Юрий Кареткин - Сердце России
— Во-о-семь, — продиктовал кот восемнадцатую цифру после запятой и взглянул на Елену поверх очков, — успеваете записывать?
Елена засмеялась и кивнула головой.
Кот, по всей видимости, неправильно истолковал ее кивок, потому что начал диктовать цифры еще медленнее.
— … Четы-ы-ыре, три-и-и… — протяжно завывал Бегемот.
На двадцать четвертой цифре терпение Елены иссякло, и она замахнулась на кота блоком клавиатуры.
— Не делайте этого, Елена Андреевна! — раздался из компьютера встревоженный мужской голос и на экране вместо обнаглевшего кота появился молодой человек в штатском.
— Кто вы, и откуда вы меня знаете? — подозрительно спросила внезапно рассекреченная шпионка, положив на место блок клавиатуры.
— Я - никто, — улыбнулся дежурный офицер пункта электронного наблюдения, — считайте меня просто виртуальной фантазией. Что касается того, откуда я вас знаю, то это даже не смешно: ночной сюжет с вашим участием демонстрируют сейчас по всем новостным каналам российского телевидения. Судя по первым отзывам, россияне возмущены только одним: им придется ждать целых десять лет, пока вы станете Первой леди государства!
— Вы, конечно, шутите! — смущенно улыбнулась Елена, слегка покраснев от удовольствия.
— Шучу, — признался офицер. — Но лично я бы за вашу "криминальную парочку" проголосовал!
— А как вы меня видите? — спросила она с любопытством.
— Видеокамера вмонтирована в компьютер, — объяснил молодой человек, — включается сразу после первой же попытки несанкционированного доступа. Если бы мы не знали кто вы, уважаемая Елена Андреевна, вы были бы уже в наручниках.
— Скажите, — спросила Елена, — а в спальне или в ванной комнате никакие видеокамеры не вмонтированы?
— Нет, но мысль интересная!
— Какой же все-таки пароль у этого компьютера?
— А разве ваш муж вам не сказал? — удивился молодой человек.
— Не успел, — вздохнула несостоявшаяся домашняя хозяйка, — белье стирает…
— В таком случае, записывайте, — с готовностью предложил офицер. — Три, запятая, четырнадцать, один, пять…
Елена рассмеялась и вышла из кабинета.
Когда, войдя в спальню, Елена увидела огромную кровать, ее обуяла внезапная вспышка ревности. Однако через секунду она устыдилась этой вспышки, едва не расплакавшись от досады на саму себя и от нежности к своему самому верному мужу на свете: подушка на кровати была одна!
Елена сбросила босоножки, не раздеваясь, упала на кровать поверх покрывала, уткнулась в подушку лицом, всхлипнула от избытка чувств и мгновенно уснула.
Илья вошел в спальню, на ходу повязывая темный галстук поверх белой рубашки, и с минуту постоял в дверях, любуясь своей спящей красавицей. Потом очень осторожно раздел жену, приподнял ее на руках, убрал покрывало, уложил ее поудобнее, укрыл одеялом и вышел, аккуратно притворив за собой дверь.
Приготовив себе крепкий кофе, Илья с комфортом устроился на диване в гостиной. Сначала он связался по телефону с Римлянином, затем — с подполковником Васильевым. После этого отключил шифратор и набрал номер академика Добродеева.
— Здравствуйте, Владимир Петрович, — заговорил он уважительно, — это Илья Синельников, помните такого?
К удивлению Ильи в трубке сначала раздался громкий продолжительный хохот академика, потом сквозь смех прозвучали адресованные кому-то слова: "Совещание окончено, все свободны".
— Здравствуй, Илья! — весело заговорил Добродеев, видимо, оставшись в кабинете один. — Я сегодня утром посмотрел новости, это… это!..
В трубке вновь раздались раскаты смеха. Илья, улыбаясь, терпеливо ждал, когда академик отсмеется.
— Я видел, как ты управляешься с гидроциклом и целуешь девушек еще до знакомства с ними, — продолжил, наконец, Добродеев, — и понял, что ты привык действовать быстро. Но ты, по всей видимости, привык действовать со скоростью, значительно превышающей скорость света! Я не поленился после просмотра новостей позвонить в Прибрежный ЗАГС, и мне подтвердили, что через пять с небольшим часов после моего отъезда вы с Еленой официально стали мужем и женой. Это уже из области фантастики!
— А разве вы, уважаемый Владимир Петрович, считаете скорости, значительно превышающие скорость света, фантастикой? — улыбнувшись, поинтересовался Илья.
— Да-а, — удивленно протянул академик, — я чувствую, нам есть, о чем поговорить! Тем более, — добавил он, — что через каких-нибудь десять лет, когда ты станешь президентом, от тебя будет зависеть финансирование российской фундаментальной науки! Когда бы ты хотел встретиться?
— Если возможно, минут через тридцать.
— Договорились!
— И еще одно, Владимир Петрович. В России уже полтора месяца находится канадская журналистка, Синтия Тейн…
— Как же, слышал о ней, — усмехнулся Добродеев. — Многих наших ученых-историков можно было бы без всякого ущерба для отечественной науки отправить на пенсию и заменить этой заморской красавицей. Мне сообщали, что на раскопках в Аркаиме она настолько поразила седобородых археологов своими трактовками собранных ими материалов, что те вновь ощутили себя студентами!
— Не самое плохое ощущение, — заметил Илья, — я тоже студент.
— Что ж, сделаю вид, что поверил, — добродушно произнес академик, — тем более что Сережка Бокалов не стесняется утверждать это даже по телевизору! Кстати, как журналистка оказалась в гостиной Азаровых во время вашего ночного домашнего спектакля?
— В субботу вечером она сняла по соседству с ними особняк, тот, что слева, если смотреть от залива.
— Мавританский дворец?! — удивился Добродеев. — Недешево он ей, видимо, обошелся.
— Наш доморощенный жулик, находящийся сейчас в Париже, уступил ей его совершенно бесплатно.
— Вот как? — задумчиво произнес академик. — Видимо, кто-то очень серьезный посодействовал ей подобраться поближе к артефактам, которых ей так не достает.
— Вы не согласились бы принять Синтию Тейн и нас с Еленой у себя сегодня вечером в девятнадцать тридцать?
— С удовольствием! Можешь от моего имени передать журналистке приглашение.
— Благодарю, Владимир Петрович, подробности предстоящей беседы мы обсудим при встрече. Я буду у вас через двадцать пять минут.
Илья набрал номер Синтии Тейн, коротко с ней поговорил, надел пиджак и поехал на встречу с Добродеевым.
Изучив ориентировку на ночного посетителя квартиры Мамедова, подполковник Васильев взглянул на Валентина Гнедича, сидящего напротив него за столом для оперативных совещаний.
— Что думаешь? — задал он вопрос лейтенанту голосом, не предвещающим ничего хорошего полковнику Терещенко, «хозяину» одной из сибирских пересылок.
Подполковник Васильев ненавидел предателей, а полковника Терещенко, по вине которого сегодня ночью погибли два офицера контрразведки, возненавидел самой лютой ненавистью, на какую только был способен.
— Думаю, необходимо срочно арестовать предателя, — высказал свое мнение лейтенант. — Считаю, что Увалов по кличке «Шалун», заглянувший сегодня ночью к Мамедову, и Расстрел — не единственные, кого Терещенко выпустил на свободу, объявив умершими.
— В том-то и дело, что они наверняка не единственные, — заметил подполковник. — Арестовать его нужно, но без всякой огласки. Ты не хуже меня знаешь: нам необходимо избегать малейшей утечки оперативной информации. К тому же, в рамках процессуального кодекса мы потеряем кучу времени, а Проект — в стадии завершения. Сиди здесь, я — к генералу.
Васильев вышел из кабинета и направился к начальнику Управления.
Моложавый генерал-майор, ознакомившись с рапортом Васильева, нахмурился и с минуту сидел молча, постукивая пальцами по столу.
— Как ты думаешь, Володя, — нарушил молчание генерал, — каким образом предатели подбирают денежный эквивалент офицерской чести? Может быть, существует некая такса: такая-то сумма — за столько-то звезд на погонах, или что-то в этом роде?
— Товарищ генерал… — начал было подполковник.
— Брось, Володя, — поморщившись, перебил его генерал Одинцов, — похоже, мы с тобой не весь пуд соли вместе съели: ты все время норовишь высыпать мне на рану остатки.
Васильев виновато усмехнулся.
Они с генералом были однокашниками и одногодками, оба — оперативники высочайшего класса. Каждый из них считал венцом своей карьеры звание полковника и высший уровень сложности ставящихся командованием задач. Генеральская должность воспринималась друзьями как безусловный провал: надев брюки с лампасами, любой офицер спецслужб автоматически переставал быть оперативником, так что в генералы не рвался ни тот, ни другой.
В этом смысле Владимиру Васильеву, безусловно, повезло, причем он сам в немалой степени способствовал этому везению. Внешность подполковника была, что называется, «киношной», натура — широкой, тяга к женщинам — неугасимой! Не было ни одной юбки, попавшей в поле зрения Васильева, которую бы он не проводил взглядом, и процентов девяносто женщин, заметивших его взгляд, готовы были тут же из этих юбок выпрыгнуть. Кстати многие так и поступали. Командование удивлялось десяти процентам слабого пола, не подверженным чарам лихого контрразведчика (слепые они, что ли?!), и слегка притормаживало присвоение очередного звания женатому офицеру, так что Одинцов всегда опережал друга на одну звезду. В итоге, безгранично влюбленный в свою жену полковник Иван Одинцов недавно неожиданно для себя стал генералом и от потрясения едва с любимой женщиной не развелся.
