Кэтрин Коултер - Необоснованные претензии
Кэтрин вся дрожала. Она схватила клинекс и вытерла нос. Салфетка окрасилась красным. Бледно-красная капля упала на ее белый кашемировый свитер — кровь, смешанная со слезами. Она плакала.
Наконец она выехала на опустевшую улицу где-то в Ист-Сайде, в жилом районе. Она понятия не имела, как оказалась здесь. Прислонившись головой к рулю, Кэтрин зарыдала.
Стук в стекло так ее напугал, что она, кажется, перестала дышать. Она дернулась, из горла уже рвался крик, но тут разглядела озабоченное лицо полицейского, остановившегося рядом с ее “порше”.
Внезапно ей захотелось рассмеяться. А не рассказать л и ему, что она пыталась раздобыть кокаин, но предполагаемый продавец напугал ее? А о том, втором мужчине — с пистолетом? Сказать ли ему, что ей тошно от самой себя и что она хотела бы умереть?
— Мисс? С вами все в порядке?
Кэтрин взяла себя в руки и попыталась проглотить слезы. Полицейский был молодой — совсем юное и свежее лицо. Ничего, скоро его обтешут. Она опустила стекло.
— У меня все в порядке, благодарю. На минуту я почувствовала головокружение.
Черта с два головокружение, хотел он сказать ей, но промолчал.
— Я советую вам вернуться домой. Уже поздно, и вы, вероятно, не хотите неприятностей.
"Да уж, нравоучение короткое и бьет прямо в цель”, — подумала Кэтрин. Она ответила, что да, поедет, и поблагодарила его, и видела, как он шел обратно к своей полицейской машине. Там он остановился и подождал. Кэтрин вздохнула, включила зажигание и двинулась по улице. Ну что ж, домой так домой. Но не к бабушке, на Лонг-Айленд. Она уже почти добралась до своей квартиры, когда вдруг осознала, что Лоретта будет беспокоиться. А ей не хотелось, чтобы та знала о ее сумасшедшей поездке в Нью-Йорк. Вздохнув, Кэтрин повернула назад.
По дороге девушка проигрывала в памяти слова бабушки. Чего она хотела от жизни? Кэтрин содрогнулась. Она вовсе не хотела, чтобы из носа у нее текло и чтобы он кровоточил, пока совсем не сгниет. Она не хотела, чтобы ее гнала куда-то эта жажда, которая заставила ее мчаться в ночь сегодня. Ведь я чуть было не вышла на панель. Но взлет, но чувство полного превосходства…
Она подумала об отце, о знаменитом и бесчестном Тимоти Карлтоне. Он любил и баловал ее, пока не появилась Элизабет. И у него сразу не стало времени. Нет, нет, прочь эти мысли, слишком мучительно.
Ее бабушка была права в другом. Ей нужна цель, пора положить конец бессмысленным скитаниям и ничегонеделанию. Последняя ее мысль была об Элизабет Карлтон и о том, что, без сомнения, Элизабет убила ее отца. И тогда Кэтрин поняла, в чем ее цель.
Лоретта слышала приглушенный шум приближающейся машины и поняла, что это Кэтрин. Теперь она спала так мало, что каждая минута сна была благословением, когда он приходил. Но если Лоретта бодрствовала, она слышала каждый звук, каждый шум. Что делать с Кэтрин? Придется снова поговорить с ней.
Лоретта поднялась с постели и подошла к ряду длинных окон. Медленно отодвинула драпри и выглянула в залитый лунным светом двор. Как ни странно, она подумала о Кристиане Хантере. Как ей хотелось уничтожить его за то, что он сделал! Она пыталась до него добраться, но его капиталовложения были столь разнообразными, а холдинги такими основательными. Безупречная репутация. В первый раз Лоретта позволила себе усомниться — а что, если он не лгал, что, если он говорил на процессе правду?
Она медленно отвернулась от окон и услышала, как за ее спиной драпри мягко опустилось на место. Нет, этот человек должен был солгать. Просто не было никого другого, кто мог бы убить Тимоти. Никого, кроме Элизабет.
Тимоти.
Лоретта вздохнула, подошла к термостату на стене и включила его. В последнее время она постоянно мерзла. Ей казалось, что холод пронизывал ее до костей и заползал даже в кости. Она почувствовала, как тепло заструилось, овевая ее ноги, просачиваясь сквозь ткань ее старого и очень удобного халата. Как приятно. Она солгала Кэтрин. К сожалению, солгала. Тимоти женщины были необходимы только для секса. Будь он жив, он продолжал бы обращаться со своей юной дочерью, как с бесполезной куклой, как с красивой безделушкой, не представлявшей особой ценности, если не считать замужества, и, возможно, она ничего не смогла бы с этим поделать, ничего.
Однажды он, смеясь и обнимая ее после того, как она представила ему весьма точный анализ какой-то деловой операции, сказал:
— Черт возьми, если бы ты не была моей матерью, я немедленно женился бы на тебе. Никогда другая женщина не посмеет тебя тронуть.
И, подумать только, чего он ни сделал для Элизабет! Красивая игрушка, не более, конечно, невероятно талантливая, и в том-то и состояла ее притягательность для Тимоти. И эта бессердечная тварь окрутила его, заставила изменить завещание. А потом убила.
Теперь благословенное тепло согрело кровь, и Лоретта почувствовала, что ее охватывает сонливость. Она побрела назад, в постель, и медленно улеглась, натянув на себя толстое одеяло. Но ум ее продолжал работать, и мысли уносили назад, к одной жестокой сцене, свидетельницей которой она стала, но о которой никогда и никому не упоминала.
Тимоти, такой сильный и беспощадный, случалось, бывал низким, особенно по отношению к своей первой жене Эйлин. К нежной и слабой Эйлин. И совершенно бесхарактерной, если не бесхребетной. Он никогда и пальцем ее не тронул, пока она не родила ему двух сыновей. Но когда врачи сказали, что больше детей не будет, он ополчился на нее.
— На что ты годна, глупая корова?
Эйлин съеживалась, вздрагивала, стараясь укрыться от жалящих слов, а Лоретта, стоявшая за дверью с дюжиной красных роз в руке, как раз собиралась поставить их в вазу в коридоре.
— Боже, ты мне отвратительна, — заорал Тимоти. — Я бы убил тебя, глупая сучка, если бы мне сошло это с рук!
Нет, думала Лоретта, закрывая глаза, не буду об этом вспоминать. Но картина обступала ее помимо воли, и она слышала ужасные слова:
— Тимми, пожалуйста, я…
— Тимми! Боже, ты, тошнотворная шлюха! Ты портишь моих сыновей своим глупым сюсюканьем.
Послышался звук удара. Потом что-то похожее на хныканье и поскуливание.
— Я хочу, чтобы ты убралась отсюда. Эйлин. Я не хочу больше слышать твоего хныканья никогда! Не хочу видеть твоего лица! Никогда!
— Но, Тимм… Тимоти, я…
Снова звук удара, снова крик.
"Я должна была положить этому конец, — думала Лоретта. — Боже мой, я должна была остановить его!” Но тогда она не двинулась с места, потому что в эту минуту он закричал:
— Еще одно слово из твоей глупой пасти о моей матери и я сдеру с тебя шкуру, понятно? Ты недостойна жить с ней в одном доме.
Теперь в ней взмыла гордость, заставив ее удалиться, а розы были забыты. Ее сын, ее защитник. Он прав. Эйлин — бесполезная глупая женщина. Пусть Тимоти сам разбирается.
И он все поставил на места. Эйлин пришлось уехать в Испанию. После этого она могла видеть своих сыновей — Брэда и Трента — два раза в год. Пять лет спустя она умерла. И никто не знал — отчего.
Лоретта содрогнулась. Однажды вечером Тимоти упомянул о ее смерти между супом и вторым.
Потом появилась Шарлотта, и он женился на ней. И она родила Кэтрин. Но Шарлотта по крайней мере еще жива и жила, согласно последним данным Лоретты, в Лондоне. Она только раз получила известие от Шарлотты, после смерти Тимоти. В телеграмме было всего несколько слов: “КАКАЯ ЖАЛОСТЬ. ТОЧКА”. Лоретта ясно представляла, как глаза Шарлотты зажглись злорадным блеском.
А потом он встретил Элизабет. И она убила Тимоти.
Элизабет устала, она так устала, что все, чего ей хотелось — рухнуть в кровать и спать неделю. Поддерживаемая с флангов Адрианом и Коем, она нанесла неожиданные визиты трем крупнейшим базирующимся в Америке компаниям: текстильной компании в Атланте, компании по обработке дерева в Сиэтгле и в штаб-квартиру цепи бакалейных магазинов в Кливленде.
В своем защищенном и изолированном мирке на Парк-авеню она никогда не представляла, каковы масштабы ее власти. Теперь ей это известно. Мужчины — главы компаний узнавали ее, но не знали, как себя вести. Они оказывали ей постоянное и бесконечное внимание, но, как она скоро заметила, серьезные вопросы задавали Адриану или Кою. На заседании с президентом бакалейных магазинов Коппертона она непроизвольно хмыкнула, поняв, что это своего рода “ритуал добрых старых приятелей-мужчин”. Нелепо и смешно.
Очень скоро она заметила еще одно — на ответственных постах, дающих власть, очень мало женщин. В Атланте она встретила очень одаренную женщину, которая даже мечтать не смела о том, чтобы занять положение более высокое, чем менеджер по вопросам торговли. Элизабет улыбнулась. Она позаботится о Мелиссе Грейвз. Настанет момент, и президент компании, снисходительный идиот, вынужден будет удалиться.
Внезапно она почувствовала, что усталость прошла, и решительно направилась в свой кабинет. Да, подумала она, оглядывая его, — мое. Все следы пребывания здесь Тимоти исчезли. Она заново декорировала кабинет, и теперь он выглядел так, что сразу становилось ясно — комната принадлежит женщине. В глубине души Элизабет понимала, что каждое изменение вызвало бы отчаянное сопротивление Тимоти, даже ненависть, и он назвал бы ее бесполезной идиоткой.
