Томас Харрис - Черное воскресенье
— Спит? — осведомился Корли.
— Ванну принимает, — с набитым ртом ответил Мошевский.
— С добрым утром, — сказала девочка.
— С добрым утром. И когда закончит?
— Да сразу, как только сиделка отскребет щеткой всю грязь, — засмеялась девочка. — Это так щекотно! Вас когда-нибудь мыла сиделка?
— Не случалось. Мошевский, поторопите их, я должен...
— Не желаете ли кусочек гамбургера? — спросила девочка. — Это мы с мистером Мошевским посылали за едой. А то здесь все такое противное. А мистер Мошевский не дал мистеру Кабакову гамбургера, и поэтому мистер Кабаков сказал ему много разных плохих слов.
— Понятно. — Корли кивнул, кусая ноготь большого пальца.
— А я тоже обожглась, как мистер Кабаков!
— Очень жаль. Надо быть внимательнее.
Девочка потянулась рукой к кульку на коленях Мошевского, вынула горстку жареного картофеля и захрустела им. Корли нетерпеливо приоткрыл дверь палаты, просунул голову внутрь, что-то коротко сказал сиделке, потом снова затворил дверь, бормоча:
— Посмотрим, как она мигом...
— Я хотела приготовить обед и опрокинула на себя кастрюлю горячей воды, — гордо объявила девочка.
— Прошу прощенья?..
— Я говорю, стряпала и обожглась кипятком.
— О, я тебе очень сочувствую.
— Я рассказала об этом мистеру Кабакову, и знаете, оказалось, что с ним приключилась та же история. А я сказала ему, что больше всего несчастных случаев происходит на кухне.
— Мистер Кабаков? Ты с ним говорила?
— Ну, конечно. Мы смотрели из его окна на улицу, как там играли в софтбол. Оттуда видно площадку, которая перед школой, там ребята играют каждое утро. А из моего окна видны одни кирпичи, там такая стена, близко-близко. Еще он знает столько смешных вещей, хотите я вам какую-нибудь из них расскажу?
— Благодарю, не стоит. Он сам мне уже рассказывал.
— А у меня тоже есть такой тент над кроватью, как у мистера Кабакова, и я...
Дверь распахнулась, и в коридор вышла сиделка с мокрым полотенцем в руках.
— Милости прошу.
— Спасибо, — сказала девочка.
— Погоди-ка, Дотти, — пробасил Мошевский. — Останься пока со мной. Мы ведь еще не расправились с этими чипсами.
— Это не чипсы, а французская картошка, — поправила его Дотти.
Кабаков сидел в постели, привалившись к подушкам.
— С легким паром. Ну-с, наконец-то можно вернуться к нашим баранам. Мы получили ордер и произвели обыск на «Летиции». Яхту видели три члена экипажа, но никто из них якобы не запомнил ее номера. Мы соскоблили немного краски с того места, где она царапнула борт сухогруза. Уже отправили на анализ.
Кабаков сделал нетерпеливый жест, пытаясь вставить что-то свое, но Корли, не обращая на него внимания, продолжал:
— Наши специалисты беседовали с оператором, который сидел той ночью за пультом радиолокатора и пришли к выводу, что корпус яхты деревянный. Кроме того, мы знаем, что она весьма быстроходна. Судя по описанию звука мотора, можно предположить, что на ней установлены двигатели с турбонаддувом. Короче, типичная посудина контрабандистов. Рано или поздно мы ее найдем. Ведь на какой-то верфи ее строили, причем неплохо, и где-то она стоит на приколе.
— А что нового об американце?
— Ничего. В этой стране, смею заметить, полным-полно американцев. Сейчас работаем с командой сухогруза, пытаемся составить словесный портрет человека, который был на «Летиции», а потом смылся на яхте. Но дело продвигается туго. Матросы не знают стандартов, принятых в полиции для описания внешности, от них трудно добиться вразумительного ответа. «Глаза, говорят, как свинячья задница». Черт их разберет, что они имеют в виду. Я пришлю вам окончательный протокол, а вы попробуете вспомнить все о той женщине в Бейруте. Лаборатория колдует над статуэткой.
Кабаков кивнул.
— Так, теперь дальше. Я заказал санитарную машину на одиннадцать. В одиннадцать тридцать тронемся на военно-морскую авиабазу в Ла-Гардиа...
— Мистер Корли, мне бы хотелось поговорить с вами. Могу предложить другой вариант, — с порога обратилась к нему Рэйчел. Она была облачена в крахмально шуршащий, идеально чистый халат и держала в руках рентгеновские снимки и медицинскую карту Кабакова.
Корли досадливо поморщился. Кабаков опередил его возражения.
— Я давно уже мог бы находиться в израильском консульстве, — веско сказал он. — Там вы не добрались бы до меня так легко. Но ведь мы оба стремимся к сотрудничеству, так что давайте-ка, Корли, послушаем, что предлагает доктор Боумен.
Через полчаса Корли отправился к директору госпиталя. Тот вызвал к себе чиновника, отвечавшего за информацию для родственников пациентов и связи с внешним миром. Чиновник собирался пораньше улизнуть с работы перед уик-эндом, но ему пришлось задержаться, чтобы составить меморандум для радио и газет, отдать его дежурному у телефона и сделать запись в журнале состояния больных.
Около полудня позвонили с телевидения, запрашивая для шестичасового выпуска новостей сведения о жертвах и пострадавших в несчастных случаях. Дежурный, сверившись с меморандумом, сообщил телевизионщикам, что мистер Кэбов переведен в госпиталь Брук-Арми. Однако день оказался насыщен более интересными событиями, и эту информацию не пустили в эфир.
Всегда дотошная «Нью-Йорк Таймс»все-таки напечатала краткое сообщение о новом местонахождении раненого мистера Кэбова. Звонок из газеты оказался последним, и чуть позже меморандум отправился в мусорную корзину. Но вечерний выпуск «Таймс» поступил в продажу только в пол-одиннадцатого, когда было слишком поздно: Далиа уже находилась в пути.
Глава 12
Прогрохотав по мосту через Ист-Ривер, экспресс остановился у платформы Бороу-Холл, расположенной неподалеку от госпиталя Лонг-Айлендского колледжа. С поезда сошли одиннадцать ночных сиделок, заступающих на смену в полдвенадцатого, и поднялись по лестнице на улицу. Здесь их стало на одну больше. Оглядываясь по сторонам, они неплотной гурьбой двинулись по темному Бруклину. На улице было безлюдно, если не считать какого-то пьянчужки, маячившего в отдалении. Медсестры при его приближении уже за 25 ярдов до него стали крепче прижимать сумочки под мышками. Пьяница остановился и осоловело наблюдал за странной процессией, пока вся она не миновала его, оставив в воздухе шлейф ароматов мяты и всевозможных шампуней, которые, впрочем, оный господин был не в состоянии оценить, поскольку сам благоухал гораздо интенсивнее.
Показалось здание госпиталя. Свет в большинстве окон уже не горел. Где-то коротко взвыла сирена «скорой помощи», потом снова, на этот раз ближе.
— Ну, вот, сразу и за дело, — вздохнула смиренно одна из ночных сестер.
Охранник, сдерживая зевоту, открыл стеклянную дверь.
— Леди, прошу предъявить служебные удостоверения.
Леди начали недовольно рыться в сумочках в поисках пропусков штатных медсестер. Им редко приходилось сталкиваться со специальными мерами безопасности — обычно хватало бело-зеленых персональных карточек, носимых на груди, которые выдавал практикующим сиделкам университет штата Нью-Йорк.
Охранник скользнул взглядом по приготовленным документам, по лицам медсестер, но не внимательно, а так, словно собирался считать их по головам, потом, видно, махнул Рукой, и девушки рассеялись по холлу, исчезая в коридорах госпиталя в направлении своих постов. Одна из них поднялась этажом выше и свернула в дамскую комнату напротив грузового лифта. Как она и ожидала, в комнате оказалось пусто и темно.
Девушка щелкнула выключателем и подошла к зеркалу. Светлый парик сидел на голове безупречно, а обесцвеченные брови оправдывали потраченные на них усилия. Подушечки за щеками, округлившие лицо, и очки в модной оправе настолько изменили его пропорции, что признать в девушке Далию Айад было крайне сложно.
Повесив верхнюю одежду в шкафчик, она достала из внутреннего кармана пальто миниатюрный поднос и поставила на него две склянки, стаканчик с пилюлями, положила термометр, набор пластмассовых отмычек и накрыла все это салфеткой. Поднос, разумеется, предназначался для отвода глаз, а самая важная деталь снаряжения находилась в кармане форменного халата — там лежал шприц для подкожных инъекций, наполненный раствором хлористого калия в дозе, достаточной для того, чтобы вызвать остановку сердца быка.
Прикрепив заколками к волосам накрахмаленную белую шапочку, Далиа напоследок еще раз оценивающе взглянула на себя в зеркало. Мешковатый покрой костюма медицинской сестры не позволял постороннему судить о ее фигуре и, кроме того, скрывал плоский автоматический пистолет «беретта», засунутый за колготки. Осмотр удовлетворил Далию.
Шаги гулко разносились по пустынному коридору первого этажа, куда выходили двери административных кабинетов. Электрическое освещение из экономии было оставлено минимальное. Далиа шла вдоль дверей, всматриваясь в таблички. Бухгалтерия, архив, а вот и то, что она искала — отдел регистратуры с полукруглым справочным окошком.
