Кристофер Райх - Клуб патриотов
— Мисс Дэнс, — повторил он, комично улыбаясь. — Йоу! Я убью этих уродов за то, что они вас обидели!
Класс так и покатился со смеху. Дженни погладила его по голове и отослала обратно на место.
— Благодарю, Фрэнки, но, по-моему, это немного слишком, не говоря уж о том, что противозаконно.
Она спрыгнула с края стола, на котором сидела, и подошла к школьной доске составить список подходящих в данном случае наказаний и предложить ребятам проголосовать. Преступление и наказание вполне подходили как для чтения, так и для письменной работы.
В этот момент дверь открылась, и из коридора заглянул высокий подтянутый мужчина с обветренным лицом и коротко подстриженными седыми волосами.
— Мисс Дэнс, можно вас на пару слов? Пожалуйста, выйдите в коридор.
Дженни отложила мел.
— Я сейчас вернусь, — сказала она классу.
Идя к двери, она улыбалась. «Наверное, полицейский, надзирающий за условно-досрочно освобожденными, — думала она, — или полицейский, который пришел познакомить меня с новыми подопечными».
— Да, я вас слушаю.
Мужчина приблизился к ней, и улыбка исчезла с его лица.
— Если вы хотите снова увидеть Томаса Болдена живым, — произнес он твердым как сталь голосом, — вы немедленно отправитесь со мной.
23
— Смотрите-ка, кто пришел! — воскликнул детектив второй категории Майк Мелендес, когда Джон Франсискас переступил порог участка. — Джонни, тебе мало ночной смены? Так, может, и мою заберешь?
— Да ладно тебе, Майк. Как поживаешь? По правде говоря, дома у меня отопление шпарит и шпарит, — солгал Франсискас, остановившись около стола Мелендеса и дважды постучав костяшками пальцев, как обычно стучатся в дверь. — Настоящая парилка. В двенадцать придет водопроводчик посмотреть, в чем дело. Мне только этого не хватало. Потратить очередную сотню долларов.
Мелендес поднялся из-за стола, потянулся во весь рост и направился в коридор.
— Ты что, работаешь с четырех до часу? Я тебя в списке не видел.
— А меня там и нет. Я тут подумал, что пока позанимаюсь писаниной, а потом, может, вздремну в дежурке.
Мелендес посмотрел на него как на ненормального:
— Ну, тогда чувствуй себя как дома.
Франсискас прошел в конец комнаты, здороваясь с ребятами. Рабочий день нью-йоркского детектива делился на три смены: с 8:00 до 16:00, с 16:00 до часу ночи (эта смена обычно заканчивалась в полночь) и собственно ночная смена. Дважды в месяц были так называемые двойные смены, то есть работали с 16:00 до часу ночи и с 8:00 утра до 16:00 следующего дня. Большинство полицейских жили за городом, поэтому могли отдохнуть в дежурной, где всегда имелось несколько раскладушек и много чистого постельного белья.
Отделение уголовной полиции Северного Манхэттена находилось на шестом этаже ничем не примечательного кирпичного дома на углу 14-й улицы и Бродвея. В этом же здании располагался отдел, который занимался защитой детей от насилия, а также местный отдел социального обеспечения. Поэтому народу с утра до ночи толпилось много. Но сама дежурная часть была настоящим раем — большая, чистая и теплая. По периметру комнаты стояли столы, разделенные широким проходом. На полу — старенький, но безупречно чистый линолеум, на стенах — обычная звукопоглощающая плитка. Входившие полицейские часто задевали плечом доску объявлений, и на ней уже начали появляться пятна. Но эта потертая доска нравилась Франсискасу больше, чем фотографии на противоположной стене комнаты. Там в ряд висели портреты высших чинов Полицейского управления города Нью-Йорка. Лучшие из лучших. Комиссар полиции, его заместитель, начальник уголовной полиции. Когда-то и он мечтал, чтобы его фотография оказалась в этом ряду, но жизнь — штука сложная.
Подошел Мелендес.
— Машина уже была? — спросил Франсискас.
Каждое утро в восемь часов тюремный фургон забирал задержанных в штаб-квартиру нью-йоркской полиции, где их регистрировали и предъявляли обвинение.
— Полчаса назад. Твоего красавчика тоже отправили.
— Так и не заговорил?
— Ни слова. Ну и что будешь делать?
— Не знаю. Сейчас загляну к Вики. Может, она что-нибудь выкопает.
— Ты знаешь, как его зовут?
— К сожалению, нет, но есть у меня одна зацепка: заявитель кое-что рассказал.
— Кто? Мистер Уолл-стрит?
Франсискас кивнул.
— Удивительно, — сказал он, — что этот парень вообще добился такого успеха. Ты видел его татуировку? «Своих не сдаем». Как тебе? Если бы я себе такое наколол, меня тут же поперли бы из офицерской школы.
— Теперь не важно, у кого что в прошлом. Важно, на что ты способен сейчас. И как ты себя держишь с другими. Посмотри, как Билли использовал свой аттестат.
Билли, младший брат Мелендеса, работал трейдером иностранной валюты в компании, офис которой находился на восемьдесят пятом этаже во второй башне-близнеце. Из тех, кто находился выше восемьдесят четвертого этажа, не спасся никто.
— Упокой, Господи, его душу, Майк.
— Аминь, — ответил Майк Мелендес. — Кстати, тебя хотел видеть лейтенант. Он у себя в кабинете, если хочешь с ним встретиться.
— Куда ж я денусь?
Как члену правления профсоюза, Франсискасу постоянно задавали вопросы о медицинской страховке, пенсии и тому подобном. Лейтенант отслужил уже тридцать лет и настроился в ближайший месяц выйти на пенсию. Поэтому вот уже несколько недель он все занудствовал о том, какую пенсию ему предстоит получить.
Франсискас едва успел удобно устроиться в кресле, когда лейтенант Боб Макдермотт вышел из своего кабинета и помахал ему рукой:
— Джонни, на пару слов!
Франсискас поднялся:
— Все еще хотите взять страховку? Не делайте этого.
Макдермотт, насупившись, покачал головой, словно и не собирался говорить о личных проблемах.
— Есть пять минут? У меня к тебе разговор.
— Вообще-то я иду в информационный отдел. Надо проверить одну зацепку.
— Всего пять минут.
Макдермотт опустил руку на плечо Франсискасу и прошел с ним в кабинет. Учитывая добродушный характер лейтенанта, это могло быть и чем-то вроде ограбления под дулом пистолета. Закрыв дверь, Макдермотт уселся за письменный стол.
— У меня тут служебная записка от твоего доктора.
— Да, был я у него на прошлой неделе, — непринужденно заметил Франсискас, но внутренне весь напрягся.
— А мне ничего не сказал.
— Чего говорить-то? Все как всегда.
— А я вот вижу, что не как всегда.
Франсискас отмахнулся.
— Да ерунда все это, — произнес он, — ну есть небольшая закупорка. Ну выписали мне кучу таблеток. Ничего страшного.
— ЭКГ не врет. — Макдермотт в упор посмотрел на Франсискаса. — Джонни, ты знаешь, что у тебя был инфаркт?
— Да не было никакого инфаркта. Просто… — Франсискас старался держаться бодро, но у него получалось плохо. В сущности, лейтенант хороший человек, хотя, наверное, ему больше подошла бы работа в офисе, а не в полиции. — По правде говоря, я и сам не знаю, что это было, — наконец сказал он. — Трудный день… сам знаешь… одним словом — работа.
— Здесь сказано, что у тебя закупорено восемьдесят процентов основных артерий. Восемьдесят! Джонни, твое сердце — бомба, и таймер уже включен. Почему ты не собираешься делать операцию?
— Операцию? — На лице у Франсискаса появилась гримаса. — Пять лет назад я бросил курить. Десять лет не пью ничего крепче пива. Да все со мной будет в порядке!
— Ты на себя посмотри: серый, как привидение, — с искренним участием сказал Макдермотт.
— Это все зима проклятая. А ты, наверное, хочешь, чтобы я выглядел как актер Джордж Гамильтон? Кстати, у тебя тоже не самый классный вид. — Франсискас отвел взгляд: было противно наносить такой дешевый удар.
Макдермотт бросил на стол папку, которая определяла будущее детектива.
— Присядь.
Франсискас сел.
— Послушай, Боб, я все объяс…
— Джон, давай не будем.
Макдермотт покачался на стуле. Они обменялись взглядами. Франсискас пожал плечами, а лейтенант продолжал:
— Я смотрел твое личное дело: тридцать четыре года в полиции плюс три в армии. Такую выслугу можно назвать карьерой. Ты будешь следующий, кого отправят на пенсию.
— И что тогда? Ты и для меня нашел работу на внеипподромном тотализаторе?
— Я бы с радостью. И ты это знаешь.
— Не трудись. Мне противно заглядывать через плечо, проверяя, не вытащил ли человек из кассы лишнюю двадцатку.
— Слушай, давай вот что: сделай операцию. Подай прошение об отставке по состоянию здоровья. Выйдешь на пенсию на четыре пятых оклада с пожизненным содержанием. Налогом не облагается. Джонни, ты сам отлично знаешь правила: ни один полицейский не допускается к работе, когда здоровье ни к черту.
— Это уже не стент, о котором говорил док, — ответил Франсискас. — Это пилой прямо посередине. Ни одному полицейскому не вернуться обратно на работу после открытой операции на сердце.
