Джеффри Линдсей - Двойник Декстера
— Ничего страшного. Сейчас достану.
Я зашагал через улицу и вошел во двор, где лежал чудесный, бесценный король футбольных мячей. Слегка забирая влево и приближаясь к «хонде», я старался не выказывать лихорадочной жадности, с которой смотрел на машину. Три шага, пять, шесть — и вот оно.
В течение нескольких долгих, исполненных радости секунд я просто стоял и разглядывал «хонду», чувствуя прилив адреналина. Вот он, косо висящий задний габарит, тот самый, который я видел, когда меня застукали. Тот самый, подмигнувший мне, уносясь по Пальметто. Нет никаких сомнений, это та «хонда», которую я искал. В недрах Темной Башни Декстера послышался раскатистый шепот удовлетворения, я ощутил легкую щекотку, начинающуюся в основании позвоночника и медленно ползущую вверх, к шее, а потом расплывающуюся по лицу.
Мы нашли нашего Свидетеля.
И теперь он станет добычей.
Внутри поросшего плесенью и виноградом домика раздались звуки злобной перебранки, и наконец хлопнула входная дверь. Я поспешно отвел глаза от чудесной «хонды» и развернулся, как раз вовремя, чтобы увидеть спину мужчины, который тут же возвратился в дом, чтобы закончить ссору. Я почувствовал легкий трепет — он наверняка меня видел, — но дверь захлопнулась за ним, удача не подвела, мужской голос вновь зазвучал в доме, а женский ответил. Я нашел Свидетеля, а он пребывает в неведении, и это — начало конца. Я быстро зашагал по траве к «хонде», любовно погладил машину и поднял мяч.
Футболисты все еще стояли, сгрудившись кучкой. Я показал им мяч и улыбнулся. Они смотрели на него, как на самодельное взрывное устройство, и не двигались с места. Дети внимательно наблюдали за мной, когда я бросил мяч. Лишь увидев, как он дважды отскочил от земли, один из мальчишек схватил его. Они перебежали в дальний конец парковки, и игра возобновилась с того места, где прервалась.
Я ласково посмотрел на маленький грязный домик и удивился собственному везению. Заросший двор, скверно освещенная улица — идеальное место действия, словно мы собственными руками создали этот безупречный фон для Темного Развлечения. Дом окутан тенями, прячется в них — даже самый придирчивый монстр не потребовал бы лучшей игровой площадки.
Флаги Крепости Декстера затрепетали от радостного предвкушения. Мы искали и нашли, и у нас еще очень много дел и мало времени. Все нужно сделать правильно, должным образом, как оно бывает всегда, как просто обязано быть. А значит, мы вернемся сюда сегодня же — сегодня! — в уютном мраке, чтобы прорубить себе путь к блаженному освобождению и безопасности. Мы устраним этого маленького уродливого сукина сына, который мешает нам достичь полного комфорта. Надоедливая и несвоевременная угроза попала под прицел, и это так же приятно, как видеть Свидетеля привязанным к столу. Скоро все снова будет лучезарно и радужно. Раз, два, три, четыре, пять, я вду искать. Жизнь Декстера опять займет свое место в яркой витрине, на сто процентов поддельная, зато счастливая и по-человечески нормальная. Но сначала — тщательная, хоть и быстрая, предварительная подготовка и пара резких слов от Нашего Спонсора.
Глубокий вдох, чтобы подавить растущее желание и добиться внутреннего равновесия. Дело надо сделать — но правильно. Медленно, осторожно, как бы непреднамеренно, мы отвернулись от стоящей во дворе «хонды» и побежали обратно, туда, откуда пришли. Пора домой, но скоро мы вернемся, очень скоро, как только стемнеет.
Демон придет. С большой буквы «Д».
Потный, но очень довольный Декстер достиг своей улицы, перешел на шаг и вразвалку вошел в дом. Когда я открыл входную дверь и увидел детей, которые сидели на кушетке и радостно громили компьютерных монстров, удовлетворение достигло такого уровня, что его можно было назвать почти счастьем. Эстор подняла глаза — в игре настала очередь Коди — и сказала:
— Мама хочет с тобой поговорить. Она на кухне.
— Чудесно, — произнес я, не покривив душой. Я нашел Свидетеля, побегал с пользой для здоровья, а Рита находилась на кухне и, вероятно, готовила рагу или хотя бы жарила свинину. Разве жизнь не прекрасна?
Как правило, мимолетность счастья намекает на то, что ты на самом деле ничего не понимаешь. В данном случае радость испарилась, как только я вошел на кухню, так как Рита ничего не готовила. Она сидела, согнувшись над огромной грудой бумаг и гроссбухов, занимавших большую часть кухонного стола, и что-то писала в блокноте. Она подняла голову, когда я разочарованно остановился на пороге.
— Ты весь потный, — заметила она.
— Я бегал, — объяснил я. В том, как она смотрела на меня, крылся некий намек, который я не мог разгадать, и вдобавок на лице у Риты появилось выражение облегчения, ничуть не менее странное.
— А… — произнесла она. — Правда бегал?
Я вытер лицо рукой и показал ладонь, чтобы Рита увидела пот.
— Правда бегал. А ты что подумала?
Рита покачала головой и махнула в сторону груды бумаг на столе.
— Я не… у меня дела, — начала она. — На работе столько… а теперь надо… — Она поджала губы и нахмурилась. — Господи, ты весь… не садись никуда, пока не… Черт.
Лежавший на столе мобильник зазвонил. Рита схватила его.
— Можешь заказать пиццу? Да, я слушаю, — сказала она в трубку, отворачиваясь.
Я наблюдал за ней, пока она перечисляла собеседнику какие-то цифры, а потом развернулся и унес в ванную несбывшиеся надежды на настоящий ужин. Мое естество тщетно тосковало по домашней пище, и пицца оказалась бы своего рода горькой пилюлей. Но, приняв душ, я решил, что все это просто мелочи. В конце концов, сегодня мне предстояло сделать Дело. Дело, по сравнению с которым даже Ритины отбивные являлись мелочью. Я включил горячую воду и смыл с себя пот, а потом постоял под холодным душем, чувствуя, как прохладная вода катится по шее и оживает ледяная радость. Вечером я намеревался выйти не только по необходимости, но и ради подлинного удовольствия — редкое сочетание! Чтобы его добиться, я готов был неделю питаться падалью.
Я бодро вытерся, оделся, заказал пиццу, а в ожидании доставки зашел в кабинет и приготовился к вечернему мероприятию. Все необходимое с легкостью помещалось в маленькую сумку, и за полчаса, пока не принесли пиццу, я успел сложить вещи, а потом переложить, просто на всякий случай. Рита занималась работой, и на кухонном столе громоздились бумаги. Поэтому, к огромному восторгу детей, я поставил пиццу на кофейный столик перед телевизором. Коди и Эстор, конечно, пицца понравилась, и Лили-Энн тоже заразилась общим настроением. Она радостно подпрыгивала на высоком стульчике и разбрасывала морковное пюре в разные стороны, выказывая несомненную ловкость и силу.
Я жевал пиццу и, к счастью, почти не чувствовал вкуса, поскольку темное воображение уже унесло меня далеко — в маленький домик на убогой улице. Коснуться то кончиком ножа, то лезвием, работать медленно и аккуратно, подходя к блаженной кульминации, когда Свидетель начнет метаться в путах и я увижу в его глазах умирающую надежду, рывки ослабнут, и наконец, в очаровательно долгую последнюю минуту…
Я видел это, буквально чувствовал, слышал поскрипывание скотча. Вдруг голод отступил, и пицца показалась мне картонной, а радостное жевание детей превратилось в неприятный искусственный шум. Я понял, что больше не могу ждать возвращения к реальности, ожидающей в маленьком домике. Я встал и уронил недоеденный кусок пиццы в коробку.
— Мне нужно кое-куда сходить, — сказали мы, и при ледяном звуке нашего голоса Коди резко вскинул голову, а Эстор застыла с разинутым ртом, полным пиццы.
— Куда ты идешь? — негромко спросила она. Глаза у нее оказались широко раскрытыми и полными нетерпения: она не знала «куда», но по нашему ледяному тону прекрасно поняла «зачем».
Мы оскалились, и она моргнула.
— Скажи маме, что у меня кое-какие дела, — попросили мы.
Эстор и Коди уставились на нас, почти обезумев от страстного желания. Лили-Энн издала короткое резкое «па!», которое мгновенно проникло под темный капюшон. Но издалека наплывала музыка, она призывала дирижера и не оставляла иного выбора, кроме как поднять палочку и взойти на возвышение.
— Позаботься о сестре, — велели мы, и Эстор кивнула.
— Ладно, — ответила она. — Слушай, Декстер…
— Я вернусь, — сказали мы, взяли сумку с игрушками и вышли в теплую, манящую ночь.
Глава 15
Уже совсем стемнело, и первая же волна холодного ночного воздуха, ворвавшаяся в легкие, пронеслась по венам и назвала мое имя рокочущим, призывным шепотом, понуждая броситься в ласковую мглу. Мы поспешили к машине, чтобы устремиться навстречу счастью. Но как только мы открыли дверцу и поставили одну ногу внутрь, какая-то мелочная, тревожная мыслишка ухватила нас за полы, заставляя остановиться; что-то было не так, и радостная несгибаемая целеустремленность сползла с наших плеч на тротуар, как сброшенная змеиная шкура.