Эрик Ластбадер - Французский поцелуй
Диана вдруг оторвала взгляд от страниц книги и перевела его на стену над диваном, на котором спал Сив. На стене красовался раскрытый веер с нарисованной на нем идиллической сценкой: маленькая птичка над цветущей веткой сливы. Ей очень нравился этот веер. Молодец Кен, что вспомнил о ней и прислал ей его в подарок.
Кен больше всего на свете любил холодное оружие. Когда Диана познакомилась с ним, он потратил уже лет десять своей жизни, пытаясь разгадать тайны японского клинка. В конце концов, разочарованный, он собрал свои манатки и махнул в Японию, где поступил в ученики к последнему великому оружейнику, семидесятипятилетнему старцу, на которого в Японии смотрели, как на живое национальное достояние.
Увлечение Кена передалось и Диане, которая тоже собрала небольшую, но ценную коллекцию ножей. И вот теперь, листая книгу и прихлебывая из чашки жасминовый чай, она вдруг вспомнила нечто, сказанное ей однажды Кеном. Большинство людей — и даже коллекционеров — говоря о японском холодном оружии, имеют в виду катана,мечи и танто,ножи. Однако самую большую выдумку и изобретательность японские оружейники проявили, создавая специализированное оружие.
Диана опять посмотрела на японский веер: какой он широкий, какой красивый, какие тщательно продуманные пропорции! И вдруг холодок пробежал по всем ее членам. Вот она, та темная и зловещая ассоциация, что все ускользала от нее! Прямо перед ней!
— Господи Иисусе! — прошептала она, вспоминая волнистую линию среза на шее у обоих людей, убитых в Нью-Ханаане, и обратилась к разделу книги, посвященную боевым веерам.
Вот оно что! Теперь она знала, каким образом убит брат Сива!
Она посмотрела в ту сторону, где спал Сив, но не решилась разбудить его. Он так вымотался, что у него даже лицо подтянуло. Краше в гроб кладут. Сейчас для него сон куда важнее, чем ее откровения. И ей бы тоже не мешало поспать. Она сомкнула ресницы, но сна, как и прежде, ни в одном глазу.
А Сив, который спал на ее диване, такой близкий и такой далекий, летел на крыльях сна, легкий как пушинка, в ту страну, где перемешано то, что видишь так часто, с тем, чего не видал никогда.
Он и Доминик снова вместе. Годы разлетелись, как голуби, по поднебесью, курлычут, невидимые, в зарослях кустарника. Братьям снова по двадцать лет, снова идут они страшными, как тяжелый наркотический сон, тропами нескончаемой Вьетнамской войны. Кровавое марево застит солнце. Вьетнам — единственное место в мире, думает Сив, где небо желтого цвета.
Сив и Дом в черных гимнастерках Красных Кхмеров переходят через границу между Вьетнамом и Камбоджей. Никто не знает, где они и чем занимаются даже в штабе думают, что они просто прочесывают близлежащие районы на предмет диверсантов. Но у них особое задание, о котором ничего не знают в их штабе.
И о нем сейчас думают они — не о вьетконговцах, не о Красных Кхмерах. О нем они говорят сейчас, за спиной командира.
Все они вызвались в этот рейд добровольцами, они сами напросились на эту вылазку в неизвестность. И эта кишащая змеями, мутная река, через которую они сейчас переправляются, служит естественной границей между двумя странами. Во Вьетнаме они всегда сумеют объяснить любые свои действия. Эта страна — сумасшедший дом, и любые действия, способствующие уменьшению количества умалишенных, — во благо. Но Сив знает, что на том берегу все будет куда сложнее. Там Камбоджа, нейтральная страна, где они не имеют права находиться, и где их без всяких разговоров поставят к стенке, если застукают.
Они спускаются по скользкому берегу, ноги вязнут в зловонной тине. Вода илистая, совсем непрозрачная. Это цвет, думает Сив, который принимают глаза человека после его смерти. Люди устали, взвинчены, угрюмы. Местные предупреждали их, что в это время года реки вздуваются и что вода будет им по шейку, но она, слава богу, пока не достигает и пояса. Это начало, думает Сив. А каков будет конец?
Внезапно Дом, который идет впереди, поскальзывается. Сив пытается подхватить брата под руку, но тоже теряет равновесие и оба они оказываются на четвереньках. Вода им под подбородок. Она переливается всеми цветами радуги, как хвост павлина. Они отплевываются и откашливаются.
Сив уже почти встал на ноги, как вдруг перед самым его носом образуется маленький водоворот, и вода моментально светлеет, светлеет, — и вот она уже почти прозрачна, и он видит, что на дне. А потом — как будто ставни в окне вдруг захлопнули — вода опять непрозрачна, и Сив, чувствуя, как тошнота подходит к горлу, не знает, верить ему или не верить в то, что на мгновение открылось его взору.
Как ни противно ему, он все-таки заставляет себя вытянуть руку и коснуться дна. Ощущение подтверждает то, что видели глаза. Его дрожащие пальцы касаются не илистого дна, не камней, а постоянно натыкаются на человеческие останки: гнилое мясо, внутренности, сухожилия и кости, объеденные дочиста речными жителями.
Задыхаясь от ужаса, он слепо бредет дальше, но его вытянутая рука прощупывает все те же предметы. И он не в силах вынуть руку из воды.
Так вот почему река обмелела! Они идут по трупам, выстилающим ее дно. Сколькими слоями они лежат? С ужасом думает Сив. Сотнями? Тысячами?
Он тупо посмотрел по сторонам. Знают ли другие, по чему они идут? Очевидно, нет, потому что Сив не видит никаких перемен в их лицах: все-та же угрюмость, усталость и взвинченность читается в них.
И вот они уже достигают берега, на котором никто не знает, что кого ждет. Но Сив знает. Сив помнит — знает и помнит из снов, вроде этого, где перемешано то, что видишь так часто, с тем, чего не видел никогда.
И из этого страшного далека он кричит, обращаясь к ним, голосом, полным ужаса.
Диана отложила книгу и, подбежав, опустилась на колени перед диваном, на котором спал Сив. Она гладила его вздымающуюся грудь, целовала покрытый холодным потом лоб. И, когда его глаза, наконец, открылись, улыбнулась ему и шепнула: «Это только сны, босс. Это только сны».
Темный взгляд Сива сфокусировался на ее лице.
— Диана, ты?
— Спи, милый, — успокаивала она. — Конечно, Диана. Ты у меня. И в безопасности.
Он вздохнул, закрыл глаза и мгновенно снова уснул.
Диана вернулась на свое место на подоконнике, но книги в руки не взяла. Она бы хотела растолкать Сива, сказать ему о своем открытии: может, это послужит переломом в расследовании. Но у него был такой усталый вид, и он был так напуган тем, что увидел во сне, когда проснулся, что она сочла за благо оставить его в покое. Утром будет достаточно времени, чтобы рассказать ему все. Она уже заранее представляла себе, какое выражение у него будет на лице, когда она покажет ему иллюстрацию в этой книге, где изображен гунсен,страшное оружие в форме веера.
* * *Дождь опять разошелся вовсю к тому времени, как Крис вернулся к себе домой. По идее, он должен был бы чувствовать усталость, но усталости не было. Вместо нее было ощущение того, что он открыл дверь, за которой скрывается новый для него мир, хотя он не был уверен, что успел там что-нибудь рассмотреть.
Он смотрел, как дождевые капли стекают вниз по стеклам, и думал об Аликс. Потом поднялся, прошел в другой конец комнаты, включил стереопроигрыватель. Приготовил себе выпить, сбросил туфли, с удовольствием почувствовал под ногами ворс ковра. Потом, вздохнув, опустился в глубокое кресло и опять уставился в окно. Сквозь дождь огни большого города просвечивали, как сгустки неземного света. Женский голос пел:
Мечты мои, как ангелы, слетаются,
Заставить тень тревоги отступить.
Танцуют в столбе света, улыбаются,
Любовь в душе стремятся воскресить.
Пусть времена меняются всечасно,
Мечты мои, как ангелы, со мной.
И эти ангелы следят, чтобы не гасла
Моя лампада в сумраке ночном.
Он прижал к щеке холодное стекло бокала и закрыл глаза, вспоминая время, когда мечты сбывались, время, когда запах цветущей лаванды и хорошо смазанных велосипедных колес сливался воедино. То лето во Франции, когда ему все казалось по плечу.
По-видимому, на какое-то время он заснул или задремал, потому что, когда он открыл глаза, играла другая мелодия. Он поставил стакан, пошел в спальню и стал собираться в дорогу. Нашел свой паспорт, положил его рядом с коробочками с запонками для рубашек и смокинга и с будильником. Надо будет утром первым делом послать кого-нибудь из офиса, чтобы оформить визу.
Раскрыл чемодан и начал упаковываться, методично и не задумываясь: руки сами делали, что надо. Время летело незаметно. В ванной собрал свои туалетные принадлежности, одноразовые лезвия, маленький тюбик крема для бритья, крошечный тюбик зубной пасты, миниатюрный дезодорант. Все это засунул в дорожную аптечку.
Сквозь открытую дверь до него долетала приглушенная музыка, как будто из другого времени и места. В квартире господствовал полумрак: только у кровати горела лампа.
