Дмитрий Москвичёв - Мёртвые люди
- А парень че? Знакомый какой, что ли?
- Да какой хер знакомый! Студент какой-то... Хотя черт его знает... Вот ты веришь в совпадения? И я не верю... Валить его надо...
- Че сразу валить? Надо у Андрюхи спросить.
- Валяй, спрашивай.
Поставив кружку с кофе на приборную панель, «второй» достал телефон и набрал номер:
- Товарищ майор... так точно... все спокойно, все спокойно... товарищ майор, установили, что за объектом наблюдает посторонний... никак нет, студент обычный... да нет, не подходил даже, вообще не разговаривал... ага... ну как с чего?.. вот, днем тоже рядом с ней был замечен... так че делать-то?.. ага... ну Андрюх, товарищ майор, пусть уж как-нибудь сами! Чего мы-то все своими жопами?.. Ага, понял. Отбой.
-Чего говорит? - спросил, зевая, напарник.
- Говорит, Пушкина вызывать. Пусть все сделает, а там его менты примут.
- Пушкин на «мокрое» не подпишется.
- Че не подпишется-то? Да и не надо. Так, хлопнуть разочек и все... Мы, чай, не НКВД какое-нибудь. - напарники синхронно улыбнулись и также синхронно закурив, выдохнули дым в лобовое стекло. - Ну и ночка надвигается: ни хрена не видно...
Зайдя внутрь, Витя оказался в большой квартире-студии, почти полностью задрапированной алого цвета бархатом. Жильем квартиру назвать было трудно: одно большое помещение больше напоминало опиумный зал времен Британской Империи. Какой-то парень, похожий на пьяного в стельку программиста, поднявшись на импровизированную сцену, что есть мочи лупил по африканским барабанам. На него никто не обращал внимания. Все уже давно сбились в небольшие стайки и, расположившись на диванчиках, повсюду расставленных, что-то живо обсуждали, пили, выпускали поверх своих голов облака дыма.
Лена, взяв под руку растерянного Виталика, увела его в самый центр залы и усадила на маленький потертый диван.
- Ну? - очевидно, Лена была уже пьяна: ее, даже сидящую, немного пошатывало.
- Что «ну»?
- Я так понимаю, тебе нужно выпить...
- Лен, я не...
- Никаких «не»! - она наклонилась к нему неожиданно близко, и губами прикоснулась к его шее. - Вииить... Все... стой... ты сиди тут, только никуда... - надув губы, она погрозила ему пальцем, - слышишь? Я сейчас принесу... - неуверенно встав с дивана, Лена поправила и без того безупречно сидящую юбку и, над чем-то смеясь, отправилась за дополнительной порцией спиртного.
Совсем рядом с Виталиком расположилась небольшая компания. Усевшись на диванчиках вокруг низкого стеклянного столика, на котором тут же появились пепельницы, блестящие комочки фольги и пачка папирос, трое парней и две совсем юные девушки начали без умолку болтать:
- Вчистую или с табаком?
- "Не хочу я па-пи-росы с вашим табаком невкусным..." [3]
- Мальчики, а можно мы тоже?
- Вась, сходи, пожалуйста, за пивком, а? Конечно, милые мои, не вопрос.
- Бог все-таки есть. Иначе кто бы придумал это для нашего счастья?
- Интересно, а бог курит? Мне кажется он должен выглядеть как Кит Ричардс.
- Тогда дьявол должен быть похож на Вуда.
- Какого еще Вуда?
- Элайджу Вуда. Давай две сразу раскуриваем.
- Или на этого... кто там Поттера играл? Ага.
- Который Гарри? Снитч, квиддич и реактивные метлы? Редклифф. Молод он как-то для дьявола. Вот это запах!
- А кто сказал, что он должен быть обязательно старым? Они же вообще там все, типа, бессмертные, все дела. Подлечи. - он передал папиросу. - Надо было через пипетку.
- Да в городе уже все пипетки скупили.
Небольшой смешок мгновенно перерос во всеобщий хохот.
- Стойте! Стойте! Тихо, ну!
Все замолчали и уставились на него.
- А давайте... это... ну у дьявола тогда заступник должен быть... Ну этот... кто там у Поттера?
- Олень вроде...
- Ну вот. Только хором... Три, четыре...
Окутанная плотным занавесом конопляного дыма, компания дружно выкрикнула: "Экспекто патронум!"
Дым развеял огромных размеров парень с упаковкой пива в руках. Естественно, он совершенно ничего не понял, когда все, глядя на него, разразились хохотом.
- Вы че? - смутившись, "великан" поставил пиво на столик...
- Вася! Ты - олень!
- Вася! Зачем ты от нас скрывал это?
- А ты можешь наколдовать еще бошек?
Разошедшуюся компанию было не остановить.
- Вася, я знал, что с тобой что-то не так. Сначала я думал, что ты скрытый гомосексуалист, но оказалось все значительно серьезнее: блядь, Вася, ты меня настораживаешь!
- Че сразу олень-то?
- Зачем ты спилил рога?
- Ты не хочешь об этом поговорить?
И вдруг все вместе запели
- "На оленях утром ранним..." "И отчаянно ворвемся прямо в снежную зарю..."[4]
- Вася, плиз, подари мне тундру!
- Да идите вы в жопу!
- Ну не обижайся, олень... то есть, Вась... а ты действительно ничего не наколдуешь? Вдруг мы реально сейчас все окажемся в заднице!
Великан тяжело плюхнулся на край диван, с шумом открыл пивную банку и жадно глотнул:
- Вы и так уже все там.
«Это какое-то безумие... - подумал Виталик, покрываясь потом. Он чувствовал, как становится тяжело дышать, в висках все сильнее отдавался пульс. - Что я здесь делаю? Зачем?» Он оглянулся по сторонам, пытаясь отыскать взглядом Лену, но вокруг были только незнакомые лица, плывущие в густом гашишном тумане. Не в силах больше слушать хохот компании, что веселилась рядом, он встал, спросил у проходящей мимо девушки, где находится уборная и, едва протиснувшись между многочисленными «стайками» выпивающих студентов, зашел в туалетную комнату и закрыл за собой дверь.
"У него вид совершенно измученный. - стоя у зеркала намеренно долго, слишком долго, чем требуется для ополаскивания рук и пылающего от духоты лица, он смотрел на свое изображение. - Я ли это? Выйти отсюда, громко хлопнуть дверью и бегом на улицу. Нет. Не хлопать. Не закрывать. Не бежать. Только не бежать."
- Я больше наполнен смыслом, чем ты. То же выражение лица, тот же безучастный взгляд, скулы на худом лице играют совершенно в точности. - его отражение вдруг зажило какой-то своей, отдельной жизнью.
- Так как...
- Пойми, дурашка, нет ничего важнее. Крики слышишь ты за дверью? Это кричат не они. Дверь откроется и сюда войдут. И увидят меня. Потому что ты изображаешь меня. Потому что ты говоришь мои слова. Потому что ты оставляешь мои следы на полу.
- Господи! Что я несу!? - он схватился за голову, в точности как в зеркале.
- Господи, господи... я твой «Господи»! Сука! Сдохни прямо сейчас! Прямо здесь! Да где угодно! Не ты, сожранный червями, останешься! Останусь я! Вот с ним я говорил недавно, вот здесь я сидел и пил чай вот из этой еще не вымытой чашки, вот я есть еще среди всех! От тебя уже сейчас за версту тянет гнилью! Дотронься до меня! Ну же! Что уставился?
Зеркало холодное и на ощупь, как и должно быть, совершенно гладкое. Никаких изъянов. Ничего постороннего.
С неестественно громким смехом ввалились две девушки, еле стоящие на ногах, тут же замолкли, увидев у раковины Виталика, и снова брызнули смехом, согнувшись пополам , роняя раскрытые сумочки на черный кафель уборной.
- Простите.
- Не-не, все нормально. Просто терпеть затрахались...
Проходя мимо них, он почувствовал как его взяли за руку. Сильно пахло духами, алкоголем и потом. Брюнетка смотрела на него и, наверно, хотела что-то сказать, но слов не находила и пауза слишком затянулась.
- Простите. - Он вышел и вновь окунулся в полумрак набитой до отказа залы.
Увидев в одной из компаний своего старого университетского знакомого, - субтильного мехматовца Кичу (прозвище, полученное в награду за вполне безобидную фамилию - Кичко) Виталик присоединился к ней. Несмотря на то, что учился Кича на кафедре математических и компьютерных методов анализа, в душе он считал себя поэтом, поэтому имел привычку, ко всеобщему недовольству, громогласно читать стихи собственного сочинения, а после (когда нависает той степени тяжести тишина, при которой становится ясно, что стихи - дрянь) напиваться еще сильнее и впадать, если не в лирическое буйство, то - в математический коллапс. К тому же, как и всякий поэт, он частенько представлял свою трагическую (и, разумеется, внезапную) смерть, отчего непременно рыдал, что еще больше удручало (правда, только его одного). Кроме Кичи из всей компании Виталика больше никто не знал и, судя по всему, не особо хотели знать. Всем было просто все равно - все ведь люди как люди и неважно как зовут и чем занимается - был бы человек хороший. По большому счету никто даже не обратил внимание на его появление, за исключением двоих: Кичи и невысокого роста мужчины. Смуглолицый, с широкими скулами и колючим взглядом он, как показалось Виталику, выглядел так, как, должно быть, выглядели монгольские завоеватели. Среди всей шумной компании он выделялся не только своей восточной внешностью и строгостью одежды, но и тем, что внимательно слушал, но сам не говорил.
