Елена Корджева - Рукопись из тайной комнаты. Книга вторая
– Не так надо, – из угла неожиданно раздался едва ли не бас.
В разговор вмешался доселе молчавший Гиртс. Парнишке миновало четырнадцать, и с недавних пор он говорил неожиданно низким, слишком взрослым для подростка голосом. Вилнис неосознанно втянул голову в плечи и потёр макушку, припомнив, как видно, полено, которое не так уж и давно обрушил на его голову этот с виду не слишком сильный малец.
– А как? – товарищ Лауманис внимательно смотрел в тёмный угол, где сидел на кровати Гиртс, даже ночью не снимавший своей кепки.
– Надо, чтобы он не сюда шёл, а – к рощице у пастбища, иначе быстро тропу протопчет. А так я всё равно коров гоню, что мне до рощицы добежать, заберу и принесу в лучшем виде.
Предложение было разумным, и, сговорившись, где и как будут оставляться документы, мужчины заторопились.
Пожав всем руки, командир в сопровождении «малыша» Вилниса направились к лесу, а Арман, держа на весу свой зелёный рюкзак, остался стоять, глядя на Густу.
Собственно, на неё смотрела и вся семья, ожидая, что скажет эта высокая светловолосая девушка, на долю которой выпадают новые и новые испытания.
– Пойдём уж. Хоть сколько-то удастся, небось, поспать. Только тихо, малышку не разбуди.
И Густа, повернувшись, пошла в свою комнату, оставив дверь приглашающе полуоткрытой.
12
Покончив с домашними делами, она несколько часов просидела над переводами.
Многие военные слова оказались ей незнакомы, так что пришлось даже доставать из шкафа словари.
Арман с изумлением смотрел, как отдёргивается занавеска, как складываются полки, и отодвигается стена, скрывающая невероятной красоты шкаф, полный книг.
– Ты совсем не простая, ты… – у этого, влюблённого в неё мужчины, явно не хватало слов, чтобы выразить переполнявшие его чувства.
– Вот закончится война, я непременно женюсь на тебе! – с энтузиазмом начавшаяся фраза вдруг сменилась робостью, – если ты не против.
– Я не знаю. Давай до конца войны доживём, а пока – переводить надо.
И девушка вновь склонилась над бумагами.
Этой ночью она снова долго не могла уснуть.
Вновь позволив себе почувствовать близость с мужчиной, она лежала рядом с дочкой и прислушивалась к своим ощущениям.
Пожалуй, ей было хорошо. Той захватывающей дух влюблённости до головокружения, до потери себя, которую когда-то вызывал в ней Георг, конечно, не было. Видимо, это чувство ушло вместе с ним, удалилось в заснеженный лес и пропало навсегда, как пропали её законный муж и маленький сын.
Сейчас всё по-другому – она позволяет любить себя. Где-то ей даже льстит восхищение взрослого, но так по-детски смотрящего на неё мужчины, который к тому же оказался столь нежным и бережным к ней и к её надолго лишённому ласки телу.
Очень хотелось верить, что в этот раз жизнь сложится иначе, и этот мужчина никуда не исчезнет из её жизни.
Но как бы ни хотелось поверить в несбыточное, Густа знала: эти надежды – не более чем блеск и мишура на рождественской ёлке, они ничего не значат и даже ничего не обещают. Как бы ни любил её Арман, рассчитывать на него она может не более чем на деда Мороза в детстве. Он будет делать то, что велит командир. А что будет делать командир, знают те, кто отдаёт приказы. И не только потому, что сейчас война. Густа, несмотря на молодость, уже слишком хорошо знала, как быстро меняется жизнь людей, когда кто-то отдаёт приказ. Приказ – и семья герра Шварца покинула свою родину и свой дом, чтобы защищать неведомый Vaterland. Приказ – и её Георг ушёл, унеся с собой их сына, их общие надежды и мечты о счастье. Приказ – и вот в лесу возникают шевелящиеся ямы с телами, только что бывшими живыми. Приказ – и Петерис надевает форму и уходит стрелять в неведомых ему людей.
Будет приказ – и Арман сделает то, что ему велено.
Как бы ни хотелось ей, Густе, счастья, вряд ли Арман сможет его дать. Она позволит себя любить, она будет помогать в переводах и заодно – выучит русский язык. А может быть, после войны, если она будет стараться, ей удастся окончить университет.
Но как хорошо, что они с папой перепрятали ларец с документами.
Об этом – о наследстве крошки Эмилии – знать пока не надо никому.
Время ещё не пришло.
Глава пятнадцатая. Ева. Алекс. Вихри враждебные
1
Работа кипела.
Причём старались все.
Кроме трёх голов, старательно изучавших рукопись, в процесс бурно включились и Янис с Лигой. В отличие от Евы – профессионального переводчика – Лига после окончания школы не слишком погружалась в немецкий. И чтобы не ударить в грязь лицом перед немецким нотариусом, она на всякий случай высылала Еве на проверку подготовленные ею письма и запросы. Насколько можно было судить по бумагам, Янис уверенной рукой раскручивал порученное ему в выходные дело – стороны обменивались информацией по нескольку раз за день.
С точки зрения Евы Лига вполне справлялась с текстом, и проверки были вовсе не нужны. Но ведь интересно же знать, как разворачиваются дела и на этом фронте.
Герр Готлиб – папа Сони, как видно, тоже желал приложить руку к будущему счастью дочки, так что трудился на совесть.
Несколько дней ничто не разнообразило жизнь хутора.
Однако вскоре начались изменения.
Кроме Рудольфа, на назойливые письма которого Алекс уже с неделю как бросил отвечать, на маленький лесной хутор пришла весточка от самого Конрада фон Шварца. Как видно, старик с возрастом не утратил ни грамма хватки и наблюдательности.
В коротком послании герр Шварц требовал немедленных объяснений по поводу двух вещей: во-первых, отчёта и плана действий по ситуации «в Ливонии», и во-вторых, – исчерпывающего объяснения, на каком таком основании некий герр Готлиб требует от компании документы относительно патентов Алекса Берзина? И с какой такой стати уважаемый концерн DMG должен предоставлять информацию неизвестному ему нотариусу? – герр Конрад был настроен весьма решительно.
В отличие от уже ставших привычными монотонных напоминалок Рудольфа, это письмо требовало ответа.
Правда, по поводу формы ответа возникла немалая дискуссия – и Ева и Янчук, позвонить которому она настояла, попытались убедить Алекса если не подождать с самим ответом, то хотя бы не раскрывать карты. Но попытка призвать молодого учёного к сдержанности провалилась с треском. В его «онемеченной», как выразился Янчук, голове, не укладывалась сама мысль о том, чтобы скрывать хоть что-либо.
– Это нечестно! – Алекс был непреклонен. – Я не позволю себе действовать исподтишка, как какой-нибудь Рудольф! Мне скрывать нечего, я не убил и не украл!
Аргумент о том, что противник не гнушается недостойными методами, не сработал.
– Тем более! – возмущался Алекс, – Я учёный, а не бандит!
В общем, ответное письмо герру Конраду не заставило себя долго ждать.
Алекс, не юля и ничего не скрывая, подробнейшим образом ответил на оба вопроса. Во-первых, он, как учёный, чувствует себя обязанным полностью разобраться во всех найденных документах. И кстати, пока их изучение свидетельствует о том, что сведения, которые сообщил герр Шварц, не подтверждаются. Если шкатулка будет найдена, то она, как неопровержимо свидетельствуют найденные рукописи, будет собственностью никак не герра Шварца и его потомства, а напротив – наследством рода фон Дистелроев. К счастью, он счёл возможным умолчать о том, что наследниками рода являются он сам и его троюродная сестра Ева Неймане.
Во-вторых, распоряжение об упорядочении патентных документов герру Готлибу дал именно он, Алекс Берзин. И надеется, что герр Шварц, как и подобает добропорядочному гражданину, окажет уважаемому нотариусу всяческое содействие.
Также, пользуясь случаем, он просит продлить ему отпуск по семейным обстоятельствам.
Электронная почта была отправлена, и почти сутки Алекс ходил гоголем и гордился собой, своей непреклонностью и принципиальностью. Но вскоре гордость сменило сомнение. Старший герр Шварц на послание не ответил. Да и письма от Рудольфа тоже таинственным образом перестали приходить. А когда герр Готлиб написал, что архив концерна перестал выдавать информацию, сославшись на изменение внутреннего распорядка, стало ясно – добропорядочности герра Шварца-старшего на сотрудничество не хватило.
И что-то замышляется. Пока же общее спокойствие нарушено не было, и изучение рукописи продолжалось.
2
В эти выходные Марис не приехал.
Что-то там произошло у них на стройке, что потребовало непрерывных работ без всяких выходных. Редко, но такое случалось: стройка – она стройка и есть. Ева отнеслась к этому философски. Будь она одна, можно было бы конечно и огорчиться. Но поскольку гостей был полон дом, тоску и скуку следовало отложить на потом и заняться своими прямыми обязанностями хозяйки. Тем более что красный «гольфик» был вполне на ходу, и съездить пополнить запасы можно было и в Кандаве. Подумаешь, обойдутся недельку без деликатесов – это Еву никак не заботило. Гораздо больше волновали сардельки для Ральфа: лишать пса любимого лакомства было бы слишком жестоко. Но сардельки, как, впрочем, и всё остальное, были куплены, и жизнь на хуторе вновь потекла размеренно.
