Дмитрий Вересов - Черный ворон
— Девочки, вы бы постыдились. Ребенок в доме. Девки хмыкали и переходили на пение вполголоса.
В других отношениях Марина Александровна за нравственность сына была спокойна. Она знала, что среди всей этой лимитной шушеры есть масса охотниц за постоянной пропиской, готовых ради этого на все, но эти грубые, мужиковатые хабалки не имели ни малейшего шанса охмурить ее чадо: Ванечкины вкусы она изучила во всех мелочах.
Пристрастие сына к Бахусу больше беспокоило Марину Александровну — как он тут будет без ее присмотра? Но он все лето вел себя безукоризненно, и Марина Александровна успокоилась и на этот счет.
Перед отъездом она сложила в шкатулку все драгоценности, которые не брала с собой, заперла на ключик и положила в спальню, в просторное трюмо. Туда же поместила столовое серебро, дорогой хрусталь, перенесенный из гостиной еще до начала ремонта. Трюмо она тоже заперла и оба ключа спрятала в укромное, только ей одной ведомое местечко.
— Так, сынок, — сказала она, еще раз повторив все увещевания и наставления, которые накануне вечером обрушила на него. — Оставляю тебе двести тридцать рублей на питание и с малярами расплатиться. Спрячь их хорошенько и смотри, расходуй экономно. Восемьдесят отдашь Нинке, остальное они уже получили, а начнет еще выпрашивать — не давай, прояви твердость… Питайся регулярно, компаний в дом не води…
Пока мать не пошла по третьему кругу, Ванечка поспешно сказал:
— Да, ладно, ма. Я все понял — чай, не впервые замужем.
— Скажи, какой взрослый! — улыбнулась Марина Александровна. — Чтоб у меня тут без художеств! Приеду — накажу.
Она обняла сына.
Проводив мать до аэропорта и возвратившись домой, Ванечка первым делом позвонил Андрею Житнику, который должен был вернуться из стройотряда.
— Нет, старичок, сегодня не могу, — сказал Житник, когда Ванечка пригласил его к себе отметить встречу, свободу, наконец-то сданный экзамен и вообще. — Воссоединение семьи, святое, понимаешь, дело. Папа плачет, мама плачет и вокруг сыночка скачет… Жаждут пообщаться после двухмесячной разлуки. Давай-ка завтра подруливай к «Жигулям» прямо к открытию. Подзарядим батареи — и к тебе. А сегодня никак не могу. Может, Барону позвонишь?
У Барона ответили, что Эрика Вильгельмовича нет и неизвестно, когда будет. Ванечка спустился в гастроном и купил бутылочку «Киндзмараули» — в такой радостный день надираться не хотелось.
Утром его разбудил звонок в дверь. Он спросонок помчался открывать прямо в трусах, без очков.
— Здорово, кавалер! — оглушительно гаркнула Нинка. — Мы сегодня пораньше, заканчивать будем…
Ванечка махнул рукой — валяйте, мол — и поспешил к себе. Неудобно все-таки в одних трусах. Какие-никакие, а все же женщины.
Он подремал еще немного, потом встал, влез в халат, ополоснул лицо в кухне, наскоро позавтракал кофе с бутербродом, переоделся и направился к выходу.
Когда он зашнуровывал ботинки, в прихожую высунулась Нинка.
— Далеко ль собрался, кавалер?
Ванечка с удивлением посмотрел на нее.
— Нет. А что?
— Нам еще часика на три осталось. Потом надо тебе работу принять, рассчитаться честь по чести…
Ванечка отмахнулся.
— Да ладно. Я ненадолго.
У «Жигулей» он был ровно в одиннадцать, к самому открытию. Огромная толпа штурмовала двери. Что поделать, на весь большой город было тогда всего четыре пивных учреждения, где подавали не разбавленную мыльной водичкой ослиную мочу в кружках, а относительно сносный бутылочный продукт: «Жигули» на Владимирском, так называемый «Маячок» на углу Невского и Маяковской, «Медведь» на Потемкинской и еще одно заведение в стиле «нэп» на Староневском. Именно в эти точки съезжались серьезные любители со всего Ленинграда, и обслужиться по-быстрому можно было лишь при особо удачном стечении обстоятельств. Сегодня таких обстоятельств не намечалось — в толпе ни одной знакомой рожи; вместо старичка-швейцара, почетного клювиста, прозванного «Алексеем Николаевичем» за очевидное сходство с Косыгиным, торчит какой-то новый, молодой; выражение лиц у публики самое деловое — с такими на халяву не проскочишь.
Ванечка скромно вдвинулся в хвост очереди и начал тихо маяться. Минут через десять подошел Андрей, и стало полегче. За разговорами незаметно пролетело еще с полчаса. За это время очередь не продвинулась ни на одного человека — прорвавшиеся внутрь счастливцы явно не спешили расстаться со взятыми с бою местами. Андрей печально оглядел толпу и, позевывая, сказал:
— Что-то мне здесь не климатит. Торчим, как забытая клизма. Невдохновенно. Нет, понимаешь, окрыленности, романтизьму маловато. Ну проявим мы с тобой, душа Тряпичкин, стойкость, дождемся своего часу — так уж до самого закрытия не выйдем, жалко будет. Ну нажремся пива пенного, ну, станет рожа опупенная — и только? А ведь ты только оглянись вокруг — последнее летнее солнышко, птички там всякие и прочие отправления природы… Романтизьму душа требует… Короче, слушай диспозицию, портвайнгеноссе: сейчас мы — через магазин, естественно, — с полным боекомплектом выруливаем к тебе. Там мы легонько подзагружаемся чем-нибудь красненьким и прохладненьким, складируем запас и в самой что ни на есть боевой кондиции совершаем перелет в ЦПКиО, где и спикируем на двух подходящих телок…
— Да, но…
— Знаю-знаю, бабсклей — не лучший твой вид спорта. Успокойся, душа Тряпичкин, сегодня я угощаю. А ты будешь смотреть и молча учиться.
— Я… — воодушевленно начал Ванечка.
— А глазенки-то загорелись… Слушай дальше. После предварительной обработки возвращаемся с трофеями на базу и приступаем к работе по полной схеме. Идет?
— Идет! — убежденно согласился Ванечка.
— Переговоры прошли в духе полного взаимопонимания, — констатировал Житник. — Для начала сделаем небольшой крюк и отметимся чем-нибудь благородным, вроде мадеры. Чисто символически, грамм по триста, дабы не ломать установленную прогрессию…
В благородной распивочной рядом с Домом актера мадера в наличии имелась. Неспешно допив стаканчик, Ванечка прищурился и сказал:
— Знаешь, портвайнгеноссе, у меня, кажется, появилась мысль…
— Не может быть! — Брови Житника изумленно взметнулись. — У тебя — и вдруг мысль!
— Погоди, не сбивай… Понимаешь, флэт надолго пустой, денег как грязи, особо важных дел не маячит — хочется воспользоваться ситуацией по максимуму… Чтобы, значит, и кайфец пролонгировать, и «романтизьму» твоего по полной, — но чтобы красиво, не опускаясь до вульгарной пьянки… Ну, ты понимаешь…
— Угу, — одобрительно заметил Житник. — Высококультурное мероприятие деньков на десять. В таком деле главное — создать интимный круг. Чтоб лишние пиплы на хвост не садились, схему не ломали и хату не хезали… Ты, я, Барон… пара-тройка мочалок, естественно… Другие кандидатуры есть?
— Нет, — твердо сказал Ванечка.
— Тогда предлагаю по второму стакану не брать, а сразу по коням… План — закон, и его выполнение — дело чести каждого советского человека. Согласен? Тогда вперед.
Они двинулись по Невскому, потом свернули на Литейный и шли пешком до самого Финляндского, откуда до Ванечкиного дома оставалось всего четыре остановки. Для полноты ощущений они заходили в каждый соответствующий магазин и брали по одному экземпляру продукта. В итоге набралось пузырей двенадцать, от «Абрау-Дюрсо» до «Белого аиста». Хорошо, что у обоих были при себе сумки…
И только поднимаясь на лифте, Ванечка сообразил, что, спеша на встречу, оставил дома ключи. Он чуть было не взвыл, но тут же хлопнул себя рукой по лбу: в доме ж еще работают эти бабцы, про которых он забыл начисто, они и откроют. Пронесло! Андрей удивленно смотрел на стремительный «ряд волшебных изменений чудного лица» приятеля.
Доехав до шестого, Ванечка выскочил из лифта, подбежал к своим дверям, позвонил, нетерпеливо переступил с ноги на ногу, позвонил еще раз.
Дверь отворилась. Ванечка занес ногу, поднял глаза… И остолбенел, даже не сразу опустив поднятую ногу.
VI
В это утро у Нинки возникла небольшая проблема. Всю неделю они с Нелькой гнали простенькую, но выгодную халтуру в одной довольно богатой квартире совсем рядом с их нынешней площадкой.
И сегодня им обязательно надо было закончить и окончательно рассчитаться с хозяевами — на завтра Нинка наметила справлять день рождения, пригласила пару интересных мужичков, а денег на угощение не хватало и занять было не у кого — до получки осталось три дня. Нинка проснулась раненько и пошла расталкивать Нельку. Та лежала горячая, как печка, и только постанывала.
— Нелька, ты че, заболела, что ли?
— А-хррр, — сипела Нелька в ответ. Нинка подняла Нельку за плечи и развернула лицом к окошку.
