Обри Дарк - «Его»

Я всхлипнула, а глаза мои, дрогнув, закрылись. Мне было нужно это. Нужно было избавиться от этой боли. Солнечный свет, попадающий в комнату, просвечивал красным через мои прикрытые веки. Я заработала рукой над своим крошечным клитором, пальцами напряжёнными и энергичными. Будто это он был таким напряжённым напротив меня. Мне до безумия хотелось открыть глаза, чтобы взглянуть на него. Сердце усиленно билось, давление кульминации внутри возрастало и возрастало.

Нет.

Я перевернулась на бок, пытаясь задать лучший угол, и крепко зажала руку между бёдер, раскачиваясь напротив пальцев, изо всех сил пытаясь подтолкнуть себя. Другая моя рука вцепилась в простыни, пальцы сжались в кулак.

— Котёнок.

Я открыла глаза, чтобы обнаружить его, стоявшего рядом с кроватью с зажатым в руке отвердевшим членом. Его глаза были полны желания. Я не хотела ни о чём его просить, вообще ничего от него не хотела. Или всё-таки хотела?

Он встал коленями на кровать и лёг рядом со мной. Его глаза просили разрешения, и я его дала. Наши лица находились так близко, что нам приходилось делить один воздух, а я всё ещё раскачивалась и раскачивалась напротив своих пальцев. Стонала. Каждая частичка меня ныла, желая освобождения, однако моя кульминация, казалось, всё никак не хотела наступать.

Его свободная рука придвинулась и накрыла мой кулак, побуждая меня оставить простыни ради его ладони. Его пальцы переплелись с моими, а ладонь оказалась горячей моей собственной. Кровать задвигалась вместе с его ритмом, и теперь его рука скользила так же быстро, как и моя внизу, куда я не осмеливалась посмотреть.

Моё тело выгибалось дугой на кровати от его прикосновения. Я чувствовала, как давление внутри возрастает, приближаясь к взрыву. Бисеринки пота выступили над его угрюмой верхней губой. Я пялилась на его лицо, на эти мрачные черты, светлые глаза, всё это время ритмично раскачиваясь на своей руке, толкаясь сильнее и сильнее…

Взгляд в его глазах. Именно он это сделал. Пока он поглаживал себя, я сумела разглядеть напряжение в каждой мышце его рта, в каждом подёргивании бровей. Вот что обостряло каждую частицу возбуждения в моём собственном теле, отправляя все жилки в глубокую дрожь, когда он дёргался. А когда он начал стонать, его глаза стали мягкими, глубокими, теряясь, впиваясь в моё лицо.

Его стон был низким гулом, и я ощутила дрожь, которая подвела меня к грани. Бёдра подались вперёд, и я сжала пальцы, чувствуя, как он сжимает их в ответ, тогда как я с силой кончала, Боже, с какой же силой. Оргазм перешёл в низкий вопль, который я заглушила, уткнувшись в подушку. Пальцы вдавливались глубоко в меня, пока я содрогалась вновь и вновь, а тело моё запульсировало от облегчения.

У него перехватило дыхание, и я опустила взгляд туда, где он крепко сжал себя и одним ударом дошёл до конца. Струя ударила между его пальцами, а губы раздвинулись в тихом стоне экстаза, пока его семя орошало простыни между нами.

После этого его голова откинулась назад, на подушку возле моей головы, и он вгляделся в мои глаза. Я не сумела отвести взгляд, как кролик, не способный оторвать глаз от совы, охотящейся за ним. Он облизал губы, а я попыталась сделать вдох с тарабанящим в ушах пульсом.

Когда я наконец посмотрела вниз, моя рука всё ещё держалась за его.

Глава 20.

Кэт.

Он отпустил мою руку и поднялся первым, пряча свой расслабленный член и застёгивая молнию штанов. А я всё ещё дрожала от силы своего оргазма.

— Пойдём.

— Пойдём? — прошептала я, едва ли будучи в состоянии говорить.

— На улицу. На это же мы заключали сделку, так ведь? — ох, точно. Сделка. — То есть, если твои ноги в состоянии.

— Я в порядке.

Я с усилием поднялась и на нетвёрдых ногах последовала за ним вниз по лестнице. Мне не приходилось раньше мастурбировать рядом с кем-то. Это же был не секс, не совсем. Невероятно, но это казалось куда интимнее секса. Это было своего рода освобождение, но я никогда раньше не доставляла самой себе такой ослепляющий, сильный оргазм.

Всё вокруг меня казалось другим.

И Гейб тоже был другим. Когда он касался меня, ведя по дому, как делал это обычно, его рука на моей пояснице была не напористой, а нежной. Я с заминкой спускалась по ступеням и шла к парадной двери, однако он поддерживал меня на каждом шагу моего пути.

Со столь необыкновенной интимностью.

Мы подошли к парадной двери. Я притормозила, но он так беспечно распахнул её, будто это было обычным явлением.

«Для него, может, и так», — предположила я.

— Тебе нужна обувь?

Я забыла, что была без неё. Покачала головой, отказываясь. Я хотела на улицу. Мне нужно было на улицу.

— Всё должно быть в порядке, — сказал он, скорее, самому себе, чем мне. — На улице ведь трава.

Я зашагала вперёд, минуя порог, мои колени дрожали. Желудок сжался. Не в силах поверить, что это стало возможным, я всё ещё ждала, что нарвусь на невидимую стену сразу за дверью. Но нет, я вышла из дома, и он повёл меня дальше. Деревянные доски крыльца были шероховатыми под моими ногами и тёплыми от послеполуденного солнца.

С моей рукой на его мы спустились по ступенькам и двинулись в мир.

Была весна, и на улице стоял прекрасный день. Я остановилась в нескольких футах от дома, запрокинув голову назад. Солнце было таким ярким, что глаза слезились, а тепло ласкало кожу.

— Мы пойдём по этой тропинке, — сообщил Габриель, кивнув в сторону леса. — Она почти вся покрыта травой.

Мы побрели по подъездной дорожке к соснам. Асфальт под пальцами был тёмным и горячим, мне приходилось идти немного быстрее, чтобы не обжечь кожу стоп. Мне нравилось это ощущение, впрочем, мне нравилось чувствовать и покалывание. Мурашки побежали вдоль рук от лёгкого ветерка, однако следом, как только он утих, их согрело солнце.

От ещё одного порыва ветра сосны над нами содрогнулись, а поток посыпавшейся пыльцы унесло в сторону. Точки размером с булавочный укол светились золотом, отсвечивая солнце и творя из воздуха, казалось, неземную галактику пыльцы. Будь у меня аллергия, я бы ужаснулась: моя бывшая соседка ненавидела пыльцу и отказывалась выходить на улицу весной. Но я была заворожена.

Мы шли медленно. Тропки хватало только на одного человека, и Гейб позволил мне брести впереди него. Мои глаза метались от одной сокровищницы к другой. Пылающая янтарём смола, словно драгоценный камень в трещинах сосновых веток. Ярко-жёлтые овальные грибы, растущие на пеньках, с мятыми и неоновыми краями. Я проехалась ладонью по грубой коре дерева, пальцами ощупывая каждый разлом и щель. Строй муравьёв описывал изгиб вокруг ствола, и, остановившись понаблюдать, я увидела, что вся поверхность дерева подвержена движению в какой-то деятельности.

У моих ног что-то шевельнулось, и я отпрянула, поражённая, прямо в руки Габриелю. Он поддержал меня, помогая найти баланс, после чего опустил руки.

— Это всего лишь тритон.

— Кто?

Габриель нагнулся, чтобы подобрать извивающуюся тварь.

— Они здесь повсюду, особенно после дождя. Будь осторожна, не наступи на них. Обычно они не начинают шевелиться, пока ты не оказываешься слишком близко.

— Он такой милый. Привет, милашка.

— Хочешь подержать?

Гейб протянул тритона мне, поигрывая своими бровями, чтобы я взяла его. Я храбро протянула руку, и он уронил в неё зверька.

Тот тут же без промедления начал извиваться. Удерживая тритона в руке, я легонько прижимала большой палец к его спине, не позволяя ему вырваться из моей хватки. Его кожа была почти полупрозрачной, и я могла почувствовать, как вздымается и опадает его животик у моей ладони. Маленькие ножки были влажными на моей коже.

— Похоже, ты нашла себе домашнего питомца.

— Скользкий, — заметила я. — Не лучший питомец для объятий.

— Лучше, чем банановый слизень.

Я рассмеялась и присела на корточки, позволяя крошке-тритону сползти по моей руке. Он плюхнулся на животик во влажную листву и, извиваясь, двинулся прочь.

— Будь свободным, крошка-тритон!

— Это слишком для домашнего питомца.

— Он всё ещё может быть моим питомцем. Я вернусь и принесу ему что-нибудь из… А чем питаются тритоны?

— Насекомыми? — пожал плечами Гейб.

— Фу, какая гадость. Ладно, тогда не имеет значения.

Мы продолжили идти со мной во главе. По бокам тропинки я замечала маленьких тритонов, на которых раньше никогда не обращала внимание. И я проявляла осторожность, чтобы не наступить на них.

Это было так странно. Я каждый день в течение последних трёх лет прогуливалась по дендрарию, через который лежал мой путь на работу, но никогда не замечала в деревьях ничего такого. Здесь же в каждом дереве встречалось что-нибудь удивительное: изгиб ветвей, трепет листьев, то, как громоздились зелёные крылья на концах этих же веток.