Каникулы - Ирина Анатольевна Кавинская
– Рая! – рявкнул Чан Мин.
Мне пришлось поднять глаза. Последняя надежда улетучилась, когда я увидела его усмешку. Чан Мин сделал жест рукой, приглашая меня подняться. Тяжелый вздох.
– Я выбрал тебя, девушку, потому что приемы, которые я покажу сегодня, могут пригодиться в первую очередь вам. В наше время на улицах полно отморозков.
Он подмигнул мне. «Да, таких как ты!» – ответила я, но только мысленно, и молча последовала за ним.
На поляне перед всеми Чан Мин встал напротив меня и схватил за плечи. Он объяснял, что если противник схватил вас так, то, чтобы освободиться, нужно с силой выбросить руки снизу вверх, отталкивая его.
Он рассказывал долго, как будто стараясь разъяснить в подробностях каждую деталь позиции и движения, чтобы было понятно даже далеким от единоборств зрителям, и все это время сжимал мои плечи с такой силой, что у меня чуть искры из глаз не летели. Он давил пальцами куда-то между плечевыми костями, вминая мышцы. Я стискивала зубы, чтобы не закричать, а он давил сильнее.
Стоит ли говорить, что, когда мне представилась возможность наконец выполнить само движение самообороны, я и рук-то не чувствовала. Сколько ни пыталась сделать рывок, достаточный для того, чтобы оттолкнуть его, ничего не выходило. Руки болтались, словно плети, и отказывались слушаться. Даже злость, закипевшая внутри, не помогала собраться с силами. Я была похожа на карликовую собачку, обозлившуюся на бульдога. Нет, на волкодава.
Один за другим показывал Чан Мин приемы. Его глаза налились кровью, мышцы вздыбились, он дышал прерывисто и часто и, хотя продолжал делать вид, что во всех подробностях раскрывает нам – неумехам – техники боя, на самом деле хотел только одного – помучить меня.
Захваты рук, от которых у меня темнело в глазах, толчки, заставлявшие сгибаться пополам, подсечки, после которых я мешком валилась на землю, – все было настоящим. Он повторял каждый прием по нескольку раз, и чем хуже у меня получалось, тем больше было повторов. Похоже, он знал какие-то особые болевые точки на теле – без заметных усилий ему удавалось заставить меня едва ли не выть от боли.
Не знаю, понял ли кто-то из зрителей, что на самом деле происходило, но никто даже не пошевелился. Мой затуманенный от боли взгляд раз за разом выхватывал лицо Ю Джона. Он выглядел спокойным. Холодные отстраненные черты.
«У тебя здесь нет друзей, – шепнул внутренний голос. – Только враги».
Чан Мин сделал подсечку, и я, поскользнувшись на мокрой траве, неловко завалилась на бок, расцарапав руку о камень. Это меня и спасло. Кровь, выступившая на ладони, наконец заставила Джи Хе прекратить «мастер-класс». Точнее, она предложила Чан Мину выбрать нового ассистента, а меня отправила в медпункт. Услышав об этом, Чан Мин аж затрясся от злости, но перечить не стал. Я поскорее поднялась и, пользуясь моментом, поспешила сбежать.
Все тело ныло, но времени на то, чтобы жалеть себя, не было: я рассчитывала успеть заскочить на продуктовый склад, пока все на поляне. Мои запасы рамена нужно было пополнить, иначе я рисковала уже в скором времени остаться совсем без еды. До сих пор я несколько раз бывала на складе, когда помогала Да Вун на кухне, но так и не нашла, где лежат консервы и лапша. Зато я точно знала, где искать не стоило, – большинство полок и шкафчиков я проверила еще в прошлый раз.
Зажав рану на ладони рукавом толстовки, я обшаривала оставшиеся полки. Пришлось встать на табуретку, чтобы достать до самого верха. Да! Так и есть, они здесь, под самым потолком. Я натолкала рамена за пазуху и, соскочив с табуретки, бросилась прочь.
«Мастер-класс» на поляне продолжался: выглянув из-за угла дома, я заметила, как Чан Мин отрабатывал «защитные техники» с Тэк Бомом. Незаметно прошмыгнув мимо, я спрятала добычу в комнате, затолкав в свой чемодан. Теперь пора в медпункт.
Я двигалась через двор быстро и бесшумно – ни дать ни взять ниндзя. Рукав перепачкался кровью, тело болело от каждого движения, но я чувствовала прилив сил: удачное посещение склада воодушевило меня. «Я могу их обмануть, могу опередить!» – думала я, распахивая дверь медпункта.
От неожиданности я едва не вскрикнула. Су А продолжала сидеть все в той же позе, мертвенно-бледная и отстраненная. Но она была не одна. Рядом с кушеткой стояла женщина. Одетая в нечто блеклое и мешковатое, с растрепанными седыми волосами и полным отсутствием макияжа, она выглядела давно махнувшей на себя рукой. О том, что она еще не старая, говорила гладкая кожа и заметная даже под ворохом линялых тряпок грациозная фигура. Она была красивой еще совсем недавно: длинная, как у балерины, шея, тонкие изящные руки. Она и сейчас могла бы быть настоящей красавицей, но… Тусклые полуприкрытые глаза заметно прибавляли ей возраста.
Это оказалась мать Су А. Я поприветствовала ее почтительно, как принято, знакомясь со старшими, но она, кажется, не обратила бы внимания, даже если бы я вместо вежливого поклона попросту кивнула ей. Она поздоровалась в ответ, но голос ее прозвучал механически и с каким-то надрывом, как расстроенное пианино.
– Вы заберете Су А домой? – спросила я.
Женщина кивнула.
– Джи Хе рассказала вам, что случилось?
Женщина покачала головой:
– Она не знает правды, – голос ее дрогнул. – Она не верит в то, что моей дочери уготована судьба Ри Ю.
– Ри Ю? Кто это? – спросила я.
– Она мечтала стать омоним, но Он, – она произнесла это с подобострастием, – отверг ее. Ри Ю воткнула иглы в мой порог и сказала, что, заняв ее место, я рожу дочь для той же судьбы.
«Омоним» – это слово корейцы используют для почтительного обращения к матери. Но эта женщина, похоже, вкладывала в него какое-то другое, особое, значение. Она говорила, как будто бредила, – отрывисто, без эмоций. И не смотрела мне в глаза. Вообще не смотрела на меня. Она казалась ожившей восковой куклой: блеклая желтая кожа и механические шарнирные движения. Я не знала, что ответить ей, но она и не ждала ответа.
– В Нем так много жизни… – вдруг зашептала она. – Так много жизни! Сейчас еще больше, чем тогда. Но рядом с жизнью всегда – помни, всегда – ходит смерть. Они неразлучны. Ри Ю говорила мне, а я смеялась, глядя
