Варварин Остров - Альбина Равилевна Нурисламова
Никаких ужасов ни с кем не случалось: рабочие не пропадали и не травмировались, а сам темп строительства был на удивление бодрым, и природа будто бы способствовала начинанию.
– Вы не поверите, – рассказал как-то Матвей Савельевич, вернувшись с большой земли. – Там все дождем заливает, дороги раскисли, а над островом будто кто зонт раскрыл: ни капли не упало.
Позже такое случалось не раз и не два. Лето выдалось средненькое, небо то и дело хмурило лоб, заливаясь слезами дождей, и только на Пропащем было ясно и сухо.
«Но ведь это странно, – размышлял порой Иван Павлович, – странно и тревожно».
Не так давно по Быстрорецку ходили разговоры про Николая Федоровича Петровского, богатого коммерсанта, промышленника, которому вздумалось выкупить старую больницу для малоимущих, превратить ее в особняк и поселиться там с молодой красавицей-женой. Замысел Петровского многим казался непонятной блажью: с какой стати кому-то понадобилось жить в таком скорбном месте? Горожане знали, что на высоком холме, откуда был виден весь город, располагалась не только клиника, но и мертвецкая, куда во время мора свозили тела умерших со всего Быстрорецка.
Поначалу все казалось досужей болтовней, но со временем, когда в особняке стали пропадать люди, по городу поползли зловещие слухи о том, что дом Петровских проклят, поскольку стоит в месте, где обитает потустороннее зло. Кончилось все печально и для самого Петровского, и для его семьи, и история эта постоянно приходила на ум Комынину-старшему. Почему-то казалось, что и с ними всеми на Пропащем острове может случиться плохое.
Вдобавок Солодников как не пришелся Ивану Павловичу по душе в первый миг, так и не сумел завоевать его расположения. Скрытный тип, который упорно не объяснял, каким образом строительство храма может помочь Варе справиться с недугом.
Никто, кроме Ивана Павловича, ни о чем не тревожился, наоборот, люди радовались, что работы по возведению храма движутся с невиданной скоростью.
– Не иначе Господь помогает, – говаривали рабочие, – видать, благое дело делаем!
Разумеется, никому из трудившихся на стройке не говорили правды о том, что храм посвящен вовсе не христианскому богу.
– Зачем им знать? Пусть считают, что это обычная церковь, – сказал еще до начала стройки Солодников, и все с ним согласились.
Однако некоторое недоумение проскальзывало.
Во-первых, расположение церкви.
Солодников указал место почти в самой середине острова, в центре глубокой выемки (или, правильнее сказать, в овраге). Проще и логичнее было бы возвести храм на возвышенности, например, на высоком берегу реки – и красиво, и видно будет издалека.
– Зачем материалы в такую даль тащить? Еще и низину придется укреплять, чтобы края не осыпались, чтобы не заливало водой; ступени надо делать, – попытался высказать свое мнение Комов, но его не стали слушать.
Вторым моментом, который не прошел незамеченным, была необычная форма храма. Солодников точно указал, как он должен выглядеть, и облик здания отличался от вида всех прочих церквей.
Солодников предоставил чертеж, требуя, чтобы храм построили в точном соответствии с ним, и Матвей Савельевич, взглянув на схему, нахмурил кустистые седые брови:
– Простите, но тут, вероятно, какая-то ошибка. На чертеже вовсе не христианский храм. Я знаю, о чем говорю. Существует лишь несколько их типов: храмы строят в виде креста, в форме круга, в форме восьмиконечной звезды (означающей Вифлеемскую звезду, что привела волхвов к месту рождения Христа). Самые древние храмы возводились в форме корабля. Есть еще здания четырехугольной формы, а также встречаются строения смешанного типа: по внешнему виду одни, а внутри – другие. Но тут – круг, внутри которого находится треугольник, и это…
– Я признателен вам за то, что поделились своим мнением, – перебил Комова Владимир Константинович, – однако плачу не за то, чтобы вы читали нам лекции.
Матвей Савельевич открыл рот, собираясь что-то сказать, но передумал.
– Если наша договоренность в силе, надеюсь, вы приступите к работе и сделаете все так, как я прошу, – прибавил Комынин-младший.
– Безусловно, – суховато ответил Комов. – Прощу прощения за неуместные рассуждения.
Весну сменило лето, на смену ему пришла осень; строительство шло споро, без сложностей и каких-либо неприятных происшествий. Громы небесные не поражали храм, люди не сбегали со стройки, не жаловались, не боялись.
Постепенно тревога, которая снедала Ивана Павловича, стала отпускать его. И не только потому, что не было поводов переживать, но и потому, что Вареньке становилось все лучше, она расцветала на глазах, а любимый племянник был счастлив.
В ноябре Комынин-старший решил отправиться в Санкт-Петербург. Некоторые дела требовали скорейшего вмешательства, да и в присутствии на острове не было, пожалуй, никакой необходимости. Защищать Володю и Вареньку ни от чего и ни от кого не требовалось, работы шли без помощи Ивана Павловича, и он рассудил, что вполне может провести позднюю осень и зиму в комфорте большого города, а ближе к весне навестить племянника с женой.
– Не волнуйтесь, дядюшка, – говорил Володя, прощаясь с Иваном Павловичем, – езжайте спокойно.
– Можно бы и вам уехать. Чего тут в холода-то куковать? – без особой надежды предложил старик и получил ожидаемый ответ:
– Солодников считает, что Вареньке нужно быть тут до окончания строительства. Иначе болезнь может вернуться.
Когда Пропащий скрылся из виду, Иван Павлович почувствовал облегчение: остров по-прежнему действовал ему на нервы, был похож на зверя, который притаился в кустах, выжидая подходящий момент для нападения. Вместе с тем старика не покидало ощущение, что он совершает непоправимую ошибку, оставляя Володю наедине с…
С чем? Иван Павлович и сам не знал. Древний бог, в честь которого возводили храм, пока никому не причинил вреда. Наоборот, явно помогал Вареньке.
А если именно «пока»?
Осень и зима были долгими, но прошли и они. В череде дел немного позабылись тревоги, остров на расстоянии перестал казаться зловещим. От Володи регулярно приходили жизнерадостные, бодрые письма, в которых он рассказывал, как движется строительство. Оно, судя по рассказам племянника, не прекращалось ни на один день, несмотря на дожди, снега и морозы, которые абсолютно не мешали работам (и это было поразительно).
Последнее письмо пришло в конце февраля, как раз перед тем, как Ивана Павловича свалила в постель обострившаяся застарелая хворь. Лишь к апрелю Комынин-старший почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы вновь выходить из дому.
Решение отправиться на остров он принял, еще лежа в кровати, не будучи в состоянии воплотить его в жизнь. Да и теперь врач рекомендовал
