Лес - Тюльбашева Светлана
За окном мелькнула табличка. Машин стало совсем много, появились светофоры, высокие дома, по тротуарам шли люди. Они приехали.
Самым классным местом в городе был торговый центр. Там были разноцветные витрины, ярко одетые люди, киоски с едой, лотки с мороженым и особый запах, который Гриша называл запахом города. Он был в полном восторге, как всегда по приезде в город, но старался по сторонам особо не глазеть — Анка-то, наверное, у себя в Москве каждый день бывает в таких местах.
— Два билета на «Мой сосед — инопланетянин — 3», — сказала мама Анки и мгновенно заплатила.
Гриша вдруг понял, что у него совсем нет денег и что весь план может разрушиться, когда они не смогут заплатить за билеты на автобус, но мама дала Анке немного денег и сказала, что это на всякий случай.
Фильм начинался через пятнадцать минут, мама купила им большое ведро попкорна, проводила их ко входу в зал, поцеловала дочь и сказала, что пробежится по магазинам и встретит их через полтора часа у того же входа.
— Врет, не пойдет она в магазины, она пойдет в ресторан пьянствовать, как обычно, — сказала Анка шепотом, провожая маму взглядом.
Гриша ел попкорн горстями. Он раньше его не пробовал, оказалось, это невероятно вкусная, сладкая, хрустящая штука.
— Ясное дело, — сказал он, набирая еще горсть попкорна.
— Вы заходите? — спросил билетер. — Давайте билеты.
Хотелось заглянуть в зал хотя бы на минуту — посмотреть, как там все выглядит, но Анка взяла его за руку и уверенно сказала билетеру:
— Мы в туалет, сейчас вернемся.
Они быстро пошли к выходу из кинотеатра.
— Туалет дальше по коридору, эй, вы куда? — крикнул вслед билетер, но ребята сделали вид, что его не услышали.
Они ехали вниз на эскалаторе, озираясь, нет ли поблизости Анкиной мамы. Ее нигде не было, видимо, она и впрямь пошла в ресторан пьянствовать. Ребята спустились на первый этаж и побежали по длинному коридору торгового центра мимо разноцветных витрин. Попкорн рассыпался, к концу пробежки его осталась от силы половина, Гриша сказал себе не расстраиваться, ведь главное, что им удалось сбежать из торгового центра, но все равно немного расстроился.
На улице Анка смело подошла к ближайшей тетушке, стоявшей на остановке автобусов с кучей пакетов в руках, и спросила, как добраться до автобусной станции. Тетка многословно объяснила, что до станции можно дойти пешком вверх по улице, и ребята пошли, на ходу зачерпывая попкорн из полупустого ведерка и отправляя его в рот. Это была лучшая еда в мире, Гриша снова расстроился, что половина ведерка рассыпалась.
Станция была близко — небольшое каменное здание, вдоль которого стояли автобусы. На переднем стекле каждого автобуса была табличка с кучей слов, Анка объяснила, что это названия мест, в которые идет автобус. Гриша не успел прочитать табличку первого автобуса, когда Анка уже сказала: «В Туезерск не идет» — и перешла ко второму. Третий автобус шел в нужном направлении.
— Нам сюда, — сказала Анка и зашла внутрь, Гриша зашел следом.
— Ребят, вы одни едете? Где ваши родители? — спросил водитель.
— Вон наша мама, а в Туезерске нас встретит бабушка, — сказала Анка и помахала рукой какой-то женщине на улице. Женщина удивленно на них посмотрела.
— Тогда с вас сто рублей, — сказал водитель.
Гриша поразился, как дорого, оказывается, ездить на автобусе. Ребята прошли в конец автобуса и сели на задние места.
— Получилось! — сказала Анка.
— Ура!
3
Совсем рядом орали голоса, за окном лаяла собака. Была ночь. Я не сразу поняла, где нахожусь, поняла только, что лежу на чем-то мягком и мокром. Левая нога свешивалась с кровати, упираясь в железный холодный край. Во рту пересохло, очень хотелось пить, болела голова. В спину упиралась Лика, практически выдавив меня с кровати. Я потрясла ее за плечо. Она не шевелилась, дыхание было еле слышным.
Дом, Олег, «Нива», застрявшая в грязи... Я села на край кровати и сразу же сползла на пол. Голоса орали, я попыталась сконцентрироваться, напряжение отдавалось болью. В доме кто-то есть. В комнате было совсем темно, внизу двери горела узкая полоска света. Почти на ощупь я пошла на полоску и открыла дверь. Электрический свет ударил в глаза, я посмотрела на лампочку без плафона, висевшую на потолке, и рой черных мух вокруг нее. В небольшой комнате стояла узкая кровать с желтоватой простыней, рядом коричневая тумбочка, под ее ножкой лежала свернутая в несколько раз серая бумажка.
Голоса приблизились, я услышала женский смех. Я по стенке дошла до следующей двери и открыла ее. В маленькой темной комнате при свете настольной лампы разглядывал журнал мальчик лет пяти на вид; увидев меня, он подскочил, сделал резкий громкий вдох, сел и забился в угол кровати, настороженно глядя на меня большими глазами.
— Извини, — сказала я, голос был неожиданно хриплым.
Мальчик продолжал смотреть своими огромными глазами, не произнося ни слова. К груди он зачем-то прижимал журнал, будто я могла его отнять.
— Дверью ошиблась.
Я вышла из комнаты слишком быстро и чуть не потеряла равновесие, в последний момент ухватившись за дверь. Она покачнулась, я чуть не упала. Прислонилась к стене и подышала. Пошла ко второй двери. За ней оказалась кухня. Воздух на кухне был настолько задымленным, будто в доме пожар, я сделала вдох горького мутного воздуха и чуть не задохнулась.
За столом сидели трое: краснолицый Олег, бородатый мужик в тельняшке и толстая тетка бомжатского вида, возраст которой было понять сложно. На тарелке остались крошки какой-то закуски, стояла наполовину полная бутылка водки. Олег курил, тетка уже слегка качалась, было видно, что она вдрызг пьяна. Мужик в тельняшке смотрел перед собой.
— О, какие люди, — расплылся в улыбке Олег.
Так и он пьян.
— Проходи, садись, мы тут отмечаем ваше спасение. Рассказал мужикам...
— И даме! — вклинилась тетка.
— И даме, как я вам сегодня жизнь спас. Не поверили, пришлось идти вас показывать, свет включать, все равно не поверили, думают, сами вы ко мне пришли, видимо, не верят, так? Так? — Олег ударил рукой по столу, водка подскочила и проехалась.
Мужик в тельняшке остановил бутылку прежде, чем она успела свалиться.
— Тихо ты, не ори. Верим мы тебе, верим.
Собака за окном все надрывалась, голова раскалывалась.
— А есть вода? — хрипло спросила я.
— Водка есть, — заулыбался Олег.
Я подошла к раковине, в которой валялась гора грязной посуды. Открыла кран, вода не полилась. Нашла чайник, потрогала рукой — холодный. Стакана рядом не было, по крайней мере чистого, и я прижалась губами к носику чайника и влила в себя остатки воды. Господи, вот это притон. Нужно как-то продержаться ночь, завтра утром найду кого-нибудь с машиной и попрошу нас отвезти в больницу. В город.
К лающей собаке за окном присоединился какой-то ребенок и начал громко кричать. Голова заболела еще сильнее, перед глазами плыли красные пятна.
Нужно выйти на улицу подышать свежим воздухом немного и пойти спать. А утром все будет уже хорошо. Главное, что мы больше не в лесу, мы спасены, теперь все будет хорошо. Я попыталась обрадоваться, но сил не было совсем. Может, не осталось больше никакой радости, одна только головная боль. Я представила свою кухню с желтыми обоями в цветочек, диван с пледом на нем. Чайник со свистком на плите. Что, если я окажусь там и пойму, что даже там больше не испытываю радости? Что, если ничего уже не будет хорошо, никогда?
— Ты чего там торчишь, водку будешь? — зычно сказал Олег.
Я обернулась, он налил всем еще по одной.
— Нет, спасибо, я пас, — улыбнулась я.
— В смысле? Я те жизнь спас, а ты выпить со мной отказываешься?
— У меня голова болит очень, извините. Может, завтра.
Олег стал еще краснее, и его лицо стало еще омерзительнее.
— Ты с хозяином дома выпить отказываешься? Послушай меня, не знаю, как у вас в Москве, а у нас такое называется хамством. Хамка ты, обнаглела, я ей жизнь спас, а она со мной выпить отказывается, прикиньте. — Олег обернулся, ища сочувствия у товарищей.
