Дмитрий Сафонов - Башня
– Да, товарищ министр. Мы уже вошли. Так точно, вывели одну женщину… – он помедлил, раздумывая, стоит ли говорить о том, что она была с собачкой. Глупость, разумеется. Собачка в зачет спасенных не шла. – И двух охранников Башни. Сейчас бригады проникают на нижние этажи и эвакуируют жильцов. Что? Так точно, впереди идут штурмовые группы, но они пока никого не видят. Нет, похоже, это не теракт… Конечно, я не поручусь, но пока…
Стоявший рядом мужчина в милицейском кителе с погонами полковника на плечах неодобрительно усмехнулся, словно хотел сказать: «Это еще неизвестно. Сначала надо прочесать все здание».
– Да! Так точно! Новые экипажи прибывают постоянно, и я руковожу их действиями. Что? Что?! Товарищ министр, не слышу вас…
Сначала послышался угрожающий хруст. Это было похоже на то, как если бы кто-то мял гигантский кусок целлофана. Хруст начался на высокой ноте, затем стал гораздо ниже и громче. Он продолжался секунд десять, не больше, но все люди, собравшиеся на проспекте маршала Жукова, поняли, откуда он исходит. От стен Башни – широким тугим фронтом звука.
Милицейский полковник сморщился, словно жевал лимон, и, перекрикивая шум, обратился к человеку в форме МЧС:
– Что это?
Тот не ответил.
Вторая волна, докатившаяся до них вслед за хрустом, была еще более угрожающей. Гул… Низкий, утробный гул, едва различимый ухом, но хорошо ощущавшийся всем телом.
Полковник почувствовал, как его внутренности подпрыгивают в животе, будто в миксере.
Расширившимися от ужаса глазами он смотрел, как трещина в асфальте, начинаясь от стен Башни, извивается, словно гигантская змея, и быстро ползет прямо к ним.
– Да… – слова, которые он произнес после «да», никогда не печатают в официальных протоколах, но они и так потонули в гуле.
Человек в форме МЧС застыл с телефонной трубкой в руке. Он не отрываясь смотрел, как панели, которыми было облицовано здание, лопаются и разлетаются от Башни, будто капли масла от раскаленной сковородки.
Один здоровый кусок, искрясь и переливаясь в лучах закатного солнца, летел прямо на них. Человек инстинктивно выставил ладонь, словно это был маленький камушек, песчинка, норовящая залететь прямо в глаз. Она наплывала, будто в замедленном кино; переворачивалась в воздухе, рассекая гудящий воздух острыми гранями и углами.
Человек воскликнул что-то неразборчивое и бросился на асфальт. Он машинально прикрыл голову руками, но телефонную трубку так и не выпустил: профессиональный инстинкт оказался сильнее страха и замешательства.
Раздался свист – такой сильный, будто кто-то свистел ему прямо в ухо, – и потом тяжелый удар. «Ленд-Ровер» вздрогнул и покачнулся на рессорах.
Толпа, собравшаяся перед зданием, быстро редела. Праздные зеваки со всех ног неслись кто куда. ОМОН, стоявший в оцеплении на расстоянии пятисот метров от здания, расступился, пропуская беглецов и подбадривая их вялым матом.
Человек в форме МЧС вскочил с асфальта и забежал за машину, надеясь, что «Ленд-Ровер» послужит надежным укрытием. Но то, что он увидел, рассеяло и эту последнюю надежду. Из дыры в капоте торчал острый угол облицовочной панели, и человек лихорадочно пытался сообразить, поврежден двигатель или нет. Смогут ли они убраться отсюда на колесах или придется бежать, как и всем остальным?
Держась рукой за машину, брел, покачиваясь, мужчина в полковничьем мундире. Он тихо бормотал что-то под нос и время от времени громко втягивал воздух уголками рта. Правую руку он прижимал ко лбу, и между пальцев бежали быстрые струйки крови. Кровь заливала ему лицо, и тогда он стряхивал ее левой. Это помогало, но ненадолго.
– Помоги мне! Помоги, я ничего не вижу! – это казалось странным, но он не кричал. Он даже не повысил голос, продолжал говорить спокойно и размеренно, и если не смотреть на него, то создавалось впечатление, что с ним все в порядке.
Человек в форме МЧС выглянул из-за капота и посмотрел на Башню. Гул постепенно стихал, и он, улучив момент, выбежал из-за машины и схватил полковника за руку, как ребенка, почувствовав липкое и горячее прикосновение окровавленной ладони. Милиционер с благодарностью сжал ему руку.
– Уведи меня отсюда. Я ничего не вижу… – Он бы мог и не объяснять. Спасатель видел, как лоскут кожи, прижимаемый полковником ко лбу, дрожит и смещается от каждого его слова. На мгновение спасателю показалось, что если сейчас полковник дернется, то снимет с себя скальп, словно лыжную шапочку.
– Иди… Иди садись… – Он распахнул перед ним пассажирскую дверцу и положил его руку на сиденье. – Давай залезай…
Милиционер тыкался в дверной проем, как слепой щенок, но при этом все его действия были четкими и правильными. «По существу», – отметил про себя спасатель.
Полковник нащупал сиденье, обвел ладонью дверной проем и, найдя ручку, торчавшую из панели перед пассажирским местом, крепко ухватился за нее. Затем подтянул начавшее полнеть тело и забросил его на сиденье. Спасатель бережно обхватил ноги полковника и поставил их на пол машины.
– Сейчас. Сейчас уедем. Потерпи, все нормально.
Он усадил коллегу (коллегу? они не были коллегами до этого момента, но случившееся сделало их товарищами по несчастью) в машину и побежал вокруг капота, торопясь занять водительское кресло.
Он запрыгнул на сиденье и потянулся к ключу, вставленному в замок зажигания. На какую-то долю секунды он подумал, что что-то не так, и почти сразу понял, что именно, – кусок панели, торчавший из капота. Как зачарованный, он уставился на этот кусок, переливающийся нежными оттенками синего и зеленого.
«Это действительно происходит или мне только кажется?» – подумал он, поворачивая ключ. Двигатель отозвался скрежетанием стартера, и… стих. «Труба…» Он с тоской снова посмотрел на Башню и уже не мог отвести глаз.
Стекло в одном из окон на девятом этаже – как раз над главным входом – разбежалось трещинами, которые увеличивались с каждой секундой, и он увидел, что за стеклом есть нечто, гораздо более плотное, чем воздух.
Сначала показалась одна вялая струйка, лениво стекающая вниз, но уже через мгновение струйка превратилась в мощную струю, бьющую горизонтально вбок. Потом стекло лопнуло – это выглядело, как в одном из боевиков Джона Ву, когда пуля попадает в большой аквариум, – и из квартиры хлынул поток воды. Промелькнули белые комки простынь, потом показалась тумбочка, а потом…
Это было самое страшное. На это не стоило смотреть, но он никак не мог отвести глаз – показалась фигурка человека, смешно дрыгающая в падении руками и ногами. Он был человеком еще несколько секунд, до тех пор, пока летел к серому раскаленному асфальту, а потом…
Его просто расплескало, как воду, что летела вместе с ним, и брызги разнесли далеко в стороны кровь и серую кашицу, вывалившуюся из расколотого черепа.
Гул постепенно стихал, переходя в громкое шипение.
Со стороны Башни наступали гигантские клубы пыли. Сразу стало темно; эта темнота накрывала их, как толстым ватным одеялом. Спасатель всем телом ощущал движение густого, словно кисель, воздуха. Теперь он видел только верхнюю половину Башни: нижние этажи были скрыты пыльной завесой.
– Ну, чего ты тянешь? Заводи! – спокойно сказал полковник. Наверное, это была его обычная реакция на стрессовые ситуации – голос становился спокойным и чуть-чуть ленивым. – Если не поедешь, я выйду и поймаю такси.
Его слова точно разбудили спасателя. Он еще раз повернул ключ, и двигатель загромыхал, как корыто, по дну которого перекатывались ржавые гайки. Он выжал сцепление и воткнул сразу вторую передачу. «Ленд-Ровер» дернулся и, содрогаясь, пополз вперед.
Надежная техника не подвела и на этот раз. Машина довезла их прямо до оцепления ОМОНа и там, словно понимая, что свою задачу она уже выполнила, остановилась, окутанная клубами едкого пара.
Наступила такая тишина, что он слышал, как потрескивает остывающий двигатель и что-то шипит, попадая на раскаленный металл.
Спасатель высунулся из двери и крикнул:
– «Скорую»! Срочно!
Подбежавшие бойцы вытащили полковника из машины. Милиционер слабеющим голосом просипел:
– Надеюсь, к следующему разу ты научишься ездить немного быстрее… – Потом голова его запрокинулась, правая рука, закрывавшая рану на лбу, упала, и темная, со сгустками, кровь полилась на мундир.
Спасатель залез на капот – теперь «ЛендРовер» был просто бесполезной грудой металла – и вглядывался в Башню. Он знал, что пройдет минут десять-пятнадцать… Может быть, больше… Пыль осядет, и он увидит… Что увидит?
Он почти не сомневался, что увидит пустоту – от одной стены до другой. Мертвый остов с зияющими глазницами огромных окон.
Но Башня пока еще стояла, уставившись острым шпилем в московское небо.
Небо, напоминающее чад на кухне.
Пятью минутами раньше Марина сидела в комнате и наблюдала происходящее как бы со стороны, глазами центральных телеканалов.
