнал от себя воспоминания об этом эпизоде. Он рассматривал лица посетителей: улыбающиеся, мрачные, пьяные. Сотни лиц, и ни одного знакомого. Меня окружают лица без имен, а я все пытаюсь отыскать имена без лиц, подумал он. На миг Джеймс задумался: печалит его это или смешит? Так и не придя ни к какому выводу, он со вздохом прикончил пиво и побрел домой.
~~~
На следующий день в пять часов утра Джеймс занял пост в кабине фургона. В такую рань он с трудом заставил себя вылезти из теплой постели. Завернувшись в плед, Джеймс вспоминал, как сидел в этой же кабине, наблюдая за фасадом дома двадцать один по Лаф-стрит и каждую минуту ожидая, что Малькольм Трюви выскользнет из двери. Сердце защемило — с тех пор Джеймс успел порастерять изрядную долю наивности и воодушевления.
Печальному настрою способствовала погода. Тогда тоже было холодно, но сияло солнце, а листья только начинали желтеть. Сейчас над головой нависли свинцовые тучи, а деревья облетели, усеяв тротуар бурой листвой. К тому же Джеймса не слишком воодушевлял объект наблюдения. Возможно, доктор Ланарк и отъявленный негодяй, разоблачить которого — дело чести детектива, но Малькольм Трюви (тогда просто неизвестный в черном пальто) интересовал Джеймса куда сильнее.
Он поймал себя на мысли, что снова примеряет личность Малькольма Трюви. Где сейчас этот человек? С тех пор как они стояли рядом у витрины секс-шопа, вглядываясь в лица друг друга, Джеймс ни разу его не видел. Джеймс слышал о нем, думал о нем, вскрыл два адресованных ему письма, а Харрисон уверял, что клиент доволен тем, как продвигается ремонт, но это все. Хвастать особо нечем. Что произошло? Малькольм Трюви стал осторожнее или утратил ко мне интерес, гадал Джеймс. Последнее куда вероятнее. А это значит, что существует единственный способ снова привлечь его внимание — вывести Малькольма Трюви на чистую воду.
Джеймс всматривался в улицу за лобовым стеклом. Светало. Он знал эту местность как свои пять пальцев, как линии на руке, а возможно, даже лучше. Джеймс поднес ладонь к лицу — сухожилия, вены, волоски и суставы. Впадинки между пальцами, выпирающие мышцы. Джеймс сомневался, что смог бы восстановить этот ландшафт по памяти.
А вот ландшафт Лаф-стрит он вызубрил наизусть. Наверное, картинка, обрамленная рамой лобового стекла, которая возникала перед его мысленным взором — от этого газона до того дерева, — была неполной, но она стала ему роднее, чем изнанка собственной ладони.
Почему так случилось? Неужели только потому, что он провел здесь столько времени, когда выслеживал Малькольма Трюви? Нет, все не так просто. Джеймс давным-давно узнал эту улицу, полюбил ее, стал ее частью и позволил ей занять место в собственном сердце. На этой улице с ним что-то случилось — то, что погребено в памяти, но вот уже долгие годы пробивается на поверхность во сне и наяву. Внезапно в голове зазвучала мелодия: «Сердце мое снова стучит…» и картинка, которая всегда ее сопровождала: длинный ряд домов (вид сверху), парочка, бредущая по тротуару. Ее голова покоится на его плече, под фонарным столбом замер полицейский. Нежность и эфемерность этой минуты… Неожиданно Джеймс понял, что улица из его воспоминаний и есть Лаф-стрит!
В тот миг, когда он осознал это, размытые очертания картинки начали обретать четкость, как и улица за лобовым стеклом, светлеющая с каждой минутой. И как только воспоминания и реальность слились и стали единым целым, в голове Джеймса зазвучали давно забытые строки:
Сердце моеСнова стучит,В доме двадцать одинПо Лав-стрит…
Джеймс замер. Неужели Лав-стрит из песни и есть Лаф-стрит? Неужели песня посвящена этой улице? Кто ее автор? Чей голос звучит сейчас у Джеймса в голове? Миссис Квигли обмолвилась, что хозяин дома — художник или писатель. А что, если певец? Малькольм Трюви?
На краткий миг Джеймсу почудилось, что он парит над лабиринтом и видит замысел его создателя целиком. Стены нашептывали слова, на их поверхности проступали очертания знакомых лиц. Внезапно навалилась усталость, картинка затуманилась, словно след от дыхания на стекле, и Джеймс снова стоял в центре лабиринта, а кругом — одни тупики и запутанные коридоры. И в ту же минуту он забыл, что связывало улицу, песню и его самого.
За окнами дома номер девятнадцать зажегся свет. Джеймс поднес бинокль к глазам. Бежевые шторы светились изнутри, за ними угадывался чей-то смутный силуэт. Джеймс посмотрел на часы: 6.36. Он записал время в блокнот и продолжил наблюдение.
В 6.45 дверь отворилась, выпустив наружу невысокого бледного мужчину с портфелем в руке. Как обычно, он щурился, словно чувствительные глаза раздражал даже слабый утренний свет. Досчитав до двадцати, Джеймс выпрыгнул из кабины. Предполагаемый доктор Ланарк был в сером пальто с шарфом. Для своих коротеньких ножек двигался он на удивление стремительно. Доктор пересек Грин-авеню и свернул на Ньюленд-роуд. Когда Ланарк проходил мимо дома номер четырнадцать, Джеймс поморщился, вспомнив Грэма Оливера и его кулак, но улица была пустынна, окна затемнены. Доктор остановился на автобусной остановке на Пул-драйв. Джеймс укрылся в дверном проеме. Подошел шестьдесят третий номер — доктор Ланарк вскочил внутрь, Джеймс последовал за ним.
Вскоре Ланарк вышел из автобуса и зашагал к зарослям, которые Джеймс принял за парк. В это серое утро местность выглядела унылой и заброшенной. Джеймс медлил на автобусной остановке, пытаясь понять, куда их занесло. Похоже, на северные окраины. Знак гласил: «Лета-парк». Название показалось знакомым. Когда фигурка Ланарка стала размером с ладонь, Джеймс начал преследование. В этом безлюдном ровном пространстве он не боялся потерять доктора из виду.
Джеймс резво миновал газон. Впереди маячило большое белое здание. Доктор направлялся прямиком к нему. Никаких вывесок и всего одна дверь, похожая на пожарный выход. Наверное, они обошли здание с тылу. Джеймсу оставалось пройти метров двадцать, когда Ланарк скользнул внутрь, но повторить трюк Джеймсу не удалось. Дверь оказалась заперта. Он раздраженно заколотил в зарешеченное окно, затем навалился плечом, но проклятая дверь не поддавалась. И тут Джеймс заметил в стене кнопку звонка и нажал.
— Ваш пропуск, — произнес механический голос.
— К доктору Ланарку, — сказал Джеймс.
Молчание.
— Предъявите пропуск.
Поняв, что здесь не прорваться, Джеймс решил обойти дом по периметру.
Вблизи здание оказалось больше, чем выглядело издали, и к тому времени, как Джеймс набрел на приемную, он успел потерять надежду пообщаться с неуловимым доктором. Стеклянные двери бесшумно отворились, и Джеймс очутился в просторном холле. Он направился к женщине, сидевшей за столом, намереваясь выяснить, как отсюда выбраться, но та его опередила.
— Ваше имя, — произнесла женщина бесстрастно.
— Э-э…
— Не расслышала, простите.
— Да я не…
— Ваше имя.
— Джеймс Пэдью, но я…
— Вам назначено на десять. Проходите, мистер Пэдью. Доктор Льюис ждет вас.
Доктор Льюис. При упоминании этого имени в голове у Джеймса просветлело. Ах да, я же здесь по делу, вспомнил он. Джеймс порылся в кармане и с облегчением нащупал письмо, которое дал ему доктор Нортон.
— Присаживайтесь, — пригласила доктор Льюис.
Рубленый австралийский акцент, очки, седеющие волосы стянуты в узел, лицо узкое, брови насуплены. Вряд ли эта носит черное кружевное белье, про себя усмехнулся Джеймс. Он протянул женщине письмо и, пока она читала, огляделся. Обычная приемная: компьютер, настольная лампа, в рамке фотография мужа и детей, на стенах — плакаты с изображениями мозга и человеческих внутренностей. По интерьеру кабинета невозможно было догадаться о врачебной специальности доктора Льюис.
Когда женщина закончила читать, Джеймс невинным тоном поинтересовался:
— И что там с моей аллергией?
— Аллергией?
Доктор Льюис казалась удивленной.
— А на что у вас аллергия, Джеймс?
— Понятия не имею. Думал, вы мне скажете.
Женщина с любопытством смотрела на него.
— Таблетки, что вы дали доктору Нортону, от аллергии, верно?
Джеймс кивнул.
— Помните фамилию врача, который выписал их вам?
Джеймс покачал головой.
— Понятно. Назовите дату вашего рождения, Джеймс.
— Двадцать второе июля семьдесят третьего года.
