Дэвид Кейс - Таящийся ужас 2
И все же Мортимеру удалось бежать. Возможно даже, он успел на тот полуночный экспресс.
Это была старая, потрепанная книжка в красном клеенчатом переплете…
Рене Моррис
УЛЫБКА МЭНСОНА
Ночь раскинула над миром свое черное бархатное покрывало. Тысячи звезд, словно россыпь драгоценных камней, засверкали над притихшей землей. Маленькое облако на мгновение закрыло лик луны, но быстро отдернуло свою завесу, отчего по сонным полям пробежали жутковатые тени, а пересекавшие их тропинки и заросли живой изгороди снова обрели привычное дремотное спокойствие. Это была самая обычная ночь, ночь, за которой последует утро, как естественное продолжение жизни. И все же существовал человек, для которого именно эта ночь должна была стать последней. Так распорядилась судьба, которая, подобно игроку, охваченному азартом прежних удач, продолжала делать все новые и новые выигрышные ставки. Сколь фатален бывает последний туз в колоде? Во всяком случае, этой ночью должны были вскрыть последнюю карту Мэнсона.
Пожелав миловидной темноглазой девушке спокойной ночи, он со счастливым сердцем повернулся и зашагал в сторону дома. Ночь выдалась светлая, да и до дома было совсем недалеко. Вскоре он свернул с дороги на тропинку, бежавшую через поля. Не омраченный дурными мыслями, он шел, наслаждаясь ночным воздухом, далекий даже от подозрения, что может зародить столь дикую ненависть в сердце другого человека. Его и в самом деле озадачило бы подобное обстоятельство, поскольку постоянно ведя жизнь праведника, он никогда сознательно не вступал в конфликт с интересами других людей.
Рассудок влюбленного редко подчиняется законам логики. Когда же любовь идет рука об руку с ревностью, то порой подобный симбиоз наполняет человеческую душу такой страшной ненавистью, с которой не способен совладать даже здравый смысл. И тот молодой человек, речь о котором пойдет в дальнейшем, был бессилен бороться с этим наваждением. Мэнсон должен умереть — эта единственная навязчивая идея завладела всем его существом. И именно эту ночь он выбрал для осуществления своего желания.
Итак, Рутлэнд — долговязый, неуклюжий парень с лицом землистого цвета. Всякий раз, когда судьба поворачивалась к нему спиной, в нем помимо воли появлялось что-то жестоко-звериное. В эту же ночь он явно решил породниться с самим дьяволом. Сидя на корточках, он притаился за раскидистым кустом, росшим рядом с мостиком, по которому должен был пройти Мэнсон — пройти в последний раз в своей жизни.
Преисполненный отчаянной жажды смерти, он выслеживал свою жертву. Лишь легкое подрагивание больших рук да непроизвольное подергивание мышц лица выдавали его состояние. Рутлэнд весь превратился в зрение и слух. Горящие глаза зорко всматривались в ночной мрак.
Вот оно! Скоро Мэнсон перестанет докучать ему; он положит конец своим страданиям. Звезды над головой, то мерцая, то неожиданно вспыхивая, словно подчеркивали безбрежность черного покрова. Они будто смотрели на мир бесчисленными глазами преисподней.
Со стороны тропинки послышался тихий свист. Рутлэнд напрягся. Секунды казались вечностью — и снова тишина. Полная тишина. Вот опять где-то вдали… шаги и ритмичное постукивание трости им в такт. Это он. Сердце Рутлэнда отчаянно заколотилось, костяшки пальцев правой руки побелели, так сильно он сжал нож.
Он ждал его, и все же Мэнсон появился внезапно. Когда он поднимался по мостику, его тень — длинная и черная — дотянулась почти до самых ног Рутлэнда. Вот она замерла на месте. Чуть замешкавшись, Мэнсон пошарил в карманах пиджака, достал трубку, тщательно набил ее. На какое-то мгновение пламя спички высветило лицо, и Рутлэнд понял, что дождался именно того, кто ему нужен. Прислонившись к перилам мостика, Мэнсон глубоко затянулся и посмотрел на звезды. Сизые колечки таяли в темноте, наполняя ночной воздух ароматами табака. Рутлэнд невольно ухмыльнулся: «Покури, покури, дружок, другого раза у тебя уже не будет». В конце концов, даже преступники имели право на последнее желание перед смертью. Почему-то именно это обстоятельство придало ему силы, и он почувствовал себя спокойно. Да и сам Мэнсон, стоявший, опершись о перила, вдруг показался ему маленьким и смешным. Все должно быть проще простого.
Мэнсон хотел уже идти дальше, когда непонятное движение впереди приковало его к месту. Откуда ни возьмись, перед ним появился долговязый парень, пристально всматривающийся в его лицо. Странным было уже само появление кого-то в столь поздний час, однако особенно его встревожила поза этого молодого человека. Подобно громадной горилле, он стоял, слегка раздвинув ноги, опустив вдоль тела странно длинные руки. Лицо оставалось в тени, только словно через прорезь в маске поблескивал ряд белых зубов.
Он почувствовал, как кровь похолодела в жилах, однако решил не показывать своего страха. Шагнув навстречу незнакомцу, Мэнсон как можно спокойнее и четче произнес:
— Кто вы? Что это вам вздумалось пугать меня?
Несмотря на то что Мэнсон не мог разглядеть лица этого человека, он буквально ощущал исходившую от него ненависть. Более того, ему даже показалось, хотя особой уверенности не было, что он где-то слышал этот, голос.
— Что ж, и это можешь спросить, дружище. И я отвечу, что хочу забрать твою душу и отдать ее дьяволу. — Незнакомец зловеще засмеялся.
— А я вправе поинтересоваться, чем именно заслужил подобную участь?
Словно кто-то стер с темной маски светлую полоску зубов.
— Сам увел у меня единственную девушку, которую я любил, а теперь еще и спрашиваешь? — прохрипело в ответ.
Мэнсон решил, что парень, видимо, спятил, и потому постарался придать своему тону шутливый оттенок. Сама по себе встреча в подобный час и в подобном месте уже таила угрозу. Сейчас же он осознал, что над ним нависла реальная опасность. «Как убедить этого дурня в том, что он совершает ошибку, как?» Если даже уверенность в собственной невиновности не особенно успокоила его.
— Я вас не знаю. Что же до того, будто я увел у вас девушку, то уверяю вас, я вообще сейчас не встречаюсь с девушками. Вы явно ошибаетесь и принимаете меня за другого.
— Ты только не ври мне. Это все равно не поможет. Ведь ты сегодня виделся с ней.
— С кем?
— С Лорейн Петерс.
«Так вот оно что!» Действительно, в этот вечер Мэнсон спросил одну девушку, как ее зовут. Но ему и в голову не могло прийти, что она стала причиной подобной сцены. Он попытался рассмеяться:
— Да я ее почти не знаю. Только сегодня узнал ее имя. Да и с чего вы взяли, что я понравился ей?
— Понравился. Наслышался я уже разговоров о вас обоих. Только не видать тебе ее — уж об этом я позабочусь.
Мэнсон пытался собраться с мыслями. Ситуация складывалась неприятная.
— Вы все что-то путаете, я ей совсем не нужен.
Долговязый шагнул вперед.
— Не делайте глупостей, сами же убедитесь в моей правоте, только поговорите с ней. Я… — Его голос внезапно упал — в руке мужчины блеснул длинный нож.
Неожиданно оба рванулись друг к другу, словно их дернули за невидимую нить. Нож просвистел над головой Мэнсона. Он машинально взмахнул тростью и попал по руке нападавшего — нож упал на землю, исчезнув где-то в траве под ногами Мэнсона. Трость от удара тоже выскользнула из руки Мэнсона, и он, воспользовавшись моментом, ухватил нападающего за локоть и бросил через плечо. Не дожидаясь пока тот встанет на ноги, Мэнсон бросился бежать, но через несколько секунд удар страшной силы опрокинул его навзничь.
Руки Рутлэнда вцепились ему в горло. Каким-то нечеловеческим усилием Мэнсону удалось разжать их и оттолкнуть эту бешеную гориллу. Но почти тут же схватка возобновилась. Удар тростью, казалось, еще больше взбесил Рутлэнда, словно утроив его силы. Мэнсон же понимал, что постепенно слабеет. Теперь он уже не столько отвечал на удары, сколько пытался высвободиться. Пот градом катился по его лицу, застилая глаза, он боролся из последних сил.
Соперник был неутомим и, как Мэнсон ни старался, сильные руки врага все крепче сжимали его горло. Пальцы шевелились словно щупальца, подрагивали, тянулись друг к другу. Если им удастся сомкнуться, это конец, тогда у него не останется никаких шансов на спасение. Левую руку свела болезненная судорога. Силясь освободиться, он изловчился и нанес коленом резкий удар в пах нападающего. Пальцы долговязого внезапно ослабли, и Мэнсон метнулся в сторону.
Он уже почти вскочил, когда резкий рывок опять свалил его на землю. Темной змеей промелькнула тень от отлетевшей в сторону трости. Должно быть, падая, он ударился головой, потому что на несколько секунд в глазах все померкло, а когда он снова открыл их, то увидел сидящего на нем верхом Рутлэнда. Над головой словно что-то просвистело, потом до него донесся, будто издалека, непонятный писк — оказалось, что это кричал он сам. Сильнейший удар разворотил ему челюсть. Еще удар, и нестерпимая боль, волнами накатываясь на него, поволокла его за собой, куда-то в бездну. Но он все еще пытался отбиться, скорее по инерции, уже плохо понимая происходящее.
