Домохозяйка (ЛП) - МакФадден Фрида
Что ж, мои планы пошли прахом. Когда Нина упомянула о тюрьме, Эндрю сидел как громом пораженный. Если б только я могла ему объяснить!..
На этот раз мне удалось добраться до лестницы без того, чтобы Нина окликнула меня и велела… ну, не знаю… передать масло с одной стороны стола на другую или что-то в этом роде. Заползаю на второй этаж, затем по темной узкой лестнице к себе на чердак. Захлопываю дверь своей комнатки, не в первый раз пожалев, что не могу запереть ее изнутри.
Плюхаюсь на кровать, еле сдерживая готовые брызнуть слезы. Интересно, когда Нина узнала о моем прошлом? Совсем недавно или все же она изучила мою биографию, еще когда брала меня на работу? Может, ей понравилась идея нанять узницу — человека, которым можно помыкать как угодно. Любой другой свалил бы от нее уже несколько месяцев назад.
И вот я сижу на постели, утопаю в жалости к себе, и тут мое внимание привлекает какой-то предмет, лежащий на прикроватной тумбочке.
Программка, которую я получила в театре.
Недоуменно кручу программку в руках. Почему она на моей тумбочке? Ведь после шоу я сунула ее в сумочку на память о волшебном спектакле. Моя сумочка стоит на полу, прислоненная к комоду. Так как же программка оказалась на тумбочке? Я ее из сумки не вынимала. Совершенно точно.
Значит, это сделал кто-то другой. Я запирала дверь, выходя из комнаты, но я ведь не единственная, у кого есть ключ.
У меня холодеет в животе. Я наконец начинаю понимать, почему Нина выдала ту реплику про тюрьму. Она знает, что мы были на Манхеттене вдвоем, знает, что мы с Эндрю смотрели шоу вместе. Не знаю, известно ли ей о нашей с ним ночи в «Плазе», но что нас не было дома в одиннадцать вечера, она, конечно же, знает. И я уверена: она достаточно сообразительна, чтобы проверить, регистрировались мы в отеле или нет.
Нина знает всё.
Я нажила себе опасного врага.
31
Нина сделала походы за покупками частью моего ежедневного режима пыток, поставив себе целью сделать их как можно более мучительными.
Она составила список покупок в продовольственном магазине, и все они весьма специфичны. Ей не нужно просто молоко, ей нужно органическое молоко с фермы в Квинсленде. А если в магазине нет в точности нужного товара, я должна писать ей об этом эсэмэску с приложением фотографий возможных замен. И тогда Нина потратит свои драгоценные минуты на то, чтобы написать ответ. Все это время я должна торчать в молочном отделе, ожидая ее распоряжений.
Как раз сейчас я нахожусь в хлебном ряду и посылаю ей записку:
Нантакетский хлеб на закваске распродан. Вот возможные замены.
Прилагаю фотографии всех сортов хлеба на закваске, имеющихся на полках. Теперь предстоит ждать, пока Нина не пересмотрит их все. Через несколько минут получаю эсэмэску:
А бриошь у них есть?
Теперь я должна послать ей фотки всех типов бриошей, имеющихся в магазине. Клянусь, к концу этого похода в супермаркет у меня сорвет башню. Она намеренно мучает меня. Но, если уж по справедливости, я же спала с ее мужем…
Делая снимки хлеба, я замечаю здоровенного мужика с седыми волосами, наблюдающего за мной с другого конца ряда. Он даже не скрывается. Выстреливаю в него глазами, и амбал, слава тебе Господи, ретируется. Ко всем моим бедам мне еще только сталкера не хватало.
Пока хозяйка разбирается с хлебом, я позволяю своим мыслям бродить где вздумается. Как обычно, они уносятся к Эндрю Уинчестеру. После разоблачений Нины он больше не пытался поговорить со мной, как намеревался. Она весьма эффективно отпугнула его. Не могу его упрекать.
Мне нравится Эндрю. Нет, не просто нравится. Я влюблена в него. Думаю о нем все время. Жить с ним в одном доме и скрывать свои чувства — вот где мучение. Более того, он заслуживает лучшей жены, чем Нина. Я могла бы сделать его счастливым. Я даже могла бы подарить ему ребенка, о котором он так мечтает. Да если уж на то пошло, любая была бы лучше, чем его нынешняя супруга.
Однако, хотя он сознает, что между нами есть душевная связь, ничего такого никогда не случится. Он знает, что я была в тюрьме. Он не захочет иметь дело с бывшей заключенной. Он будет терпеть эту ведьму, возможно, до конца своих дней.
Мой телефон жужжит.
Как насчет французского хлеба?
Поиски нужного хлеба занимают десять минут, но вот наконец я нахожу то, что подходит хозяйке. Качу тележку к кассе и вновь замечаю того же амбала. Он открыто пялится на меня. Что еще более тревожно — при нем нет тележки. Так что он, собственно, делает в магазине?
У кассы стараюсь управиться как можно быстрей. Складываю бумажные пакеты с продуктами обратно в тележку, чтобы выкатить ее наружу и переложить покупки в багажник своего «ниссана». У самого выхода на мое плечо ложится тяжелая лапа. Поднимаю голову — передо мной седой амбал.
— Прошу прощения! — Я пытаюсь вывернуться, но он держит крепко. Моя правая рука сжимается в кулак. На нас смотрит по меньшей мере десяток человек, значит, у меня есть свидетели. — Что вы делаете?!
Он указывает на карточку, свисающую с воротника его голубой рубашки и которую я раньше не заметила.
— Я охранник магазина. Пройдемте со мной, мисс.
Меня сейчас стошнит. Мало того, что я проторчала двадцать минут в этом проклятом магазине, купив всего ничего, так теперь меня еще и задерживают? За что?
— Да что случилось? — Я с трудом сглатываю.
Вокруг начинает собираться толпа. Замечаю двух дамочек из тех, что забирают детишек из школы — эти, я уверена, с радостью доложат Нине, что ее домработницу задержала охрана супермаркета.
— Пожалуйста, пройдемте, — повторяет амбал.
Следуя за охранником, я толкаю перед собой тележку — боюсь оставить ее без присмотра. Там товаров на двести долларов, и, если их украдут, Нина, конечно же, вычтет всю сумму из моей зарплаты. Вслед за амбалом захожу в маленький кабинет с обшарпанным деревянным столом и двумя пластиковыми стульями перед ним. Охранник приглашает меня сесть, и я усаживаюсь. Стул угрожающе скрипит под моим весом.
— Должно быть, произошла ошибка… — Всматриваюсь в карточку на шее у охранника. Его зовут Пол Дорси. — Что происходит, мистер Дорси?
Он хмурится, его отвислые щеки отвисают еще сильнее.
— Один покупатель сказал мне, что вы крадете товары из нашего супермаркета.
Я ахаю:
— Я никогда бы так не поступила!
— Может быть. — Он засовывает большой палец за пряжку своего ремня. — Но я должен расследовать это дело. Могу я взглянуть на ваш кассовый чек, мисс…
— Кэллоуэй. — Покопавшись в сумочке, я достаю смятую бумажную ленту. — Пожалуйста.
— На всякий случай предупреждаю, — говорит он, — мы заявляем в полицию обо всех случаях воровства из магазина.
Сижу на пластиковом стуле с горящими щеками, пока охранник тщательно просматривает кассовый чек и сверяет его с товарами в тележке. Мой желудок сжимается при мысли: а вдруг кассирша что-то не пробила как следует, и охранник обвинит меня в краже. И что тогда? Они заявляют в полицию обо всех случаях кражи. Значит, это посчитают нарушением условий моего досрочного освобождения.
Тут меня как молнией ударяет: для Нины это же как манна небесная! Она избавится от меня и при этом не приобретет репутации злой ведьмы, уволившей служанку ни за что ни про что. Не говоря уже о сладкой мести за то, что я спала с ее мужем. Конечно, угодить в тюрьму за соблазнение чужого мужа — слишком крутое наказание, но Нина, скорее всего, смотрит на дело иначе.
Но этого не может случиться. Я не воровала из магазина. Не выкопает он из моей тележки ничего, что не значилось бы в кассовом чеке.
Или выкопает?
Пока охранник тщательно изучает бумажную ленту, фисташковое мороженое в моей тележке постепенно превращается в жижу. Сердце колотится у меня в груди так, что я едва дышу. Не хочу обратно в тюрьму! Не хочу! Не пойду! Лучше наложу на себя руки.
— Что ж, — говорит он наконец. — Похоже, все в порядке.
